Бергер медленно покачал головой и ответил: – Сначала было большое внимание со стороны прессы, потом оно сошло на нет. Я могу попытаться проверить. Хотя я все же думаю, что твоя теория относительно Андерса Хедблума требует от нас поездки в Сорселе. Блум кивнула и сказала: – Но сначала мне надо поговорить по Скайпу. – Ты собираешься оказаться лицом к лицу с комиссаром Шёлундом из Гётеборга в таком виде? – поинтересовался Бергер, показывая на полотенце, обмотанное вокруг тела. – Нет, не я так не думаю, – ответила Молли Блум и уронила полотенце. 17 Суббота, 21 ноября, 14:13 Мужчина и женщина находятся в доме уже давно. То, что остается в зоне внимания, находится на нижнем мониторе, то есть ближний дом, но справедливости ради надо признать, что это не так уж много. Как обычно, во время ожидания мозг переключается на другие вещи. На вожделенные картины. И им удается даже вытеснить до костей пробирающий холод, царящий в маленькой комнате. Сумерки опускаются на большую террасу, аромат пиний смешивается с запахом тимьяна и розмарина, растущих на крутых склонах, ведущих вниз к морю и вверх в горы. В воздухе, который будет теплым всю ночь, ощущается лавандовая нотка. Они могут выбрать, будут ли они спать в помещении или под открытым небом. Здесь все возможно, все разрешено, все так невероятно живо. У них будут общие впечатления, общее, как будто приподнятое, удвоенное восприятие. Пока они все еще могут видеть друг друга. Контракт какое-то время лежит на столе адвоката в кабинете с видом на «Балкон Европы». Подпись светится, словно выведена серебром. Адвокат возвращается, он получил у банка подтверждение даты платежа, пишет ее над линией в контракте. Она светится, словно выведена золотом. Когда дверь заснеженного дома открывается, внутрь резко врывается холод. Дверь снова захлопывается, но средиземноморское тепло не возвращается. Наблюдатель снова находится в своей голой комнатке. Тонкая кожаная перчатка на левой руке натягивается, когда та увеличивает изображение входной двери. Которая снова открывается. Мужчина выходит первым, он тепло одет и несет в руке походную плитку. Возле двери он присаживается на корточки. Следом выходит женщина, закутанная в полотенце и с ведром в руке. Она ставит его на землю и уходит за угол. Мужчина разжигает плитку, бросает снег в кастрюлю, над ней поднимается пар. Женщина какое-то время ждет за углом; наблюдатель приближает ее лицо, ясно видит, как ее начинает пробирать холод. «Я могу тебя согреть», – совершенно неожиданно думает наблюдатель. Есть место, где мы можем согреть друг друга. Она снимает полотенце и вешает на крючок в стене. Мужчина переворачивает дымящуюся кастрюлю над ведром и кидает в него снег. Трогает воду, протягивает ведро за угол. Женщина берет его, поднимает над головой и в тот момент, когда она выливает на себя воду, наблюдатель замечает немного похожее на звезду родимое пятно у нее под правой грудью. Тут он принимается рыться в ящике стола и достает что-то черное. Предмет сделан из трикотажа, наблюдатель кладет его на стол. Только сейчас становится понятно, что это носок. Черный носок. На столе перед наблюдателем лежит пистолет марки Sig Sauer P226. Рука в кожаной перчатке вертит его; это похоже на собственную версию игры «Правда или действие». Пистолет, наконец, останавливается, дуло оказывается направлено прямо на грудную клетку наблюдателя. Он всегда выбирает действие, ибо правда слишком сложна, особенно правда о болезни. Профанация. Правая рука пишет: «14:24: После нескольких часов, проведенных в доме ♀, начались гигиенические процедуры. ♂ помогает ♀. Никаких видимых результатов близости». Наблюдатель решает удовольствоваться этим. Это его задание. Одно из его заданий. 