— Я сам куплю. Если ты всем будешь книги бесплатно раздавать, «Гринспер Пресс» денег никогда не заработает. — Как скажешь, Хорас. — Что ж, Вик… Они стояли на углу Мейн-стрит и Трамбулл-стрит, где случайно встретились. В семь вечера уже сгустились сумерки, а с гор дул студеный восточный ветер, настоящий осенний ветер, внушая бодрость и оптимизм тем, кто к этому готов. — Знаешь, я рад, что Мелинда поговорила с Мэри, — сказал Хорас. — Мэри после этого успокоилась. Ей хочется хорошо относиться к вам обоим. — Я знаю. — Она пока еще немного обижена на Мелинду, но я надеюсь, что очень скоро они помирятся. — И я надеюсь. Рад был увидеться, Хорас! На прощание они пожали друг другу руки и пошли к своим машинам. По дороге домой Вик насвистывал. Неизвестно, сколько продлится блаженное состояние Мелинды, но приятно было приходить домой, к прибранной гостиной, к накрытому для ужина столу и к добрым словам и улыбкам. 25 О своем дне рождения — 3 декабря — Вик мельком вспомнил 29 ноября, когда подсчитывал, в какой день доставят заказанную сепию, а потом снова выбросил эту дату из головы, потому что дома об этом не упоминали. В последние несколько лет его редко поздравляли с днем рождения, разве что Стивен и Карлайл всегда помнили и что-нибудь дарили, по отдельности или вместе. Третьего декабря Стивен вручил ему большую и дорогую книгу английских гравюр восемнадцатого века, а Карлайл — бутылку бренди, которую Вик тут же откупорил и продегустировал вместе с ним. Однако в тот вечер Вик вошел из гаража в гостиную, а его встретило громогласное «С днем рожденья!». В гостиной собрались Мелинда, Трикси и Меллеры. На столе стояли подсвечники с зажженными свечами и красовался большой бело-розовый торт с маленькими розовыми свечками — их должно быть тридцать семь, подумал Вик. Он положил в карман спящую улитку, снятую с дверного косяка в гараже. На диване высилась гора подарков. — Вот это да! — воскликнул Вик. — Как вы сюда попали? Прилетели по воздуху? — Я их привезла, чтобы ты не увидел машину, — объяснила ему Мелинда. Она нарядилась в черное платье с черной кружевной оторочкой на плечах и выглядела очень женственно и соблазнительно. — А тебе придется отвезти нас домой, — сказал Хорас. — И значит, я могу пить сегодня сколько душе угодно. Боюсь, мы уже начали, но сейчас мы снова наполним бокалы до краев и выпьем за твое здоровье. Подняв бокалы, все хором спели Вику «С днем рожденья тебя!» в сопровождении щенячьего лая. По случаю торжества Роджеру привязали к ошейнику красный бант. Потом наступило время подарков. Мелинда вручила ему три коробки фирмы «Брукс Бразерс»[44]. В коробках оказались свитера: кардиган горчичного цвета, итальянский сине-красный джемпер и белый теннисный свитер в красную полоску. Вик обожал хорошие джемперы и, видя, что Мелинда преподнесла ему три, растрогался и тяжело сглотнул. Хорас подарил ему электробритву, заметив, что самый надежный способ отказаться от опасной — это взять в руки электрическую. От Трикси Вик получил щетку из черного дерева и расческу, а от Роджера — шерстяной галстук. Мэри порадовала его последним изданием руководства по плотницкому и столярному делу — настольной книги Вика, новейшую версию которой он еще не успел приобрести. — Как вы думаете, вручить ему еще один подарок сейчас или после ужина? — с волнением спросила Мелинда у Меллеров. Меллеры сказали, что лучше сейчас. Мелинда ушла к себе, принесла большую коробку, обернутую золотистой бумагой, и поставила на пол. — Я не знаю, как это работает, поэтому на всякий случай хранила в темном шкафу, — сказала она. Хорас засмеялся. Он