— У тебя остался мой кинжал? — вопрос прозвучал скорее, как констатация факта. Она подняла голову и уставилась на уродливый шрам у меня на животе — единственный, что не исчезнет со временем. — Ну как же я мог расстаться с ним, когда нас связывают такие острые моменты? — ужалил я темную, спрятав клинок в голенище сапога. Лайнеф подскочила, приблизилась и ткнула вертелом мне в живот: — Не смей меня упрекать в этой царапине, демон! Та война … Ты нанёс не меньший мне урон, когда с подобными тебе уничтожил крохотный отряд эльфов, пленил меня и …, и… — я расплылся в ироничной улыбке, когда она стушевалась и сглотнула, не в состоянии произнести ложного обвинения. — Война списывает всё … — И что? Ну, договаривай! — скрестив руки на груди, я смотрел на неё с высоты своего роста. — Я подскажу тебе нужное слово — совратил. Ты ведь это хотела сказать? Несколько бесконечно долгих секунд темная молчала. Я буквально видел, как в ней происходит борьба между правдой и соблазном побольнее уколоть меня. Победила правда: — Да пошёл ты! — она отшвырнула прут в сторону, вздернула подбородок и направилась к реке. — И куда это ты собралась? — не трогаясь с места, полюбопытствовал я. — Домой! К черту! Куда угодно, лишь бы не видеть твоей наглой рожи. — А не далековато ли для пешей прогулки в таком виде? — расхохотался я. Глупая! Неужели не понимает, что не отпущу? На расстоянии двадцати шагов Лайнеф остановилась, повернулась ко мне лицом в издевательской гримасе: — Ничего. Уверена, я справлюсь. — Не сомневаюсь, принцесса. Но позволь заметить, если ты действительно настроена столь решительно, мне ничего не останется, кроме как захватить Килхурн силой. И поверь, на этот раз, как только демоны ворвутся в замок, пострадают все его обитатели. Ты готова принести их в жертву ради собственной свободы? Шантаж подействовал. Это стало очевидно ещё до того, как разгневанная эльфийка вернулась обратно. Удивительно, как выразительна мимика её лица. Я повидал немало темных эльфов в жизни. Они искусно прятали эмоции под маской отчужденности, как будто их с детства этому учили. Холодные, пресыщенные непомерной гордыней, они ломались под пыточным огнем, и вот тогда их лица обнажались. Как странно, что принцесса темных была иной, не похожей на них. Удивление, негодование, злость, отчаяние тенью пробежали по её лицу. Я даже успел поймать тот момент, когда она приняла решение, и теперь ждал очередного шквала оскорбительных ругательств. Но нет! При всей кажущейся очевидности в этой женщине оставалась тайна. В который раз темная смогла удивить меня. — Зачем тебе это, демон? — бесцветным тоном задала Лайнеф вопрос. Ни гнева, ни любопытства, лишь древняя, присущая бессмертным, усталость. Как будто на какой-то момент я выбил в неё весь дух противоборства. Неужели в ход пошли женские уловки, и темная решила давить на жалость? Намерения быть объектом эльфийской хитрости у меня не было никакого, и я решил действовать. Свистом подозвав коня, поднял с земли ещё влажную от дождя рубаху и запихнул в торбу. Туда же отправились заячьи туши. Ничего, до заката не протухнут, а там съедим. Лайнеф молча наблюдала за мной, демонстрируя не присущее ей смирение. — Отвечу на твой вопрос, как только тронемся в путь. Я подхватил притворщицу, усадил на коня и следом запрыгнул сам. Она обернулась ко мне: — Полагаю, выбора у меня нет? — неуклюже вздохнула она. Ну, так и есть — точно бабские штучки. Да, Лайнеф, лицедейка из тебя никудышная — опущенные уголки губ, недвижное, печальное лицо, но вот глаза … этими искрами можно степь поджечь. — Верно мыслишь, детка! Выбора у тебя не было с того момента, как ты пересекла границу Каледонии. Поэтому усмири свой гнев и получай удовольствие от прогулки, — прижимая темную к себе, я пришпорил коня. — Кстати, может поведаешь, как Килхурн оказался у тебя? Столь быстро разоблачённая, эльфийка огрызнулась: — Я тебе уже говорила. — Значит замок дарован Клавдием? — уточнил я, обратив внимание, что фамильярное “детка” было ей проигнорировано. — Да! — Видать, на хорошем счету ты у Римского императора. — Я ушла в отставку. — И, тем не менее, такими дарами не разбрасываются за зря. — К чему ты клонишь, демон? — Лайнеф бросила на меня настороженный взгляд. Ну что же, попробуем говорить начистоту. Мы как раз выбрались на нужную тропу, и Сумрак привычным галопом пустился вперед. — Как ты заметила, я никому не намерен уступать то, что принадлежит мне, — я буквально вжал темную в свою грудь. — Трудно не заметить, — съязвила Лайнеф, чему