Ну, в конце концов, всегда остается небольшой шанс, что Квизл всё-таки ещё жива. Так что я сделал две вещи. Во-первых, устроил ещё одну Вспышку, надеясь, что её, паче чаяния, заметит кто-то ещё из нашей группы. Если память мне не изменяет, ближе всех находился фолиот, патрулирующий район Чаринг-Кросс. Довольно хлипкая личность, ни отваги, ни предприимчивости, однако сейчас мне сгодилось бы любое подкрепление, хотя бы в качестве пушечного мяса. После этого я, держась на высоте каминных труб, полетел на север, вдоль той улицы, откуда раздался треск. Я направлялся в сторону Британского музея. Летел я настолько медленно, насколько может лететь орел, не падая при этом на землю.[24] И непрерывно осматривал здания, находившиеся подо мной. Это был район магазинчиков, торговавших предметами роскоши, маленьких, тёмных, подчеркнуто скромных. Над дверями висели старинные рисованные вывески, намекающие на таящиеся внутри богатства: ожерелья, рулоны шелка, карманные часики, разукрашенные камушками. Судя по вывескам, в этом районе водилось немало золотишка, да и бриллиантами он был не обижен. Именно в эти заведения приходили волшебники, чтобы прикупить тех мелких излишеств, которые подчеркивали их статус. Богатые туристы тоже слетались сюда стаями. Жуткий треск более не повторялся. Все витрины магазинов выглядели целыми и невредимыми, лампочки в нишах над дверьми горели как горели, и деревянные вывески поскрипывали на ветру. Вокруг меня лил дождь. Местами булыжники совершенно исчезли под покрытой кругами поверхностью воды. Не было видно ни души, ни смертной, ни бессмертной. Такое впечатление, будто я летел над городом призраков. Улица слегка расширилась, огибая с двух сторон маленький пятачок, засеянный травкой и миленькими цветочками. Странно выглядело это место посреди узенькой улочки, странно и неуместно. Но потом вы замечали посреди газона старый, растрескавшийся столб и каменные плиты, полускрытые цветами, и вам становилось ясно былое предназначение этого места.[25] Сегодня газончик выглядел очень мокрым и жалким, но кое-что заинтересовало меня, заставив сделать круг и опуститься на вершину столба. Следы на траве. Это были отпечатки ног или нечто вроде того. Большие отпечатки. Они имели форму шпателя, и у широкого конца виднелся отдельно отстоящий отпечаток большого пальца. Следы шли через весь газон, и каждый отпечаток был глубоко вдавлен в землю. Я стряхнул влагу с перьев на голове и задумчиво побарабанил когтями по столбу. Чудесно. Просто чудесно. Мой злодей не только загадочный и могущественный — он ещё и большой и тяжелый. Все лучше и лучше. Своим орлиным взором я проследил направление, куда вели отпечатки. На протяжении первых нескольких шагов после газона они все ещё были видны: неведомый великан оставил за собой размокающие ошметки грязи. Потом следы исчезали, но было очевидно, что ни один из магазинов по обе стороны улицы от внимания вредителя не пострадал. Мой подопечный явно направлялся куда-то ещё. Я взлетел и полетел дальше вдоль улицы. Джиббет-стрит выходила на широкий бульвар, ведущий слева направо и исчезающий во тьме. Напротив возвышалась высокая, внушительная металлическая изгородь: каждый из столбиков метров шесть в высоту, сантиметров пять в толщину, и не полые, а литые. В изгороди имелись широкие двустворчатые ворота, и створки их стояли раскрытые. Точнее, не стояли, а висели раскрытые, на ближайшем фонаре, вместе с изрядным куском забора. А в самом заборе зияла огромная кривая дыра. Видимо, неведомая тварь разодрала его надвое, так она торопилась войти. Надо же, какой энергичный! Я же, напротив, приближался к дыре крайне неохотно. Подлетев к забору, я уселся на погнутом и искореженном металлическом столбе. За сломанными воротами была дорожка, ведущая к широкому и высокому крыльцу. Над крыльцом высился гигантский портик на восьми внушительных колоннах, присобаченный к огромному зданию, высокому, точно замок, и унылому, точно банк. Я помнил его по прежним временам: то был знаменитый Британский музей. Он уходил во все стороны, крыло за крылом, флигель за флигелем, дальше, чем хватал глаз. Размером музей был с приличный городской квартал.