Мистер де Лайл заиграл песню из фильма «Мулен Руж»[21] — легкую, нежную и сентиментальную. Мелинда в последнее время наигрывала ее, пытаясь подражать стилю Чарли. Вику хотелось сказать Хорасу: «Ты знаком с Чарли де Лайлом? Нет? Ну так будешь. Скорее всего, еще до вечеринки у Коуэнов». — Как тебе новый пианист? — спросил Хорас. — С ним наша гостиница стала не хуже нью-йоркских. — Вроде неплох, — сказал Вик. — Я бы лучше посидел в тишине. В этом году у Лесли дела идут неплохо. Говорят, свободных номеров нет, да и в баре народу прилично. Хорас полуобернулся и посмотрел на де Лайла, сидящего к ним в профиль. «Этот человек был сегодня на свидании с моей женой, — хотелось сказать Вику твердым голосом. — Я не хочу ни смотреть на него, ни слышать его». — Как его зовут? — спросил Хорас. — Понятия не имею, — ответил Вик. — Похож на итальянца. Хорас вернулся к выпивке. Он действительно похож на итальянца худшего пошиба — нет, на самом деле подобное сравнение оскорбило бы итальянскую нацию. Его трудно было отнести к какой-либо конкретной национальности, в нем сплавились воедино худшие черты разных романских народов. Он выглядел так, как будто всю свою жизнь уворачивался от ударов, которые, вероятно, сыпались на него по заслугам. — Ну что, повторим? — спросил Хорас. Вик очнулся: — Пожалуй, нет, Хорас. Я обещал Мелинде быть дома к половине седьмого. — Ладно, будешь, — улыбаясь, сказал Хорас. Вик настоял на том, что он заплатит. И они вместе вышли на свежий воздух. 9 Коуэны устроили костюмированную вечеринку Прийти нужно было, одевшись своим любимым героем или героиней — вымышленными или реальными. Мелинде выбор дался нелегко. Она металась между Марией Стюарт, Гретой Гарбо, Энни Оукли[22]и Клеопатрой и подозревала, что Скарлетт О’Хара нарядится кто-нибудь еще, хотя Вик и сказал, что сомневается в этом. Мелинда мысленно перебрала их всех, в подробностях представляя одеяние каждой. Ей хотелось подыскать самую лучшую героиню, но ничего подходящего не придумывалось. — Мадам Бовари? — предложил Вик. Наконец она все-таки выбрала Клеопатру. На вечеринке Коуэнов должен был выступать Чарли де Лайл. Это устроила Мелинда. С наивным торжеством она похвасталась Вику, что уговорила Чарли согласиться на гонорар в пятьдесят долларов, а не в сто и что Эвелин Коуэн сочла эту цену вполне приемлемой. В душе Вика шевельнулось отвращение. — Я думал, его пригласили как гостя. — Да, но тогда он не стал бы играть. Он очень гордится своей работой. Он говорит, что артист не должен работать даром. В обществе незнакомых людей он не притрагивается к роялю, потому что это непрофессионально. Я его понимаю. Она всегда понимала де Лайла. В последнее время Вик ничего не говорил ни о де Лайле, ни о том, что Мелинды часто не бывает дома. В целом ничего не изменилось; правда, де Лайл больше не приходил поужинать, а Мелинда больше не исчезала на всю ночь. Они еще не появлялись на вечеринках, куда Мелинда могла бы притащить Чарли, так что, наверное, никто из знакомых пока ничего не заподозрил, думал Вик, кроме, может быть, Эвелин Коуэн. Но конечно же, все всё узнают после вечеринки у Коуэнов, поэтому Вик и ждал ее с таким ужасом. Он с радостью не пошел бы туда, как-нибудь уклонился бы, однако же понимал, что его присутствие будет немного сдерживать Мелинду, и логика подсказывала, что лучше пойти. К сожалению, от логики легче не становилось. Ксенофонт печатался. Стивен весь день стоял у станка, выдавая каждые пятнадцать секунд по странице. Вик сменял его три-четыре раза в день, пока тот отдыхал, занимаясь чем-нибудь другим. Жена Стивена, Джорджиана, на восьмом месяце беременности родила второго сына. У нее и ребенка все было хорошо. Стивен никогда еще не был таким радостным, и, казалось, в августе вся печатня была пронизана его счастьем. Вик запустил второй станок, чтобы печатать одновременно со Стивеном. Греческого шрифта хватало на пять страниц набора, но если бы Стивен работал один, без помощи Вика, то на двадцать страниц у него ушло бы больше месяца. Тираж составлял сто экземпляров. Вик был столь же вынослив у станка, как и Стивен, он любил час за часом стоять в тишине, когда слышно было только, как тигли ударяют по бумаге, а в открытые окна летнее солнце струило лучи на свежеотпечатанные листы. В августе все в типографии шло своим чередом. Каждый вечер в половине седьмого или в семь Вик покидал этот безмятежный мир и попадал в хаос. С самого основания типографии он всегда по вечерам оказывался в беспокойном мире, но никогда прежде эти миры не отличались