От первого горячего глотка она поморщилась. — Ох-х, — простонала она, откидываясь в кровати. Чашка опасно накренилась. Вик сел на жесткую скамеечку перед туалетным столиком. — Я тут прочел кое-какие новости, — сказал он. — Да? А что случилось? — Нашли убийцу Мала. Она приподнялась на локте, сон у нее как рукой сняло. — Правда? И кто же это? Газета была у него под мышкой. Он дал ее Мелинде. Заметку Мелинда прочла жадно, с каким-то веселым блеском в глазах, из-за которого Вик не мог оторвать от нее взгляда. — Ну надо же! — наконец произнесла она. — Полагаю, ты довольна. — Вику удалось сохранить мягкий тон. Она стрельнула в него взглядом, твердым и быстрым, будто пулей. — А ты разве нет? — Вряд ли я доволен так, как ты, — сказал Вик. Она выпрыгнула из постели, на секунду замерла рядом с ним — белая пижама, босые ноги с алым лаком на ногтях, — посмотрелась в зеркало и откинула с лица волосы. — Ну да, ты недоволен. Еще бы. И она, гибкая, как Трикси, метнулась в ванную. У кровати зазвонил телефон, и Вик сразу подумал, что это Хорас. Тот тоже выписывал «Таймс». Вик вышел, миновал гостиную и взял трубку в коридоре. — Алло. — Привет, Вик. Видел сегодняшнюю газету? По голосу было слышно, что Хорас улыбается, но не злорадно, а по-дружески. — Да, видел. — Ты знал этого человека? — Нет, никогда о нем не слышал. — Что ж… — Хорас подождал, не скажет ли Вик что-нибудь. — По крайней мере, люди перестанут болтать. — Я не слышал, чтобы кто-то особо болтал, — холодно заметил Вик. — Ох, Вик, а я слышал. И говорили не самое хорошее. — Ну, зато Мелинда рада. — Вик, ты знаешь мое мнение. — Хорас замялся, подыскивая нужные слова. — По-моему, ты… по-моему, за последние месяцы она проделала большой путь. Надеюсь, так будет и дальше. Вик прислушивался к журчанию воды в ванной. Мелинда принимала душ, а значит, трубку у себя в комнате не брала, однако Вик не решался обсуждать личные проблемы с Хорасом. — Спасибо, Хорас, — наконец сказал он. В типографию Вик обычно приезжал к четверти или к половине десятого, но сейчас, в десять минут десятого, он все еще сидел в гостиной: ждал, когда Мелинда закончит одеваться, ждал, что еще она скажет ему этим утром, и жаждал узнать, куда это она собралась. Она явно спешила, а значит, у нее была цель. Она куда-то позвонила из спальни, но закрытая дверь заглушала слова, да Вику и не хотелось их слышать. Он не думал, что она возобновит встречи с Ральфом, поскольку тот зарекомендовал себя трусом. Джоэл был в Нью-Йорке, что, в общем-то, недалеко, если Мелинда вознамерилась с ним увидеться. Вик достал сигарету из пачки на коктейльном столике розового дерева. Он совсем недавно смастерил этот столик и тщательно, как линзу, отполировал чуть вогнутую столешницу. Старый столик, который Вик сделал во времена Ларри Осборна, несмотря на многочисленные защитные слои воска, был безнадежно испорчен следами от сигарет и коктейльных бокалов, так что реставрировать его не хотелось. Наверное, и новый столик розового дерева вскоре покроется кольцами от бокалов и прожженными отметинами. Услышав, как Мелинда открывает дверь, Вик сел на диван и сделал вид, что погружен в чтение. — Ты что, наизусть статью заучиваешь? — спросила Мелинда. — Я другое читал. Вышла новая книга об альпинизме, хочу вот купить. — Да-да, замечательный и, главное, безопасный вид спорта. Для тебя в самый раз. Мелинда взяла сигарету и закурила. На ней была белая блузка, коричневая вельветовая юбка-клеш и коричневые мокасины. Футляром для ключей она беспокойно постукивала по раскрытой ладони. Вид у нее был взволнованный и возбужденный, как всегда в начале новой интрижки. В таком настроении Мелинду всегда штрафовали за превышение скорости. — Куда собралась? — спросил Вик. — Мм, да я только что договорилась пообедать с Эвелин. Так что домой к обеду меня не жди. Вик не мог понять, лжет она или нет. Из ее ответа было неясно, куда она направляется. Он встал, потянулся, аккуратно одернул свитер. — Может, вечером по коктейлю? Успеешь часам к шести в «Честерфилд»? Она потупилась, как школьница, выводя дугу носком мокасина на полу. — Нет, Вик. Тебе ведь там не нравится. Но спасибо за приглашение. — Извини. — Он улыбнулся. — Ну ладно, я пошел. Они вместе вошли в гараж и сели каждый в свою машину. Пока Вик прогревал двигатель, бледно-зеленый кабриолет Мелинды уже катил по дороге. 