[26] Неужели тут действительно все такое огромное? Орел взъерошил перья, стараясь казаться покрупнее, но по-прежнему чувствовал себя унизительно крохотным. Я поразмыслил над ситуацией. Угадать, отчего неведомый, большеногий и, по всей видимости, очень сильный злодей явился именно сюда, было несложно. В музее хранилось столько добра, стоящего того, чтобы его уничтожить, что вражине хватило бы на неделю. Тот, кто стремился причинить британскому правительству побольше неприятностей — кто бы он ни был, — сделал весьма удачный выбор, и я мог с уверенностью сказать, что, если ночной вредитель беспрепятственно довершит свой труд, злосчастной карьере моего хозяина действительно придёт конец. Разумеется, отсюда вытекало, что мне надлежит последовать за ним внутрь музея.[27] Орел снялся со столба, спланировал над дорожкой, пролетел над крыльцом и сел между колонн портика. Впереди были мощные бронзовые двери музея. Но мой подопечный, как обычно, не стал искать лёгких путей и вместо дверей прошёл в музей прямиком сквозь каменную стену. Выглядело это не элегантно, но впечатляюще — настолько впечатляюще, что я малость струхнул и, вместо того чтобы устремиться следом, предпочел протянуть пару минут в поисках улик среди образовавшейся груды щебня. Зияющая дыра в стене походила на чёрную разверстую пасть. Я с почтительного расстояния заглянул внутрь, в нечто вроде вестибюля. Всё было тихо. Ни на одном из планов ничто не шевелилось. Груда щепок, битого камня и обломок вывески с жизнерадостной надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БРИТ» указывали путь, который проложил себе неведомый гость. В воздухе висело густое облако пыли. Стена слева была проломлена. Я прислушался. Вдали, за неумолчным шумом дождя, мне померещился отчётливый звук разбиваемых бесценных древностей. Я отправил в небо ещё одну Вспышку, на случай, если тот бездельник-фолиот все же соизволит взглянуть в мою сторону. Потом сменил облик и вошёл в здание. Свирепый минотавр[28] властно оглядел разоренный вестибюль. Из ноздрей у него валил пар, когтистые руки искали, в кого бы вцепиться, копыта нетерпеливо рыли мусор. Кто осмелится бросить вызов такому чудищу? Никто! Ну да, тем более что в помещении, как я и ожидал, никого не оказалось. Ладно. Прекрасно. Значит, придётся заглянуть в следующий зал. Без проблем! Минотавр перевел дух и на цыпочках прокрался сквозь обломки к пробитой стене. И осторожненько заглянул в пролом. Тьма, в окна барабанит дождь, по полу рассыпаны осколки амфор и финикийских горшков. И откуда-то издалека — звон бьющегося стекла. Злодей по-прежнему был на несколько залов впереди. Это хорошо. Минотавр отважно зашагал вперёд. Следующие несколько минут мы с ним довольно медлительно играли в кошки-мышки. Я каждый раз повторял все сначала: новый зал — пусто — грохот далеко впереди. Вредитель продолжал радостно вредить, а я опасливо крался за ним по пятам, не особенно стремясь его догонять. Да, признаю, в данном случае Бартимеус не спешил проявлять свою обычную отвагу. Можете назвать меня чересчур осмотрительным, но я памятовал о печальной судьбе Зенона и пытался измыслить какой-нибудь надежный способ не быть убитым. Судя по масштабам разрухи, царившей в залах, через которые я проходил, это никак не могло быть делом рук человеческих. Но кто же тут потрудился? Африт? Возможно, но совершенно не в их стиле. Африты, знаете ли, предпочитают магические атаки — скажем, высококлассные Взрывы и Инферно, — а тут не было никаких следов магии, сплошная грубая физическая сила. Марид? То же самое, и потом, уж наверное я бы давно почуял их магическое присутствие.