— Понятия не имею. Но если бы узнал, то точно ни копейки бы больше не дал. Он сам воспитывался по интернатам, поэтому для него дети — это святое, — Новицкий криво улыбнулся. — Значит, он мог убить человека, который его обманывал? — осторожно поинтересовался капитан. Рената коротко хохотнула: — Неужели вы считаете, что человек уровня Касаткина будет марать руки? — Ну, не сам, конечно. Он вполне мог кого-нибудь нанять для этой цели. — Не, у отчима другие методы, — Артем потянулся и устроился поудобнее. — Он бы обчистил его, обобрал до нитки, опозорил в глазах всего света, да еще и под суд отдал. Убить — это слишком примитивно. Неинтересно. К тому же попахивает дешевой мелодрамой. — Забавно, — пробормотал себе под нос Проскурин, делая очередную пометку в блокноте. — Значит, примитивно. А как вы считаете, что за отношения были у Крутицкого с супругой? — Довольно странные, — нараспев произнесла Рената и плеснула в высокий стакан минеральной воды. — Будете? — она пододвинула стакан Проскурину, а себе взяла другой. — И почему же странные? — капитан с наслаждением проглотил холодную минералку, которая хоть немного помогла ему взбодриться. — Даже не знаю, стоит ли об этом говорить, — замялась девушка, в нерешительности водя длинными изящными пальчиками по стакану. — Короче, вы заметили, что наш коттедж находится на той же аллее, что и коттедж Крутицких? Так вот, мне в ночь с субботы на воскресенье не спалось. Для меня лучшее успокаивающее — это прогулка на свежем воздухе. Проскурин согласно кивнул, всем своим видом демонстрируя заинтересованность. — Я вышла из дома и пошла по тропинке по направлению к главной аллее. — Как же вы не испугались? Ночь все-таки! — по-бабьи всплеснул руками капитан. — До последнего времени я была уверена, что «Сосновый» одно из самых безопасных мест на земле. Егор Николаевич — человек, которому можно доверять, если вы понимаете, о чем я говорю. Он никогда не приехал бы в сомнительное место. Так вот. На балконе коттеджа Крутицких я заметила одинокую фигуру. Это был Антон Владимирович, он курил. В этот момент открылась дверь и на пороге появилась Элла, его жена. Было очень тихо, поэтому я слышала все почти дословно. Судя по голосу, у нее была самая натуральная истерика. Она выкрикивала что-то вроде того, что «если бы не мой отец, то ты никогда бы не поднял свой бизнес». И что-то еще по поводу того, что для него не существует понятия верности и чести. Ну и все в таком роде. — Какому еще отцу? — напрягся капитан. — Наверное, своему, — подал голос Артем. — Эллин папочка — Эдуард Ремизов — был большим человеком. Точно не знаю, но говорили, что он занимал не последний пост в правительстве Москвы. Именно поэтому Антошка и подсуетился — вовремя женился на Элле. Если бы не он, то не видать бы Крутицкому фонда, как своих ушей. — И где теперь этот всесильный отец? — Помер, — лениво процедил Артем. — Кажется около полугода назад, может меньше. Проскурин еле заметно выдохнул: слава Богу, пронесло! Еще чиновников в этой истории не хватало! Хорошо еще, что этот Ремизов вовремя перекинулся, иначе уже сегодня можно было бы писать заявление по собственному. — И что дальше? — с видимым облегчением вновь обратился он к Ренате, которая с легкой улыбкой на красиво очерченных губах слушала их диалог. — Крутицкий ничего не ответил. Он просто встал и молча выставил Эллу с балкона. Что было дальше я не знаю. Надеюсь, вы понимаете, если бы не крайние обстоятельства, я никогда бы ничего не рассказала. Все получилось совершенно случайно, — добавила она. — Конечно-конечно, — поспешно согласился Проскурин. — И все-таки, о чем конкретно шла речь, как вы думаете? — Понятия не имею. Хотя допускаю, что Антон Владимирович был не слишком примерным семьянином, — словно нехотя, добавила она, выдержав короткую паузу. — То есть, он изменял своей жене? — уточнил Проскурин. — Я бы не хотела говорить о том, в чем не уверена, — уклонилась от прямого ответа Рената. — Ну, допустим. А все остальные гости? У них могли быть с погибшим какие-нибудь счеты? Артем и Рената переглянулись. — Не знаю, — опять заговорила