7 Через два или три дня после прояснения истории с Макреем в типографию позвонил некий мистер Касселл, назвался представителем ист-лаймского агентства недвижимости «Бинкли» и объяснил, что на Вика сослались как на поручителя мистера Чарльза де Лайла, желавшего снять дом. — Чарльза де Лайла? — озадаченно переспросил Вик. Он никогда о таком не слышал. — Мистер ван Аллен, прошу прощения, что беспокою вас на работе, но мы не дозвонились до вашей жены по ее домашнему телефону. На самом деле у меня тут записано: «Миссис Виктор ван Аллен», но я подумал, что за мистера де Лайла наверняка сможете поручиться и вы. Как, по-вашему, он человек ответственный? Вы же понимаете, нам требуется предоставить отзыв домовладельцу. Вик вдруг вспомнил, откуда знает имя Чарльз де Лайл: так звали пианиста из бара «Лорда Честерфилда». — Я не совсем… Полагаю, что да, ответственный. В полдень я поговорю с женой и попрошу ее перезвонить вам сегодня после обеда. — Очень хорошо, мистер ван Аллен. Мы будем очень вам благодарны. Спасибо большое. До свидания. — До свидания. Вик повесил трубку. Стивен ждал его с образцами новой бумаги. Они начали вместе осматривать их, держа перед голой лампочкой в двести ватт и тщательно проверяя равномерность толщины. Бумага предназначалась для следующей книги «Гринспер Пресс» — сборника стихов Брайана Райдера, молодого преподавателя колледжа Бард[18]. У Стивена глаза были зорче, и он лучше различал тонкости фактуры, проявлявшиеся на ярком свете, но в оценке общего качества бумаги и ее способности держать краску Вик больше доверял себе. Отсмотрев шесть сортов бумаги, за несколько минут они отсеяли четыре и наконец сошлись во мнениях по поводу одного из оставшихся двух. — Заказ сейчас отослать? — спросил Стивен. — Да, наверное. В прошлый раз они возились целую вечность. Вик вернулся к письменному столу, за которым писал письма об отказе трем поэтам и одному романисту, приславшим рукописи в прошлом месяце. Вик всегда писал отказы сам и от руки, во-первых, потому, что не любил их писать, но не хотел обременять этим Стивена, а еще потому, что считал вежливое письмо от издателя, написанное от руки, единственным цивилизованным способом общения с людьми, чьи произведения приходится отвергать. В основном он получал хорошие рукописи. Некоторые были очень хороши, и он рад был бы их опубликовать, но невозможно печатать все, что тебе нравится, поэтому авторам очень хороших рукописей он любезно советовал, куда их лучше пристроить. Его письма по большей части выглядели приблизительно так: «…Как Вы, вероятно, знаете, „Гринспер Пресс“ — небольшое издательство. У нас всего два ручных печатных станка, и поскольку производственный процесс занимает много времени, мы не имеем возможности печатать больше четырех книг в год…» Тон его писем был скромным и соответствовал духу «Гринспер Пресс». Вик чрезвычайно гордился медленным производством и тем, что «Гринспер Пресс» обычно требовалось пять дней, чтобы набрать десять страниц. Особенно Вик гордился Стивеном Хайнсом и благодарил судьбу за то, что нашел его. У тридцатидвухлетнего Стивена были жена и маленький ребенок, а сам он был человеком непритязательным, с ровным характером и проявлял бесконечное терпение в типографской работе, предполагавшей постоянные правки и выверки. Он был такой же дотошный, как Вик, и Вик в первые два трудных года даже и подумать не мог, что когда-нибудь рядом окажется кто-нибудь столь же скрупулезный, как он сам. И вот однажды, шесть лет назад, в издательство Вика явился Стивен. Раньше он работал в небольшой промышленной типографии в Бруклине, но хотел жить за городом и решил, что ему должно понравиться в «Гринспер Пресс». Вик сначала взял его на зарплату по профсоюзной ставке, а через две недели повысил ее на двадцать процентов. Стивен отказывался от прибавки. Ему полюбилась типография, полюбилась зеленая гористая местность — он был родом из Аризоны, где ферму его отца снесло песчаной бурей. В то время он еще не был женат, а через год привез из Нью-Йорка свою девушку, Джорджиану. Пять