[29] А между тем я не чувствовал никакой обратной связи. Все залы были холодны и пустынны. Это совпадало с тем, что мальчишка рассказывал мне о предыдущих атаках: судя по всему, здесь вообще не присутствовало никаких духов. Чтобы убедиться окончательно, я отправил слабый магический Импульс впереди себя, в очередную дыру, откуда доносился грохот. И стал ждать, когда Импульс вернётся ко мне, либо ослабленный (если впереди нет ничего волшебного), либо усиленный (если там таится что-то мощное). К моему замешательству, Импульс вообще не вернулся. Минотавр задумчиво потёр морду. Странно и смутно знакомо… Где-то я такое уже видел… Я прислушался, стоя у дыры. И снова не услышал ничего, кроме отдаленного грохота. Минотавр проскользнул в дыру… И очутился в огромной галерее, вдвое выше всех прочих залов. Дождь хлестал в высокие прямоугольные окна где-то под потолком, и откуда-то, возможно, с какой-то далекой башни, сочился слабый беловатый свет, слегка освещавший верхние части предметов. Галерея была наполнена древними статуями колоссальных размеров, окутанными тьмой: два ассирийских джинна-привратника — крылатые львы с человечьими головами, что некогда охраняли ворота Нимрода;[30] разношерстное сборище египетских богов и духов, выточенных из десятка сортов цветного камня и снабженных головами крокодила, кошки, ибиса и шакала;[31] огромные скульптурные изображения священных жуков-скарабеев; саркофаги давно канувших в Лету жрецов и, прежде всего, фрагменты высеченных из единого монолита статуй великих фараонов: обломки лиц, рук, торсов, ног, отрытые в песке и привезенные на парусниках или пароходах в серые северные земли. В других обстоятельствах я бы совершил здесь ностальгическую прогулку в поисках лиц давних друзей или хозяев, но сейчас время было неподходящее. Вплоть до середины галереи тянулся отчётливый коридор. Несколько фараонов помельче уже валялись по сторонам, точно жалкие кегли, а пара-тройка богов стояли куда ближе друг к другу, чем допустили бы это в жизни. Но с ними у хулигана проблем не возникло, а вот некоторые статуи покрупнее, похоже, сумели-таки оказать сопротивление. В середине галереи, прямо на пути злодея, высилось гигантское изваяние сидящего Рамзеса Великого, более девяти метров в высоту, из цельного куска гранита. Верхушка его головного убора слегка содрогалась; из темноты у её подножия доносился приглушенный скрежет — видимо, неведомый злодей пытался отпихнуть Рамзеса с дороги.[32] Через пару минут даже утукку мог бы сообразить, что такого здорового противника проще всего обойти стороной и продолжать свой путь. Но мой злодей продолжал трудиться над статуей, словно болонка, пытающаяся разгрызть слоновью берцовую кость. Так что, по всей видимости, мой противник (приятная мысль!) чрезвычайно глуп. Или, возможно (не такая приятная мысль), он просто крайне честолюбив и стремится причинить максимальный ущерб. Как бы то ни было, на данный момент он явно был занят по уши. И это давало мне возможность поближе взглянуть на то, с чем мне предстояло иметь дело. Минотавр беззвучно прокрался через тёмный зал к высокому саркофагу, который пока что оставался нетронутым. И выглянул из-за него в сторону статуи Рамзеса. Выглянул — и озадаченно нахмурился. У большинства джиннов идеальное ночное зрение. Это одно из бесчисленных преимуществ, которыми мы обладаем по сравнению с людьми. Понятие темноты для нас практически