я улыбнулся — сама того не желая, она непроизвольно признала мои права на неё. — Так вот… замок Килхурн, в действительности, принадлежит мне с тех пор, как скончался Мортон — его прежний хозяин. У нас был заключён договор, что крепость отходит к моим владениям после его смерти за некоторые оказанные старику услуги. Один экземпляр этого договора находится в Данноттаре, и ты можешь с ним ознакомиться по приезду. Твоё появление в качестве новой хозяйки замка спутало все мои планы. Мне нужен Килхурн, принцесса. — Килхурн — мой дом, и получишь ты его только через мой труп. — Неверный ответ, принцесса. Ты — моя беглая рабыня. Твой дом там, где я. Всё имущество раба принадлежит его господину. Надеюсь, ты помнишь наши законы, тем более, не так уж они отличаются от законов смертных? — Ложь, демон, и ты прекрасно это знаешь! Я никогда не была твоей рабой! По законам темных статус пленного не равносилен статусу раба! — возмущенная эльфийка пыталась освободиться от моей руки. — Да, знаю, — подойдя к самому важному моменту разговора, я проигнорировал её недовольство. Вместо этого, предвидя ещё более бурную реакцию моей строптивой воительницы на последующие слова, я запустил руку под тартан и сжал в ладони нежную грудь. Губами пробежался по её шее, прикусил мочку очаровательного ушка и, прижимая темную к себе, прошептал. — Однако раса демонов не приемлет этой тонкости закона. Есть второй, более цивилизованный способ решения сложившейся проблемы, детка, и я решил воспользоваться им. Мы соблюдем людские приличия — я отправлю своего посла с дарами к твоему императору, чтобы он одобрил и признал законность нашего с тобой союза. — Что? О чем ты говоришь? — как только смысл сказанного дошёл до её понимания, карие омуты потемнели, тонкие брови сошлись над переносицей, ноздри раздулись. Как из рога изобилия, с языка посыпались эльфийские ругательства. — Beikaer rhavan! Saurar Wethrinaer! Leithia! * Чёрт возьми! На что я надеялся?! Раздражённо, я притянул её голову к себе и накрыл губы ртом, подавляя поток брани. Сейчас, когда столь необходимо её согласие, я с огромным трудом сдерживался, чтобы не воспользоваться магией инкуба. Казалось бы, что может быть проще? Лишь малое усилие — и легкий, ласкающий слух шёпот усыпит её бдительность. Чарующий взгляд — и весь мир её сосредоточится только на мне. Прикосновение рук, и всё, она уже потекла. И делай с ней, что хочешь! Но как только меня не будет рядом, магия тут же развеется, чары спадут, и она вспомнит, кто она есть. Все планы полетят к чертям. Нет! От её ответа зависело слишком многое. Мне нужно, чтобы Лайнеф в здравом рассудке дала своё добро, не пошла потом на попятную, не отказалась прилюдно от своих слов, выставив вождя посмешищем. Можно, конечно, заставить силой, но если прохиндей Клавдий пришлет свидетелей, что тогда?! Целуя темную, я чувствовал её колебание. На какой-то миг упрямые губы ответили, тихий женский стон окончательно лишил меня бдительности, и слишком рано я возликовал. Расслабившись, я упустил тот момент, когда с чёртовой проворностью Лайнеф развернулась в седле. Нежные пальчики пробежались по моей груди, животу, спустились ниже… я затаил дыхание, ожидая … Она знала, куда и как бить. От удара перехватило дыхание. Теряя равновесие, я вылетел из седла, потащив за собой тартан. Перевязи лопнули и ткань, что укрывала эльфийку, соскользнула с её плеч. Из глаз посыпались искры, когда, под тяжестью собственного веса, я приземлился на спину. Пытаясь сделать вдох, я смотрел на удаляющуюся от меня дьяволицу. Наверно я остолбенел, потому что подобного зрелища мне видеть ещё не доводилось. С гордо поднятым подбородком и полыхающими гневом глазами, развевающимися на ветру волосами и аккуратной обнаженной грудью, соблазнительно подпрыгивающей в такт скачкам, моя принцесса преобразилась и предстала в образе истинной воительницы. Такой, какой я её помнил при нашей первой встрече, правда тогда она была в одежде. Нисколько не стесняясь своей наготы, она лихо перебросила ногу через седло, подхватила поводья и стегнула коня, увеличивая между нами расстояние. И… все демоны ада! Как ни странно, сейчас я не испытывал желания наказать непокорную — отчетливо понимал, что лишаю её самого ценного — свободы. Поэтому, не обращая внимания на боль от удара, вместе с ней наслаждался последними секундами триумфа настолько моей принцессы, что захватывало дух, прежде чем свистом вернуть Сумрака. Описав на поле полукруг, послушный конь вернулся к законному хозяину, несмотря на