лет назад они поженились. Вик был у них шафером. Джорджиана, тихая и скромная, тоже обожала здешнюю природу и очень подходила Стивену. Они купили гостевой домик в большом имении, расположенном между Литтл-Уэсли и Уэсли. Домик стоял в глубине леса у дороги, которую Стивен расчистил и расширил, чтобы машина проезжала свободно. Деньги на покупку дома молодоженам ссудил Вик, и Стивен уже вернул ему три четверти суммы. Он был предан Вику, хоть и не выставлял своей преданности напоказ. Она проявлялась главным образом в уважении к Вику. Он называл Вика сэром до тех пор, пока тот через пару месяцев не отпустил по этому поводу шутку. Теперь Вик не был вполне ни «мистером ван Алленом», ни «Виком», и Стивен в глаза никак его не называл. Вторым работником «Гринспер Пресс» был Карлайл, согбенный старик лет шестидесяти, которого Вик спас от нищеты и прозябания. Карлайл побирался на улицах Уэсли, выпрашивал четвертак на выпивку. Вик купил ему выпить и, поговорив с ним, предложил взять его в типографию, разнорабочим и подметальщиком. Карлайл согласился. Теперь он пил всего два раза в год: в Рождество и в свой день рождения. Семьи у него не было. Вик платил ему достаточно для того, чтобы снимать уютную комнату в доме у пожилой женщины в северной части Литтл-Уэсли. За четыре года работы у Вика круг обязанностей Карлайла расширился и теперь включал в себя сортировку почты, смазку типографских станков, помощь Стивену в креплении печатных форм, переноску и доставку грузов на железнодорожную станцию Уэсли и обратно. Из него вышел неплохой водитель легкого грузового «доджа», что всегда стоял у заднего входа в типографию. Можно было поспорить, нарабатывает ли Карлайл на свои шестьдесят долларов недельного жалованья, но ведь и «Гринспер Пресс» себя не окупает, логически рассуждал Вик и считал, что, наняв Карлайла, когда никто другой не сделал бы этого, он вносит свой вклад в то, чтобы тот прожил последние годы безбедно. Поскольку худшие проступки Карлайла сводились к тому, что он пару раз заводил «додж» в придорожную канаву, дважды в год напивался и жевал табак — Карлайл был неисправимым любителем жевательного табака и поставил в углу печатни плевательницу, которую опустошал с разумной частотой, — то Вик готов был его держать на работе, пока бедолага не умрет от старости. Сама типография представляла собой одноэтажное темно-зеленое строение, почти скрытое раскидистыми кронами деревьев. У него была странная форма: старенький амбар, в каких хранят инструмент, Вик переоборудовал под печатню, где размещались станки и наборные столы, и пристроил с одного боку небольшой квадратный флигель, который служил кабинетом, а с другого — склад для бумаги и шрифтов. Чтобы исключить попадание влаги внутрь здания, Вик покрыл стены снаружи кровельным изоляционным материалом, а поверх него — листовой жестью, которую потом покрасил. Изрытая колеями извилистая тропа вела от типографии к грунтовой дороге, проходившей ярдах в двухстах. Типография находилась в десяти минутах езды от дома Вика. В тот день, когда ему позвонили насчет Чарльза де Лайла, Мелинда к часу домой не вернулась. Вик пообедал в одиночестве и стал за столом читать книгу. Он чувствовал странное беспокойство, как будто он расхаживает по пустому дому, а за ним кто-то следит. Он поставил григорианские песнопения и включил погромче, чтобы слышать в гараже, когда, как обычно, в три часа пополудни, вносил с улицы ящики с рассадой. Мелинда не оставила никакой записки. Вик даже поискал в ее комнате, хотя если Мелинда и решала как-то предупредить его, то оставляла записку в гостиной — посередине, на полу. Неужели она с Чарльзом де Лайлом? Вопрос всплыл на поверхность сознания, как пузырь, и неприятно лопнул, когда сложился в слова. С чего вдруг он так подумал? Он помнил лицо Чарльза де Лайла, но очень смутно: кажется, такое чернявое — узкое, смуглое, — и волосы густо набриолинены. Вик тогда еще подумал, что Чарльз де Лайл похож на жуликоватого итальяшку. Видел он его всего один раз, как-то вечером, недели три назад, когда они с Мелиндой пошли в бар «Лорда Честерфилда», выпить по коктейлю. Вопреки обыкновению Мелинда ни слова не сказала о его игре на пианино.