не имеет смысла, даже на первом плане, который способны видеть и вы тоже. Но теперь, хотя я со скоростью мысли просматривал все планы с первого до седьмого, я обнаружил, что не в силах пронзить взглядом глубокий омут черноты, расположенный у подножия статуи. Чёрное пятно то разбухало, то сжималось, но оставалось все таким же непроницаемым на любом из планов. То, что заставляло содрогаться Рамзеса, находилось глубоко во тьме, и разглядеть его я не мог. И тем не менее я вполне мог приблизительно определить его местонахождение. А поскольку злодей любезно оставался на одном месте, по всей видимости, наступило время для внезапной атаки. Я огляделся в поисках подходящего снаряда. Поблизости, накрытый стеклянным ящиком, лежал странный чёрный камень неправильной формы, достаточно скромного размера, чтобы его поднять, однако достаточно большой, чтобы расколоть башку африту. Одна сторона его была плоской, и на ней красовались какие-то письмена, но читать их мне было некогда. По всей вероятности, это были правила для посетителей, потому что они вроде бы были написаны на двух, не то трёх языках. В общем, ничего ценного. Минотавр аккуратно и бесшумно поднял стеклянный ящик, которым был накрыт камень, и поставил его рядом на пол, так же бесшумно. Потом оглянулся — облако черноты все так же агрессивно колыхалось у ног Рамзеса, однако статуя оставалась неподвижной. Хорошо. Минотавр повернулся, наклонился — и вот камень уже оказался в его мускулистых руках. Я принялся отступать назад, ища позицию повыигрышнее. Мне попался на глаза сравнительно небольшой фараончик. Лицо его было мне незнакомо — должно быть, он был не из самых известных. Даже его статуя вид имела слегка виноватый. Однако сидел он на высоком резном троне, стоящем на помосте, и колени его выглядели достаточно широкими, чтобы минотавру было где встать. Не выпуская из рук камня, я запрыгнул сперва на помост, потом на трон, а оттуда на колени к фараону. Я прищурился через его плечо — превосходно: теперь я находился как раз на расстоянии броска камнем от пульсирующей черноты, и притом достаточно высоко. Я напряг свои козлиные ноги, занёс руку, фыркнул, призывая удачу, и запустил камень по крутой траектории, точно из осадной катапульты. На секунду — а может быть, на две — его исчерченная письменами поверхность взблеснула в свете, падающем из окон, а потом камень рухнул вниз, точнехонько перед статуей Рамзеса, в середину чёрной тучи. Хрясь! Раздался удар камня о камень, скалы о скалу. Из тучи полетели во все стороны мелкие чёрные осколки, рикошетя от стен и разбивая стеклянные витрины. Ну, во всяком случае, во что-то я попал, и попал сильно. Чёрная туча вскипела, точно охваченная порывом гнева. На миг завеса отдернулась. Я мельком разглядел в её глубине нечто ужасное и огромное, размахивающее гигантской рукой в безрассудной ярости. Потом облако снова сомкнулось и поползло в стороны, окутывая подножия близлежащих статуй, словно пытаясь вслепую нащупать супостата. А отважный минотавр тем временем старался сделаться как можно незаметнее: я съежился на коленях фараона и подсматривал сквозь щелочку в мраморе. Даже рога мои слегка поникли, чтобы не быть замеченными. Я следил, как тьма двинулась вперёд: то, что находилось внутри неё, направилось на поиски недруга. Оно оставило статую Рамзеса в покое и поползло вперёд, поочередно окутывая близлежащие статуи. До меня доносились равномерные глухие удары — звук шагов невидимых ног. По правде говоря, мои надежды на успех были и так не особенно велики, раз уж мой противник был в состоянии проходить сквозь каменные стены. И все же я был слегка разочарован тем, что камень причинил злодею так мало вреда. И тем не менее это все же позволило мне хотя бы