Он не думал, что это подчеркнутое «Вы позволите?» как-то связано с выдумкой про Макрея, хоть это и нельзя было исключить. Бросив взгляд на Дона Уилсона, Вик увидел, что тот снова внимательно на него смотрит. Вик взял себе третью порцию лимонного мороженого — к спиртному его в этот вечер не тянуло — и, заметив, что Мэри Меллер держится особняком, взял мороженого и ей. Мэри приняла угощение с приветливой, дружелюбной улыбкой. — После танцев Эвелин с Филом зовут нас к себе, поплескаться в бассейне. Вы с Мелиндой поедете? — спросила Мэри. — Мы не захватили купальных костюмов, — сказал Вик, хотя в подобных случаях это никого не останавливало — в бассейн Коуэнов бросались нагишом, по крайней мере Мелинда, Вик таких вещей немного стеснялся. — За купальниками заедете по дороге. Хотя можно и без них обойтись, — весело сказала Мэри. — Ночь темная, кому какое дело? — Спрошу Мелинду, — ответил Вик. — Она сегодня просто очаровательна, правда? Вик… — Мэри коснулась его руки, и он чуть ближе наклонился к ней. — Вик, как тебе здесь? Все хорошо? Знаешь, все твои настоящие друзья ими и остаются, как и прежде. Надеюсь, ты сегодня не слышал ничего неприятного в свой адрес. — Разумеется, не слышал! — с улыбкой заверил ее Вик. — Мы с Эвелин все обсудили, они с Филом того же мнения, что и мы. Мы знаем: ты просто… просто пошутил, что бы там ни говорили Уилсоны и прочие. — А что они говорят? — Она — ничего. Это он говорит. Он считает, что ты чудной. Ну, мы все чудные, правда? — с веселым смешком сказала Мэри. — Наверное, он просто ищет сюжет для очередного рассказа. По-моему, это Дон чудной. Хорошо зная Мэри, Вик сообразил, что она обеспокоена больше, чем показывает. — А что он говорит? — спросил Вик. — Ой, если верить ему, ты реагируешь не так, как положено. Могу себе представить, что ему наплел Ральф Госден. Так сказать, плеснул масла в огонь. Вот Дон Уилсон и заявляет, мол, к тебе нужно приглядеться поближе, ты вроде бы что-то скрываешь. — Последние слова Мэри прошептала, улыбаясь. — Я сказала ему, что мы вот уже девять или десять лет к тебе приглядываемся и считаем тебя одним из самых прекрасных, милых и самых открытых людей на всем белом свете! — Миссис Меллер, позвольте пригласить вас на танец? — спросил Вик. — Как вы думаете, ваш муж не будет возражать? — Вот это да, Вик! Даже не верится! Он взял ее креманку с лимонным мороженым, отнес вместе со своей к буфетной стойке, а вернувшись, подхватил Мэри и закружил в вальсе. Вальс был его любимым танцем. Вик очень хорошо вальсировал. Мелинда заметила его и от удивления замерла на месте. Хорас и Эвелин тоже смотрели на него. Чтобы не выглядеть глупо, Вик умерил шаг — его переполняло радостное возбуждение, как будто на волю вдруг вырвалась давно сдерживаемая страсть. Если бы не теснившиеся вокруг пары, он бы просто летал с Мэри. — Ничего себе! Ты великолепно танцуешь! — сказала Мэри. — Почему ты столько лет это скрывал? Он даже не попытался ответить. После вальса Вик еще долго испытывал нечто вроде триумфального восторга. Когда Мелинда закончила танцевать, он подошел к ней, отвесил легкий поклон и сказал: — Мелинда, можно тебя пригласить? Пряча удивление, она прикрыла глаза, отвернулась и произнесла: — Ах, милый, я устала. По дороге домой Мелинда спросила: — Что это сподвигло тебя на танец? Он, предупреждая ее шуточки, отшутился сам: — Я решил эпатировать публику не только странностью, но и противоречивостью. Всем известно, что я никогда не