и Мэри, видимо, знали, что там, и не сводили глаз с Вика, пока он срывал оберточную бумагу и открывал картонную коробку. В ней оказался счетчик Гейгера, наушники, зонд и чехол с наплечной лямкой, а вдобавок — образцы руды. Вик не мог найти слов, чтобы выразить свою радость. Он подошел к Мелинде и приобнял ее за плечи. — Спасибо, — сказал он и коснулся губами ее щеки. Меллеры с довольной улыбкой смотрели на него и Мелинду. Вик смутился и почувствовал себя глупо. На него это было не похоже. И Мелинда была на себя не похожа. Она теперь вела себя так, как раньше вел себя он, изображая чувство или отношение к чему-либо, которых на самом деле у него не было. По сути, он и Мелинда поменялись местами: Вик сейчас вел себя так, как велят ему чувства, чего он долгие годы себе не позволял, а вот Мелинда лишь притворялась добренькой. За ужином — жареные голуби, картофельное пюре, припущенный цикорий и салат из водяного кресса — Вик расслабился и, заставив себя не думать, нащупывал в сознании зацепки, ключи к разгадке, будто искал в темной комнате выключатель, зная, что он существует, но не имея представления где. Он надеялся, что бесцельная игра ума отыщет причину внезапной перемены в Мелинде. После смерти де Лайла она соблюдала приличия ради других, а теперь — ради него. Она стала относиться к нему внимательно и вежливо — наедине, не у всех на виду. Впрочем, горожане тоже иначе отреагировали на второе убийство (Вика немного испугало, что в мыслях он назвал это «убийством»). Смерть де Лайла вызвала намного больше пересудов и подозрений в его адрес, чем исчезновение Камерона. Вику повезло, что к Хейвермалу повсеместно отнеслись с неприязнью. По большей части в городе сочли не заслуживающими доверия или преувеличенными россказни Хейвермала о романе и задуманном бегстве Мелинды и Камерона. Вика радовало, что Трикси больше не пересказывала никаких сплетен о нем, только однажды упомянула слова родителей ее одноклассницы: «Люди часто глумятся над теми, кто на них не похож». Трикси вряд ли поняла смысл этих слов, и Вику пришлось подумать, чтобы ухватить его самому, но, очевидно, это была все та же старая история о противостоянии приспособленцев и инакомыслящих. Инакомыслие Вика состояло в том, что у него есть доход, что его издательский бизнес не приносит прибыли, что он снисходительно смотрит на интрижки жены, что в доме нет телевизора, и, возможно, даже в том, что у него допотопный автомобиль. Вик прочитал Трикси лекцию о гонимых меньшинствах и отдельных личностях и привел примеры из истории. Он полагал, что, учитывая, в каких условиях проходит ее детство, Трикси вырастет конформисткой в полном смысле этого слова, но ему нравилось думать, что, может быть, он заронил в ее душе хотя бы зернышко нонконформизма. Он постарался как можно увлекательнее рассказать ей о Галилео Галилее. Когда пришло время отвезти Меллеров домой, Мелинда тоже захотела поехать. Такого не случалось уже много лет. Вечер удался на славу. С ним мог бы сравниться разве что день рождения Мелинды лет девять назад, когда ван Аллены только переехали в Литтл-Уэсли и впервые пригласили к себе Меллеров. Вик взял подарки — свитеры и счетчик Гейгера — и направился было к себе, но вдруг остро ощутил, как отличается его нынешнее уединение от прошлой близости с Мелиндой. Он остановился и вернулся в гостиную. В спальне Мелинда снимала платье. — По-моему, я тебя плохо поблагодарил, — сказал Вик. — Это лучший день рождения в моей жизни. — По-моему, ты меня прекрасно поблагодарил, — улыбнулась она. — Не поможешь вот здесь расстегнуть? Не могу дотянуться