— Давайте посмотрим… И он, не расцепляя рук, принялся загибать пальцы. — Терроризм; принадлежность к антиправительственной группировке; измена мистеру Девероксу, государству и всей империи; вандализм, бесцельное уничтожение и порча собственности; покушение на убийство; неоднократные кражи; осквернение священного для всех места… Я мог бы продолжать, но к чему расстраивать вашу матушку? Чрезвычайно прискорбная ситуация: у таких порядочных, законопослушных родителей — и такая дочь. — Ничего не понимаю, — ответила Китти все тем же ровным тоном. — Это серьёзные обвинения. Какие доказательства у вас имеются? — Вас видели в обществе известных преступников, участников так называемого Сопротивления. — Видели? Кто именно меня видел? Где свидетели? — Кэтлин, глупая девчонка, расскажи ему всю правду! — вмешался отец. — Папа, заткнись. — Этих известных преступников, — продолжал волшебник, — нашли сегодня утром мертвыми в Вестминстерском аббатстве, в склепе, который они предварительно ограбили. Одним из них был некто мистер Пеннифезер — я так понимаю, что вы на него работаете. — Всегда знала, что он из подозрительных! — прошептала мать Китти. Китти тяжело вздохнула: — Мне очень жаль это слышать. Но вряд ли вы можете рассчитывать, что мне известно все, чем занимался мой работодатель в нерабочее время. Придумайте что-нибудь получше, мистер Мэндрейк. — Так вы отрицаете, что общались с этим Пеннифезером в свободные от работы часы? — Разумеется. — А как насчёт его дружков-изменников? Например, двух юнцов по имени Фред и Стенли? — На мистера Пеннифезера очень многие работали по скользящему графику. Я их, конечно, знаю, но не очень хорошо. Это все, мистер Мэндрейк? Я не верю, что у вас вообще есть какие-то доказательства. — Ну, если уж на то пошло… — Волшебник откинулся на спинку кресла и усмехнулся. — Можно было бы спросить, откуда на вашей одежде эти зелёные пятна. Если присмотреться, выглядят они точь-в-точь как могильная плесень. Можно было бы спросить, отчего вы не явились на работу сегодня утром, при том, что магазин открываете именно вы. Можно было бы обратить внимание на документы, которые я только что нашёл в архиве. В них говорится о некоем судебном процессе — Кэтлин Джонс против Джулиуса Тэллоу. Очень интересный случай. У вас уже имеется криминальное прошлое, госпожа Джонс. Вы были оштрафованы на значительную сумму за нападение на волшебника. И кроме того, не в последнюю очередь, имеется свидетель того, как вы принимали участие в краже вместе с ныне усопшими Фредом и Стенли; свидетель, на которого вы напали и оставили в покое, сочтя его мертвым. — И кто же этот свидетель, скажите на милость? — рявкнула Китти. — Кто бы это ни был, он лжет! — Да нет, свидетель очень надежный. — Волшебник хмыкнул и откинул назад волосы, падающие ему на лицо. — Узнаёте? Китти смерила его непонимающим взглядом. — Узнаю? Кого? Волшебник слегка нахмурился. — Меня, конечно. — Вас? Мы разве встречались? — А вы не припоминаете? Ну что ж, это было несколько лет тому назад; должен признать, я тогда был другим. — Менее пижонистым? Китти услышала, как её мать застонала в отчаянии. Этот стон произвел на неё так мало впечатления, как будто его издал кто-то совершенно посторонний. — Не нахальничайте, барышня! Волшебник поменял позу — не без труда, учитывая, какие узкие у него были брюки, — и сухо улыбнулся. — Хотя, впрочем, почему бы и нет? Валяйте, говорите всё, что вам в голову взбредет. На вашу судьбу это никак не повлияет. Теперь, когда Китти точно знала, что это конец, она обнаружила, что ей совсем не страшно. Она испытывала только всепоглощающее раздражение в адрес этого зелёного выскочки, сидящего напротив. Она скрестила руки на груди и посмотрела ему прямо в глаза. — Ну давайте, — сказала она. — Объясните, что, по вашему мнению, я должна помнить. Юнец прокашлялся. — Быть может, это освежит вашу память. Три года тому назад, на севере Лондона… Одной холодной декабрьской ночью… Нет? Не помните? Он вздохнул. — Некий инцидент в тёмном переулке? Китти устало пожала плечами: — Я пережила немало инцидентов в тёмных переулках. Возможно, я вас забыла. У вас лицо незапоминающееся. — Да? А вот я вас на всю жизнь запомнил! Теперь он дал волю своему