танцую. У Мелинды не было настроения ехать купаться к Коуэнам, но от их приглашения она отказалась очень любезно. — Сегодня ты была обворожительна, — сказал ей Вик дома. — Нужно было как-то смягчить нанесенный тобой урон, — ответила она. — Вот я и старалась изо всех сил. Вик машинально пожал плечами, чуть улыбнулся и промолчал. Мелинда сегодня провела время не хуже, чем на других балах в клубе, где она, перевозбудившись, начинала флиртовать, слишком много пила или чинила еще какую-нибудь неприятность, от которой любовь к ним в городе не возрастала. Той ночью, в постели, Вик вновь переживал минуты, когда он вальсировал с Мэри Меллер. Вспоминал злой взгляд Дона Уилсона, шепотки присутствующих. Наверное, некоторые — те, кто его почти не знает, — всерьез поверили, что он убил Малькольма Макрея. Именно на это намекала Мэри. Если бы она не знала его так хорошо или не думала, что так хорошо его знает, то и она стала бы его подозревать. Ведь тогда, на вечеринке, она как раз это и сказала: «Можно вот так терпеть, все ждать чего-то, а потом, в один прекрасный день, ты что-нибудь сделаешь». Он вспомнил ее слова; вспомнил и то, как умилился их смиренности. Да, все эти годы, что бы Мелинда ни вытворяла, он изображал спокойствие и невозмутимость. Он сознательно скрывал свои чувства; в начале ее первой интрижки они у него были — может быть, одно только потрясение, — но он их успешно подавлял. Это как раз и сбивало всех с толку. Он видел это по их лицам, даже по лицу Хораса. Вик не проявлял ревности, обычной в таких случаях, и рано или поздно в нем что-то должно было сломаться. К такому выводу приходили все. Поэтому-то его история и оказалась так хороша: что-то надломилось, и он убил одного из любовников Мелинды. Этому легче было поверить, чем тому, что он четыре года терпел, ничего не говоря и ничего не предпринимая. И вот взорвался — это же так по-человечески. Это людям понятно. Никто на белом свете не способен доказать, что он убил Малькольма Макрея, думал Вик, но ведь и то, что он никого не убивал, тоже никто не докажет. 6 После бала в честь Дня независимости прошло чуть больше двух недель, и как-то утром, завтракая с Трикси, Вик увидел в «Нью-Йорк таймс» заголовок: НАЙДЕН УБИЙЦА РЕКЛАМНОГО АГЕНТА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА Спустя восемь месяцев раскрыто загадочное убийство Малькольма Макрея Не донеся до рта ложку с кусочком грейпфрута, Вик погрузился в чтение. В штате Вашингтон полиция арестовала продавца галантерейной лавочки, который сознался в преступлении. В том, что это убийца, «сомнений нет», хотя обстоятельства еще уточняются. Задержанному, некоему Говарду Олни, был тридцать один год. Его сестра, артистка Филлис Олни, одно время «состояла в близких отношениях» с Макреем. Как говорилось в статье, Олни обозлился на Макрея, который якобы разрушил их с сестрой творческий коллектив. Они работали иллюзионистами в ночных клубах. Филлис Олни познакомилась с Макреем в Чикаго и полтора года назад, разорвав контракт, уехала с ним в Нью-Йорк. У Олни кончились деньги, сестра так ни разу ничего ему и не выслала, хотя обещала (из Мала было невозможно выжать ни гроша), а потом, по словам Олни, Макрей бросил его сестру прозябать в нищете. Год спустя Олни на попутках добрался до Нью-Йорка с единственной целью — отомстить за себя и сестру, убив Макрея. По мнению психиатров, освидетельствовавших Олни, у него наблюдаются маниакально-депрессивные тенденции, что, вероятно, будет