мельком увидеть существо внутри облака, а поскольку одной из моих задач, если я не сумею уничтожить эту тварь, было раздобыть хоть какие-то сведения о ней, моё поручение, пожалуй, можно было считать отчасти исполненным. Если небольшой камень сумел пробить небольшую брешь в окутывающей его тьме — что удастся сделать с помощью большого? Колышущееся облако уползло прочь, исследовать подозрительную группу статуй на другом конце галереи. Минотавр неслышно, точно тень, соскользнул с колен фараона и короткими перебежками устремился на противоположную сторону галереи, где он заприметил стоящий у стены огромный, высеченный из песчаника торс другого фараона.[33] Торс был высоченный, метра четыре. Я протиснулся в тень позади него, прихватив по дороге маленькую погребальную урну с соседней витрины. Хорошенько спрятавшись, я высунул наружу волосатую руку и швырнул урну на пол в трёх метрах от себя. Урна разбилась с подобающим грохотом. Облако тьмы тотчас же развернулось и резво поплыло на шум, как будто только того и ждало. Торопливые шаги эхом отдавались в зале. Щупальца тьмы тянулись во все стороны, охлестывая статуи, мимо которых проплывало облако. Облако приблизилось вплотную к разбитой урне и остановилось над ней, неуверенно колыхаясь. Оно стояло как раз в нужном месте. К тому времени минотавр успел вскарабкаться до середины каменного торса, упереться спиной в стену и изо всех сил толкнуть статую своими раздвоенными копытами. Торс качнулся, слегка поскрипывая.[34] Чёрная туча мгновенно уловила звук и устремилась в мою сторону. Однако она опоздала. Я толкнул ещё разок, и центр тяжести статуи сместился необратимо. Она тяжко обрушилась вниз, прямиком на чёрную тучу. Удар был столь силен, что облако распалось на тысячу рваных клочков, которые так и полетели во все стороны. Я вовремя отскочил в сторону и ловко приземлился на пол. И поспешно оглянулся, чтобы узнать, что получилось. Торс не долетел до пола. Он раскололся пополам, и верхняя его часть висела где-то в метре над землей, как будто под нею находилось нечто объемистое. Я осторожно подошёл поближе. С той стороны, где я стоял, мне было никак не разглядеть, что за тварь лежит без сознания, придавленная статуей. И тем не менее, судя по всему, мне удалось добиться успеха. Сейчас улечу отсюда, свяжусь с мальчишкой — и да здравствует свобода! Я приблизился и наклонился, чтобы взглянуть, что лежит под статуей. И тут из-под неё быстрее мысли вылетела гигантская рука и ухватила меня за волосатую ногу. Рука была сине-зелёная, четырехпалая, твёрдая и холодная, как могильная плита. В ней виднелись прожилки, точно в мраморе, но в этих прожилках струилась жизнь. Рука стиснула мою сущность, точно клещами. Минотавр взревел от боли. Надо было сменить облик, вырваться из этого кулачища — но у меня голова шла кругом, и я не мог сосредоточиться. Жуткий холод разлился вокруг, окутал меня, точно одеялом. Я чувствовал, как пламя во мне угасает, как энергия уходит из меня, будто кровь, вытекающая из раны. Минотавр пошатнулся и рухнул на пол, словно брошенная марионетка. Вокруг меня царило ледяное одиночество смерти. Но тут неожиданно каменное запястье дернулось, хватка разжалась; тело минотавра взлетело в воздух и, описав кривую дугу, шлёпнулось о ближайшую стену. Я на миг потерял сознание и кубарем обрушился на пол. Некоторое время я лежал там, оглушенный, не понимая, что происходит. До меня донесся скрежет, как будто каменный торс сдвинулся в сторону — но я ничего не предпринял. Я почувствовал, как содрогнулся пол, словно статуя наконец упала, — и ничего не предпринял. Я услышал сперва один, потом другой тяжкий удар — это гигант встал на свои каменные ноги, — а я снова ничего не предпринял. Однако всё