гневу: он подался вперёд, спихнул локтем чашку с подлокотника. Чай пролился на кресло. Он виновато взглянул на Киттиных родителей: — Ой… Извините… Мать Китти бросилась к нему и принялась промокать кресло салфеткой. — Что вы, что вы, мистер Мэндрейк! Не беспокойтесь, пожалуйста! — Видите ли, госпожа Джонс, — продолжал волшебник, приподняв чашку, чтобы мать Китти могла протереть под ней ещё раз, — я вас не забыл, несмотря на то что видел вас буквально пару секунд. И ваших коллег, Фреда и Стенли, я не забыл — ведь это они ограбили меня и собирались убить. — Ограбили? — Китти нахмурилась. — А что они взяли? — Ценное гадательное зеркало. — А-а… — В памяти Китти всплыли смутные воспоминания. — Так вы — тот мальчишка из переулка? Маленький шпион… Ну да, я вас помню — и вас, и ваше зеркало. Фиговое было зеркало. — Я его сам сделал! — Мы даже не смогли заставить его работать. Мистер Мэндрейк не без труда взял себя в руки и заговорил угрожающе спокойным голосом: — Я вижу, что предъявленных вам обвинений вы уже не отрицаете. — Нет, не отрицаю, — ответила Китти и, сказав это, вздохнула куда свободнее, чем за все предыдущие месяцы. — Да, всё это правда. Всё, что вы сказали, и не только это. Жаль, что теперь всему этому конец. Хотя нет, погодите: одно я отрицаю. Вы говорите, что я оставила вас в покое, потому что приняла за мертвого. Это неправда. Фред хотел перерезать вам глотку, но я вас пощадила. Бог знает зачем. Вы мерзкий маленький прохвост. Без вас мир стал бы лучше и чище. — Она это не всерьёз! Её отец вскочил на ноги и встал между ними, словно надеясь собственной грудью закрыть волшебника от слов своей дочери. — Всерьез, всерьёз. — Юнец улыбался, но в глазах у него полыхал гнев. — Пусть говорит. Китти едва остановилась, чтобы перевести дыхание. — Я презираю и ненавижу вас и всех прочих волшебников! Вам плевать на людей, таких, как мы! Мы живем только… только ради того, чтобы кормить вас, прибираться у вас в домах и шить вам одежду! Мы трудимся, как рабы, на ваших заводах и фабриках, пока вы с вашими демонами купаетесь в роскоши! А если нам случается перейти вам дорогу — горе нам! Мы всегда остаемся в проигрыше, как Якоб! Вы подлые, злые, бессердечные и самодовольные! — Самодовольные? — Юнец поправил свой платочек в нагрудном кармашке. — Да у вас истерика, барышня. Я просто знаю себе цену и стараюсь выглядеть соответственно. Внешний вид весьма важен, знаете ли. — Да для вас ничего не важно! Отцепись, мам! Китти в ярости поднялась на ноги. Мать, обезумев от отчаяния, схватила её за плечи. Китти отпихнула её. — Кстати, о внешнем виде, — бросила она. — Эти брюки вам узки! — Да ну? — Юнец тоже встал. Его пальто взметнулось у него за плечами. — Знаете, с меня довольно. В лондонском Тауэре у вас будет предостаточно времени на то, чтобы как следует обдумать своё мнение о костюмах. — Нет! — Мать Китти осела на пол. — Мистер Мэндрейк, прошу вас… Отец Китти поднялся так скованно, как будто у него вдруг заныли все кости. — Неужели ничего нельзя сделать? Волшебник покачал головой. — Боюсь, что ваша дочь давно уже выбрала свой путь. Я сожалею об этом, поскольку вы оба явно верны правительству. — Она всегда была упрямой и опрометчивой девчонкой, — тихо сказал отец Китти, — но я никогда не подозревал, что она ещё и дурная. Этот инцидент с Якобом Гирнеком должен был бы чему-то нас научить, но мы с Айрис всегда надеялись на лучшее… А теперь, когда наши войска отправляются в Америку и со всех сторон как никогда угрожают враги, обнаружить, что наша девочка — изменница, по уши в преступлениях… Это раздавило меня, буквально раздавило, мистер Мэндрейк. Я ведь всегда учил её только хорошему. — Нуда, разумеется! — поспешно ответил волшебник. — И тем не менее… — Я её почетный караул водил смотреть и на парады по праздникам. Она сидела у меня на плечах в День Империи, когда толпа на Трафальгарской площади приветствовала премьер-министра в течение целого часа. Вы-то этого, наверное, не помните, мистер Мэндрейк, вы сами ещё так молоды, но это было великое событие. И вот теперь моей маленькой дочурки больше нет, а вместо неё откуда-то взялась эта угрюмая мерзавка, которая совершенно не считается с родителями, не чтит властей… Не любит родину…