Рената. — И вообще, я почти всех присутствующих здесь вижу в первый раз. Кто-то мне симпатичен, кто-то нет, но это мои личные впечатления, и они не имеют к вашему расследованию абсолютно никакого отношения. Вам этот вопрос лучше задать Егору Николаевичу. — Согласен, мы вам вряд ли сможем помочь, — поддакнул Новицкий, подавив очередной зевок. — Да-а! — протянул Проскурин. — И последнее. Взгляните, вы узнаете эту девушку? Он достал из портфеля посмертный снимок найденной вчера в лесу незнакомки. — Какая некрасивая, — довольно равнодушно откликнулась Рената, разглядывая лицо на фотографии. — Это та самая несчастная, о которой вы вчера нам рассказывали? — Именно, Рената Олеговна. Вы уверены, что никогда не встречали ее? — Уверена. Хотя у нее такая невыразительная внешность, что на нее вряд ли обратишь внимание. Я вполне могла видеть ее где-нибудь на улице, но даже если и так, то сейчас вряд ли бы вспомнила. — А что скажете вы? — обратился Проскурин к Артему. Тот протянул руку и взял фотографию. Некоторое время он рассматривал снимок. На секунду капитану вдруг показалось, что маска безразличия сменилась смятением и даже испугом, но в тот же момент это прошло. — Нет, я ее не знаю, — наконец проговорил он. — Ты права, иметь такое лицо — просто оскорбление природе! — Скажите, а в субботу, в районе десяти часов вечера кто из гостей покидал банкет? Молодые люди недоуменно пожали плечами. — Я, честно говоря, на часы не смотрела, — ответила Рената. — Да и вообще, после официальной части все разбрелись кто куда. Сама я ушла часов в одиннадцать. Терпеть не могу поздно ложиться. — Я тоже не могу сказать ничего определенного. Все разговаривали, входили-выходили. Кстати, в десять часов началась живая музыка. Этакая тягомотина из Страдивари и Рахманинова, — добавил Артем. — В смысле? — не понял Проскурин. — Артем имеет в виду, что были скрипка и фортепиано, — пояснила Регина и бросила укоризненный взгляд на жениха. — А, понятно, и что? — Ну, народ начал подтягиваться. Не понимаю, как такое может нравиться! — А, может быть, вы помните, кого в тот момент точно не было? — Не, не помню, потому, что сам вышел. Терпеть не могу все эти классические слюни-сопли! — усмехнулся тот. — А вы, Рената? — Боюсь вас огорчить, но я точно не помню. Кажется, я разговаривала с Кристиной, а, может быть, это было позже. Помню Егора Николаевича, он беседовал о чем-то с Ильей Борисовичем Пахомовым и Добрыниной. Кажется, еще Кравчуки сидели за столом. Он все пытался себе подлить коньяка, а его жена протестовала, — Рената улыбнулась. — Вот, пожалуй, и все. Но я повторю — я не могу ручаться! Никто же не знал, что эта информация может когда-нибудь понадобиться! — Ну, хорошо, а во сколько вы проснулись в воскресенье? — Я — около восьми. Решила до завтрака сходить в спортзал и поплавать в бассейне. — Вы никого не заметили, когда вышли на улицу? — Нет, только садовник копался на клумбе. А в зале я встретила Диму Кострова. — Он уже был там? — насторожился Проскурин. — Да, я пришла позже него. — Ясно, — Проскурин сделал еще одну пометку в своем блокноте. — Скажите, вы в то утро проходили мимо коттеджа Крутицких? — Да, конечно, я же уже говорила, что это по пути от нас в главный корпус. — И? Ничего не заметили? — Абсолютно! — покачала она головой. — Тихо было, только птицы пели. — А вы, Артем Павлович? Тоже по утру занимались спортом? — Я спал, капитан! — развязно улыбнулся Новицкий. — Ненавижу ранние подъемы. — Что ж, спасибо. Я, пожалуй, пойду, — Проскурин взглянул на часы и, подхватив свой портфель, встал. — Я вас провожу, — вызвалась Рената. Проскурин накинул куртку, подхватил свою папку и они вышли в коридор. — Кстати говоря, мне показалось, что Кристина Кострова вас недолюбливает. — С чего вы взяли? — Рената удивленно приподняла брови. — Она почему-то настаивает, что убийства совершили именно вы. До свидания! Проскурин шагнул в серую морось и, поплотней запахнувшись, медленно двинулся по тропинке. После теплого помещения, на улице его моментально пробрал озноб. Поспать сегодня удалось всего часов пять, а под утро еще и давление подскочило.