до середины. Он положил свои подарки на кровать и расцепил крючки на спинке ее платья. — А кто застегивал? — Трикси. Она уже спит. Не хочешь по чуть-чуть на ночь? По спине у него пробежал холодок. — Да нет, спасибо. Я хочу опробовать счетчик на куске обломочной породы. — Какой породы? — A-а, ты, наверное, не видела. Он уже несколько месяцев лежит во флигеле, в углу, у шкафа для бумаг. Он вдруг испугался, что она ответит: «Я пойду с тобой, взгляну». Она ничего не сказала, только отвела взгляд, потупилась и начала стягивать платье через голову. — Что ж, спокойной ночи, — сказал Вик и пошел к двери. — Спокойной ночи. И с днем рождения. Он опробовал счетчик, следуя инструкции. Почти сразу он услышал щелчок, потом еще один, затем наступила пауза подольше, потом щелкнуло еще три раза. Обломки в куске породы, естественно, были разного возраста. Он отложил прибор в сторону, чувствуя усталость и некоторую тревогу. Улегся в постель и сразу подумал о том, как нерешительно она предложила ему выпить — как будто он ей чужой. А может, так и есть? Его снова пробрал неприятный холодок. Страх. Чего он боится? Можно ведь было и посидеть у Мелинды на кровати, а то и остаться спать. Он не решился представить, что могло произойти потом, и мысли вернулись к ощущаемому им страху. Он не понимал, почему Мелинда стала такой ласковой. Отчасти именно от этого ему было не по себе. В основном от этого, подумал он. Он решил вести себя еще осторожнее: не холоднее или бесчувственнее, а просто осмотрительнее. Он столько раз велся на ее приманки, а потом попадал на крючок. Все, что ему нужно, — это покой в доме, напомнил он себе. А ведь когда-то был настоящий покой… И если он наступит, то можно будет жить дальше. На следующий вечер Вик все-таки зашел к Мелинде, выпить перед сном, хотя заранее этого не планировал. Она его не приглашала, он просто принес ей виски с содовой и сел на стул, но тут же почувствовал себя неловко и заговорил о том, что неплохо было бы купить новые шторы. — Да зачем? — сказала Мелинда. — Шторы жутко дорогие, да и кто на них смотрит? — Действительно, кто на них смотрит? Ну, вообще-то, ты на них смотришь. — Никогда. — Она сидела у туалетного столика и расчесывала волосы. — Знаешь, Вик, я рада, что не уехала с Тони. Ты лучше, — будничным голосом сказала она. — Ты ведь не сердишься? — Нет, что ты. — Или все-таки сердишься? — улыбнулась она. Как очаровательно она смущается, подумал он. — Нет. — Мне нравится, как ты себя вел. И в случае с Чарли тоже. — Что ты этим хочешь сказать? — Ну, ты всегда держал себя в руках, однако же и тот и другой понимали, что они тебе не нравятся и что ты хочешь, чтобы они поскорее исчезли. Может, поэтому Тони и исчез. Уехал в другой город. Она ждала. — Я рад, что ты это понимаешь, — немного помолчав, осторожно сказал он. — Может, еще объявится, напишет письмо с извинениями. У него есть совесть. — Совесть? Ты думаешь? — Во всяком случае, он совестливее де Лайла. — Уж он-то точно больше не объявится, правда? — Правда. Бедняга. — Оба они бедняги — по сравнению с тобой, — сказала Мелинда, стоя у ночника и сосредоточенно обрабатывая ноготь пилочкой. — С чего это ты вдруг? — Ты ведь так считаешь, разве нет? — Да. Но ты-то никогда так не думала, даже когда мы только поженились. — Но, Вик, это неправда! — Я помню, как было сразу после свадьбы. Ты была счастлива — и в то же время нет. Никак не могла решить, ошибка это или лучший в жизни поступок. У тебя глаза бегали по сторонам задолго до того, как бегать начала ты сама. — Я просто люблю смотреть на людей, — сказала она, смущенно улыбаясь.