18 Суббота, 21 ноября, 14:24 Крупный, одетый в белое мужчина как в замедленной съемке двигался по своему явно ограниченному помещению; голубовато-сиреневый свет делал его похожим на одинокую бойцовую рыбку в аквариуме. В обычной ситуации его движения вызвали бы ее интерес; теперь же она думала только о футбольном матче, первый удар в котором назначен на три часа. Футбольный матч между девчачьими командами. Вообще-то была суббота. Из здания полиции ей сначала надо будет поехать домой, вбежать в таунхаус в Скугосе, схватить уже, хочется надеяться, одетую Люкке и помчаться прямиком на стадион «Нюторпс Моссе», где девятилетние девочки из футбольного клуба «Скугос-Тронгсунд» должны будут встретиться со своим местным конкурентом, футбольным клубом «Боо». Но она вместо этого стояла в тесной лаборатории и наблюдала за странной хореографией. – Это было в стене, – сказал Робин, возвышаясь над чем-то, лежащим на столе, казавшемся совершенно стерильным. – Это? – спросила Ди и поправила всегда одинаково неудобное белое одеяние. – А почему это не в Линчёпинге? Национальный экспертно-криминалистический центр, или НЭКЦ, когда-то носивший название Государственная криминалистическая лаборатория, или ГКЛ, по-прежнему имел свою штаб-квартиру в Линчёпинге, но был филиал и в Стокгольме, в центральном здании полиции. Робин взглянул на Ди и с оскорбленным видом произнес: – Вообще-то, сегодня суббота. Даже не пытаясь понять эту фразу, Ди задала следующий вопрос: – И что же это? Робин выпрямил спину. – Видимо, это можно назвать нитью. – А почему эта нить была так важна, что мне надо было незамедлительно примчаться? – Она не была, – ответил Робин и вернулся к невидимой нити. – Во всяком случае, пока. Но я еще не испробовал всех возможностей. – Ты хочешь, чтобы я задавала вопросы, – констатировала Ди. – Итак, нить была в стене? Следует ли мне предположить, что ты имеешь в виду котельную дома в Порьюсе? – Это всё, что там осталось. Так что я, в принципе, не могу доказать, что кто-то там жил. Значит, я не могу говорить с Бенне Лундином, самым тугодумным комиссаром в долгой и героической истории шведской полиции. – С Конни Ландином, – терпеливо исправила Ди. – Почему ты не уверен, можно ли назвать эту нить нитью? – Потому что она слишком мала. Скорее, это фрагмент нити, волокно. Застряло в грубой бетонной стене, на высоте головы, если довольно высокий мужчина сидел на полу. У Ди перед глазами замелькал фильм, в котором действовал мужчина в черной маске грабителя, фильм, который она совсем не должна была бы видеть. На долю секунды она забыла о своей новой двойной игре и едва не воскликнула: «Черная?», но успела прикусить язык. – Какого цвета? – спросила она. – Белая, – ответил Робин. Она смотрела на него чуть дольше, чем следовало, потом уточнила: – А что это за нить? – Именно поэтому мне надо изучить ее намного подробнее. Совершенно не факт, что я прав, но такой же материал идет на марлевые бинты. – Бинт? С кровью? Робин покивал и сказал: – Вот почему я разговариваю с тобой, а не с Сонни Ланденом. Ответ: нет. Первичный анализ не выявил присутствия крови, но это не означает, что ее там нет. Нам надо будет дойти до молекулярного уровня, для этого мне пришлось прийти сюда. – И вызвать меня? Чтобы сказать, что вы не нашли крови? – Как я уже сказал, я позвал тебя не за этим. А из-за вот этого. Робин поднял маленький пластиковый пакетик, который казался таким же пустым, как и стол перед ним. Ди подошла ближе и рассмотрела содержимое. Голубовато-сиреневый свет отражался от крошечного предмета. – Тут нам немного повезло, – сказал Робин, покачивая пакетиком. – Это от автомобиля? Робин кивнул. – Содранный лак с машины, на которой бежал преступник. Тебе знаком термин винилография? – Думаю, что нет, – ответила Ди. – Автомобиль оклеивают тонкой виниловой пленкой, которая может быть всевозможных цветов. Среди фрагментов в этом пакетике есть голубая пленка бренда Oracal 970 Premium, цвет которой был идентифицирован как Fjord Blue. Кроме того, мы нашли следы оригинального лака бледно-желтого оттенка, который мы пока не опознали, это надо делать с помощью химического анализа, и на него потребуется больше времени. – Бледно-желтая машина, которую целиком покрыли голубой виниловой пленкой? – Если это проделали законно и зарегистрировали, амбициозному, работающему по субботам полицейскому не составит труда выяснить, что это за автомобиль, – сказал Робин и вернулся к изучению невидимой нити. Согнувшись над столом, он добавил: – Не стой здесь и не отнимай у меня время. Ди какое-то время смотрела на пухлого шефа криминалистов, потом сказала: – Спасибо, Робин.