принято во внимание судом. — Пап! — Трикси наконец удалось привлечь к себе его внимание. — Да послушай же, сегодня я закончу твой ремень! Видимо, она прокричала ему это уже раза три. — Замечательно. Плетеный ремень? — Других этим летом я не делаю, — с досадой произнесла Трикси. Она высыпала в тарелку с кукурузными хлопьями пакетик воздушной пшеницы, тщательно перемешала и потянулась за бутылкой кетчупа. Трикси переживала эру кетчупа и поливала им все подряд, от яичницы до рисовой каши. — Что ж, жду не дождусь, — сказал Вик. — Надеюсь, он получится достаточно длинным. — Он громадный! — Вот и славно. Вик уставился на ее гладкие загорелые плечи под лямками джинсового комбинезона, рассеянно подумал, что не мешало бы ей взять с собой свитер, и вернулся к газете в руках. Поскольку убийца ранее не общался со своей жертвой и не оставил никаких улик, — говорилось в статье, — преступление можно назвать почти «идеальным». Потребовались месяцы кропотливых расспросов всех друзей и знакомых убитого, прежде чем полиция вышла на след Олни… Неизвестно, перепечатают ли статью в «Нью-Уэслиан» или нет, но в Литтл-Уэсли многие выписывают «Таймс», думал Вик. К вечеру все, кого это интересует, будут в курсе. — А ты что, яичницу с беконом не будешь? — спросила Трикси, потому что обычно отбирала у него ломтик бекона. Сейчас Вику было не до яичницы. У Трикси в тарелке плескалось море кетчупа, и даже по ее меркам хлопья с воздушной пшеницей вряд ли были съедобны. Он медленно встал, прошел на кухню, машинально зажег конфорку и положил в сковороду два ломтика бекона. Его мутило. — Па-ап! У меня всего пя-а-ать минуток! — с угрожающими нотками в голосе крикнула Трикси. — Сейчас, сейчас, кошечка! — крикнул он ей в ответ. — Эй! С каких это пор ты меня называешь кошечкой? Вик не ответил. Нужно поскорее рассказать Мелинде, подумал он, пока она не услышала новость от кого-нибудь еще. Едва он поставил тарелку с беконом перед Трикси, как послышалось басовитое гудение школьного автобуса. Трикси заметалась и на ходу, не выпуская из рук ломтик бекона, схватила бадминтонную ракетку и любимую алую косынку, которую постоянно повязывала на шею. На пороге Трикси повернулась, сунула бекон в рот и с хрустом надкусила ломтик детскими зубками. — Пока, папочка! — попрощалась она и скрылась за дверью. Вик смотрел на диван в гостиной, вспоминая, как Мал, перебрав спиртного, однажды уснул на нем, правда потом пришел в себя и попросился в гостевую спальню. Вик мысленно увидел, как совсем недавно на этом диване лежал Ральф, упираясь головой в тот же подлокотник, что и Мал. Наверное, Ральфа позабавит эта история. Может быть, он даже вернется. Вик прошел на кухню, подогрел кофе, налил чашку для Мелинды и добавил немного сахара. Потом направился с кофе к двери ее комнаты и постучал. — Мм? — Это я. Кофе тебе принес. — Входи-и, — полусонно, полудосадливо протянула она. Он вошел. Она раскинулась на спине, подложив руки под голову. Спала она в пижаме, без подушки — как-то по-спартански, думал Вик, когда заходил ее будить и видел в постели одну. Даже студеными зимними утрами спальню насквозь продувал ветер, вздымая занавески в распахнутом настежь окне. Как правило, одеяло было сброшено на пол, потому что, даже когда подмораживало, Мелинде и без него было жарко. Вот и сейчас одеяло валялось на полу, а Мелинда лежала под простынями. Вик протянул ей большую чашку кофе. Чашка была ее собственная — бело-голубая, с ее именем.