так разительно. Никогда прежде контраст между ними не вызывал в нем чувства, что его разрывает на части. Лишь за день до костюмированной вечеринки Коуэнов Вик задумался о своем наряде и решил, что будет Тиберием. Костюм был простым: тога, сделанная из желтовато-кремовой шторы, когда-то висевшей на окне гостиной, домашние шлепанцы без каблуков, с кожаными ремешками, перекрещивающимися над пальцами, две дешевенькие застежки-клипсы классического стиля, которые он сам купил, не желая искать что-то похожее среди бижутерии Мелинды, — и все. Наверное, приличия ради нужно будет надеть под все это футболку и шорты, а не просто нижнее белье. Вечеринка состоялась в субботу — выходные выдались жаркими, но по-настоящему теплых вечеров в Беркширских горах не бывает, так что светильники, расставленные по краям лужайки и вокруг бассейна Коуэнов, не только создавали праздничную атмосферу, но и источали приятное тепло. Вик и Мелинда приехали рано, без четверти девять, чтобы Мелинда успела встретить Чарли, которого ожидали к девяти, и представить его Коуэнам. Пока тут были только Меллеры, они сидели с Коуэнами на террасе, где светильников было больше, а на низком столике в окружении бокалов стояла огромная чаша с пуншем. — Привет, привет! — поздоровалась с ними Эвелин. — О, к нам явилась Клеопатра! — Вечер добрый. — Мелинда, в зеленом платье со шлейфом, величественно поднималась по ступенькам террасы, дымя сигаретой, вставленной в держатель кольца-змейки, надетого на указательный палец. Она даже выкрасила волосы хной. — И Цицерон? — спросил Хорас Вика. — Возможно, — признал Вик, — но я имел в виду другого. — A-а, Тиберий, — сообразил Хорас. — Верно. — Вик как-то говорил Хорасу, что в последнее время интересуется Тиберием и читает о нем все, что можно найти. — А ты? — Вик удивленно разглядывал живот Хораса, увеличенный подушкой. — Венецианский Санта-Клаус? Хорас рассмеялся: — Совсем холодно! Ты подумай. Но подумать у Вика не получилось, потому что Эвелин вручила ему бокал пунша. — Можешь весь вечер больше не пить, если не хочешь, но это выпей обязательно — за удачу! — сказала Эвелин. Вик отсалютовал бокалом Филу Коуэну и сказал: — За «Погребенные сокровища»! Пусть они будут найдены. Это название носила книга Фила. Фил с поклоном поблагодарил его. Прибыли Макферсоны, наряженные викингами, — костюм особенно шел статной и дородной миссис Макферсон, особе широколицей и розовощекой. Обоим Макферсонам было за пятьдесят, но они держали себя в хорошей форме и не постеснялись надеть юбки до колен и сандалии с ремешками, перекрещенными на ее толстых и его тощих икрах. Макферсонов встретили дружным хохотом, что доставило им заметное удовольствие. Эвелин поставила на патефон пластинку, и Фил с Мелиндой отправились танцевать в гостиную. Подъехали еще две машины. По лужайке прошли две пары, а за ними — мистер де Лайл в белом смокинге. Он держался позади гостей, ища взглядом Мелинду. Вик притворился, что не увидел его. Meлинда, услышав шумные приветствия, вышла на террасу, увидела Чарли, бросилась к нему и схватила за руку. — Надо было прийти в костюме Шопена! — Упрек Мелинды был явно заготовлен заранее. — Позвольте представить всем Чарли де Лайла! — объявила она во всеуслышание. — Это мистер и миссис Коуэн, наши хозяева, мистер и миссис Макферсон… — Она подождала, пока де Лайл пробормочет: «Очень приятно!» — Мистер и миссис Меллер, Уилсоны, Дон и Джун, миссис Поднански и мистер… — Кенни, — сказал молодой человек, один из тех, кто танцевали с Мелиндой на балу в честь Дня независимости. — Мистер де Лайл будет сегодня играть для нас, — пояснила Мелинда. Зашелестели любопытные шепотки, гости вежливо захлопали. Было заметно, что Чарли смутился и занервничал. Мелинда дала ему бокал пунша, повела в дом и показала рояль в глубине гостиной, будто была хозяйкой дома. Уилсоны, стоявшие у самой чаши с пуншем, тоже чувствовали себя неловко. Уилсон, в туго подпоясанном плаще с поднятым воротником, наверняка изнывал от жары, а вдобавок на нем была шляпа с опущенными полями. Какой-то автор детективов, предположил Вик. Очевидно, Уилсон не приложил особых усилий к созданию своего наряда, лишь робко сжимал в руках трубку, а мрачная мина, вероятно, принадлежала персонажу, которого он пытался изобразить. Его жена, хрупкая блондинка, стояла босая, в чем-то вроде кургузой ночной сорочки из бледно-голубого полотна. Или Трильби[23], или какая-нибудь крестьянка-издольщица, подумал Вик. Вик с самого начала чувствовал себя стесненно, скучал и, опустошив первый и