это время ужасающий жгучий холод от прикосновения огромной руки мало-помалу рассеивался, и огонь во мне разгорался вновь. И вот, когда каменные ноги целеустремленно направились в мою сторону и я почувствовал, как что-то пристально уставилось на меня ледяным взглядом, ко мне вернулось достаточно энергии, чтобы начать действовать. Я открыл глаза. Увидел надвигающуюся тень. Мучительным усилием воли минотавр снова сделался котом. Кот подпрыгнул в воздух, увернувшись от опускающейся на него ножищи, вдавившейся глубоко в паркет. Он приземлился немного в стороне, ощетинившись, как сапожная щетка, и с воплем подскочил снова. В прыжке он оглянулся и увидел надвигающегося противника во всей его красе. Вокруг него уже сызнова, точно шарики ртути, собирались клочья чёрной тьмы, образуя непроницаемую завесу. Однако на виду оставалось достаточно, чтобы я успел разглядеть в лунном свете силуэт, повернувший голову в ту сторону, куда я отскочил. На первый взгляд казалось, будто то ожила одна из статуй, стоявших в зале: огромная фигура с более или менее человеческими очертаниями, метров трёх в высоту. Две руки, две ноги, массивный торс, относительно маленькая, гладкая головка на плечах. Всё это существовало только на первом плане. На всех остальных царила абсолютная, непроглядная тьма. Кот приземлился на чешуйчатую голову Себека, бога в облике крокодила, и на миг застыл, вызывающе шипя. Все в этой фигуре излучало чуждость. Я чувствовал, как энергия уходит из меня просто оттого, что я на неё смотрю. Фигура шагнула в мою сторону с неожиданным проворством. На мгновение её лицо если это можно было назвать лицом, — озарилось светом из окна, и всякое сходство с древними статуями тотчас исчезло. Статуи, все, как одна, были выточены с большим тщанием — египтяне всегда славились этим, наряду со своей сложной религией и общественным устройством. В этом же существе первое, что бросалось в глаза — помимо размеров, — это то, как грубо, как неестественно оно выглядело. Поверхность кожи была неровной, комковатой, растрескавшейся, как будто его лепили впопыхах. Ни ушей, ни волос. Там, где должны были находиться глаза, зияли две круглые дырки, выглядящие так, словно их проковыряли тупым концом огромного карандаша. Носа тоже не было, а рот выглядел как огромный разрез, слегка приоткрытый, жадно и тупо, как у акулы. А в центре лба — овальная выпуклость, которую я явно видел прежде, причём не так давно. Выпуклость была довольно маленькая, из того же тёмного сине-зелёного вещества, что и остальная фигура, но настолько же сложная и выверенная, насколько грубы были лицо и тело. Это был открытый глаз, без век и ресниц, но с тщательно прорисованной радужкой и круглым зрачком. И в центре этого зрачка, прежде чем завеса черноты скрыла его от моего взгляда, я уловил отблеск тёмного разума, следящего за мной. Тьма набросилась; кот отскочил. Я услышал, как позади меня раскололся Себек. Я спрыгнул на пол и рванул к ближайшей двери. Пора было уходить. Я выяснил всё, что надо. Не стоило обманывать себя: больше я ничего сделать не мог. Над головой у меня что-то просвистело, ударилось о дверь и застряло в ней. Я выскочил в соседний зал. Тяжкие шаги грохотали следом. Я очутился в маленьком, тёмном зале, увешанном хрупкими туземными тканями и коврами. Высокое окно в конце зала сулило путь к спасению. Кот устремился к нему, встопорщив усы, прижав уши к голове, скребя когтями по полу. Он прыгнул — и в последний миг свернул в сторону, выругавшись совсем не по-кошачьи. Он успел заметить за окном светящиеся белые линии мощных уз. Волшебники прибыли. Они запечатали нас в музее. Кот развернулся, ища другого выхода. Не нашёл. Чертовы волшебники! Кипящее облако тьмы заполнило дверной проем.