Меньшее из зол. – Ахиллес, – сказал я. В моих раздражении и негодовании должны были читаться воля и власть. – Господи боже, опять, что ли, эти уродцы не заперли заднюю дверь? Мул, верный природе, не повел и ухом. С утомленной прямотой он задал свои обычные два вопроса. Что? Что здесь такого странного? И он был прав: такое происходило уже в четвертый или пятый раз за месяц. Наверное, почти рекорд. – А ну, – сказал я, быстро выволакивая его за гриву. В дверях я обернулся к Убийце. Обернулся, но не проявил эмоций: – К твоему сведению, ты следующий. Как ураган Город темный, но живой. В машине, полной народу, тишина. Ничего не осталось, кроме дороги домой. Перед этим было выставлено пиво, на всех вкруговую. Селдом, Жестянка, Магуайр. Шварц и Старки. Все они получили немного денег, даже малый по прозвищу Короста, поставивший на четырнадцать минут ровно. В ответ на ликование ему посоветовали потратиться на пересадку кожи. Остальное досталось Генри. Все это проделывалось под розово-серым небом. Лучшее граффити в городе. В какой-то момент Шварц рассказывал о хитростях с плевками на двухстах метрах, и тут девица задала вопрос. Она зависла со Старки на паркинге. – Что у этого парня с кукушкой? Но это был еще не вопрос по вопросу: тот появится через несколько мгновений. Весь этот бег. Весь этот махач. Девица подумала и скривилась: – Что это вообще за игра такая дурацкая? Вы тут все придурки. – Придурки, – повторил Старки. – Ну спасибо. Он приобнял ее, будто услышал о себе приятное. – Эй, милашка! Это Генри. Девица и горгулья разом обернулись, и Генри завернул улыбку. – Это не игра, а только тренировка! Она уперла руку в бедро – и вы догадались, что она спросила, эта девица с перекрученной бретелькой. Генри тут же постарался блеснуть: – Ну что, Клэй, просвети нас. За каким чертом ты тренируешься? Но в этот раз Клэй отвлекся от ее плеча. Он чувствовал пульс в ссадинах на скуле – по милости бакенбардов Старки. Здоровой рукой пошарил в кармане, как-то неестественно, затем сел на корточки. Теперь уже можно сказать: для чего тренировался наш брат, было такой же загадкой и для него самого. Он знал лишь, что работает и готовится ради какого-то дня, который однажды он узнает, – а этот день, как оказалось, уже пришел. Он ждал Клэя дома на кухне. Кэрбайн-стрит и Эмпайр-лейн, затем длинная Посейдон. Клэю всегда нравилось ехать домой этой дорогой. Ему нравились мотыльки, высоко и тесно клубившиеся вокруг разных уличных фонарей. Он раздумывал, возбуждает ли их ночь или успокаивает и умиротворяет; но в любом случае ночь давала им цель. Эти мошки знали, что им делать. Скоро уже въехали на Арчер-стрит. Генри: за рулем, правит одной рукой, улыбается. Рори: закинул ноги на торпеду. Томми: полусонный, привалился к высунувшей язык Рози. Клэй: не ведающий, что день настал. Наконец, Рори не выдержал покоя: – Блин, Томми, этой псине обязательно так громко, сука, пыхтеть? Трое посмеялись, кратко и смачно. Клэй смотрел в окно. Может, Генри подошло бы вести машину как попало, лихо подлететь к дому, но было совсем не так. Включенный у дома соседки миссис Чилман поворотник. Плавный поворот – настолько ловкий, как только позволила машина. Фары погасли. Дверцы распахнулись. Лишь одно потревожило царивший вокруг покой: как они закрыли машину. Четыре быстрых хлопка расстреляли дом – и все двинулись прямиком на кухню. Они толпой шли через лужайку. – Кто-нибудь из вас, уродцев, знает, что на ужин? – Остатки. – Да, так и есть. Их ступни разом вспахали крыльцо. – Пришли, – сказал я. – Так что готовься сматываться. – Понимаю. – Ничего ты не понимаешь. В ту секунду я пытался разобраться, почему все же его не выгнал. Всего несколько минут назад, когда он сообщил мне, зачем приехал, мой голос, отрикошетив от тарелок, впился Убийце прямо в горло: – Ты хочешь – что? Может, я почувствовал, что шестерни уже пришли в движение: это все равно должно произойти, и если должно сейчас, пусть так. Кроме того, несмотря на жалкий вид, я почувствовал в Убийце и кое-что иное. В нем чувствовалась решимость, и, конечно, вышвырнуть его вон было бы такое удовольствие – эх! Схватить за локоть. Поднять на ноги. Выпихнуть за дверь. Иисусе Сладчайший, это было бы упоительно! Но это поставило бы нас под удар. Убийца может явиться вновь, пока меня не будет. Нет. Лучше уж так. Самый верный способ покончить с этим – собраться нам всем пятерым, продемонстрировать силу. Ладно, стоп. Уточним: четверым и одному предателю.