единственный бокал пунша, был совершенно трезв, хотя перед уходом из дома выпил виски по настоянию Мелинды. На этой вечеринке он вряд ли опьянеет, даже если продолжит пить, а после половины первого, когда де Лайл вернется из Бэллинджера, и до пяти утра, или когда там Мелинда решит, что пора возвращаться домой, каждая минута растянется на целую вечность, а искрометная игра де Лайла станет для Вика сущим мучением. Мистер де Лайл уже бренчал на рояле, а Мелинда склонилась над ним, сияя, как мать, с гордостью демонстрирующая таланты своего чада. Вик видел их с террасы сквозь высокие панорамные окна дома. Он прошел к ступеням мимо Уилсонов, которые беседовали с Филом у чаши с пуншем. — Здравствуйте! — сказал Вик обоим Уилсонам, заставив себя улыбнуться. — Рад вас видеть. Уилсоны робко поздоровались в ответ. Может быть, их главная беда — застенчивость, подумал Вик. Так или иначе, они приятнейшие люди по сравнению с Чарли де Лайлом, который, как только что сообразил Вик, даже не взглянул в его сторону, когда Мелинда представляла его гостям, хотя Вик смотрел на него в упор. Ну да, де Лайл с Мелиндой мстят ему за то, что он не заговорил с де Лайлом в тот день, когда зашел с Хорасом в «Честерфилд». На следующий день Мелинда распекала Вика: «Говорят, ты был в баре „Честерфилда" и даже не подошел к Чарли!» Вик поднял голову, глубоко вдохнул свежий воздух и побрел по лужайке. Сладкий запах жимолости, что росла на каменной ограде у края лужайки, сменился ароматом цветущего куста гардении. Вик повернул и пошел обратно к дому. Было еще только полдесятого. Целый час до передышки от де Лайла. Вик прошагал по ступеням террасы к двери гостиной, готовый обнаружить там все, что угодно. Но Мелинда танцевала с мистером Кенни. — Мистер ван Аллен, — услышал он рядом с собой женский голос. Это была миссис Макферсон. — Ты ведь у нас большой эрудит. Скажи, а что носят под тогой, и носят ли что-нибудь вообще? — Носят, — улыбнулся Вик. — Говорят, носили исподнее. — Ни к чему утомлять ее латинским словом, подумал он. Она сочтет его занудой. Он добавил: — Насколько я знаю, когда ораторы ораторствовали и хотели показать толпе свои почетные шрамы, они были без нижнего белья, чтобы можно было поднять тогу и продемонстрировать публике какую угодно часть тела. — Ой, как весело! — завизжала миссис Макферсон. Вик вспомнил, что она дочь состоятельного чикагского мясопромышленника. — Да. Но я сегодня никого не развеселю. У меня под тогой шорты и футболка. — Ах-ха-ха! — засмеялась она. — Я слышала от Хораса, что ты этим летом собираешься напечатать прекраснейшую книгу. — Ксенофонта? — Вот-вот! Его самого! Затем Вик оказался с ней на диване — они поговорили о Стивене Хайнсе, которого она немного знала, потому что ходила с ним в одну церковь, и о крыше гаража Макферсонов (они никак не могли решить, стоит ли ее чинить или лучше перекрыть заново). Из других подобных разговоров с Дженни Макферсон Вик знал, что Джордж Макферсон, Мак, — совершенно никчемный малый. Пару лет назад Вик давал им советы о том, как расширить погреб. Мак уже не работал, жил на деньги жены и умудрялся совсем ничего не делать по дому — только пил, как поговаривали. Вик разбирал вопрос о крыше основательно, во всех деталях, приводя цены и названия строительных компаний. Это ему было гораздо интереснее, чем то, о чем обычно говорят на вечеринках, и время шло быстрее. Ровно в тридцать две минуты одиннадцатого Мелинда подошла к Чарли, коснулась его плеча и сказала (как полагал Вик), что ему пора, и Чарли кивнул. Он закончил песню, встал и под восторженные аплодисменты немногочисленных слушателей утер испарину с блестящего плоского лба. — Чарли нас временно покидает, но обещает вернуться к половине первого, и мы продолжим! — взмахнув рукой, объявила Мелинда всем и вся. Она вышла с Чарли на террасу, и Вик увидел, что Хорас это заметил. Затем Хорас посмотрел на Вика, дружелюбно кивнул ему и улыбнулся, но по выражению его глаз ясно было, что именно он подумал. У Вика мелькнула мысль, что, наверное, многие, а может быть, и все женщины, которые в таких делах соображают быстрее, уже догадались, что де Лайл — новое завоевание Мелинды, и лишь из вежливости не показывают, что от их глаз ничто не укрылось. Но не все ведь женщины такие вежливые. Кто знает. Вик поймал себя на том, что разглядывает всех в комнате, всматривается в каждое лицо. Но это ничего ему не дало. Эвелин зазывала всех в гостиную и выстраивала в круг: начинался конкурс костюмов. Жюри не было, победителя определяли аплодисменты.