все усилия эльфийки этому воспрепятствовать. Как только он остановился подле меня, я сдернул упирающуюся темную, поставил на ноги и, не дав сказать ни слова, жадно набросился на её губы: — Ты была неподражаема! — выдохнул, впившись ладонями в упругие ягодицы. Намеренно прижимаясь пахом к её животу, дал понять, насколько впечатлила меня её очередная попытка побега. Её ошеломленно возбужденное лицо послужило самым выразительным ответом. — Но я тебе уже говорил — выбора у тебя нет! Подхватив с земли оброненный плед, я накинул его ей на плечи, от рубахи оторвал лоскуты, связал края: — Слишком велик соблазн, а время не терпит. Эльфийка была молчалива, как никогда. Казалось, она пребывала в некоем ступоре. Мы вновь тронулись в путь. Минуты перетекали в часы, равнинная местность в горные пейзажи, день уходил вслед за закатом, а она не произнесла ни слова. Всю дорогу моя рука неизменно покоилась на её талии, спиной Лайнеф облокотилась мне на грудь. Вероятно, со стороны мы походили на влюбленную парочку, мирно возвращающуюся в семейное гнёздышко. Подобные мысли меня порядком развеселили: — О чем задумалась? Она вздрогнула, как будто забыла о моем существовании, что, признаться, задело меня. — Господину стало скучно, и он дозволил слово молвить? — Такое обращение мне, конечно, льстит, но слишком мало почтения. Не юродствуй, принцесса, — усмехнулся я. Да, что-то не клеится наш разговор. Уж лучше бы не спрашивал. Однако, через некоторое время, она сама задала вопрос: — Ты интересуешься, о чем я думала… Скажи, почему ты здесь? В этом мире? Так вот куда ты клонишь! Прощупываешь почву под ногами — желаешь знать, почему до сих пор я жив? Знаю ли я, кто подставил меня, обрекая на смерть? Хитрая бестия! Слишком скользкая и опасная тема, детка! Слишком! Единственное неверное слово, и, стоит ей только почувствовать всю мою ненависть, второго такого удачного шанса выйти на Клавдия может больше не представиться. Ну что ж, попробуем поиграть в эту игру. — Рассчитывала, что мой череп красуется на стенах Уркараса? — усмехнулся я, не сводя глаз с линии горизонта. — С чего бы вдруг? — Лайнеф приподнялась и удивленно посмотрела на меня. — Мне казалось, если Морнаос канул в лету и сдерживать ваши орды более некому, демоны доминируют в Темном мире, ты бы должен быть осыпан почестями и вознестись до великих вер… — В ту ночь, когда ты исчезла, Повелитель был предательски убит, — бесцеремонно перебил я её. — Его место занял другой. Разумеется, со своей свитой, а неугодных военачальников он выслал в отдаленные поселения. Власть сменилась в Уркарасе. Мне был не по вкусу преемник Повелителя, и я решил побродить по мирам. Вот так мы и осели в мире смертных, где Данноттар стал нашим гнездом. Я почти не солгал, разве что не упомянул о её непосредственной роли во всей этой мерзкой истории. О том утре, когда проснулся в собственном ложе и вместо Лайнеф обнаружил её кинжал, выпачканный кровью Повелителя. О том, как меня арестовывали, а позже в подземельях, прикованного к цепям, сутки за сутками нещадно избивали. Как лоскутами срезали кожу, пока моё тело не превращалось в кусок окровавленного мяса, насильно вливали в глотку эльфийскую кровь и ждали, когда плоть покроется новой кожей только для того, чтобы вновь содрать, требуя выдать несуществующих заговорщиков. Как на моих глазах отрывали головы и выдирали сердца верных мне воинов, а топор палача, удар которого я жаждал ощутить на собственной шее, не успевал просыхать от демонической крови собратьев. В том аду я существовал благодаря ненависти к суке, которой грезил даже в беспамятстве от боли. Руки впились в женскую плоть, до хруста вжимая эльфийку в торс. Моя! Во всех смыслах моя! От кончиков до кончиков. Только я твой палач, любовник, каратель, твой муж и господин. Только я вправе решать, что с тобой делать. — Эй …, Мактавеш, полегче, если хочешь показать нареченной свой замок! — возмутилась Лайнеф и локтем ударила меня в живот. — Нареченной? — мне показалось, что я ослышался. Человеческое слово в устах темной прозвучало так естественно, так легко слетело с её губ, будто она не против этого брака. Довольный таким исходом, я удовлетворенно хмыкнул, пальцами сжал изящный подбородок и повернул лицом к себе, намереваясь поцелуем скрепить наше соглашение. — Радует, что ожидать проблем не придется. — Не придется, — подтвердила она, а её ладонь легла на мои губы, — если ты дашь слово вождя выполнить одно условие этого брака. Ну конечно! Как же без этого?! Я глубоко выдохнул. Ловко, и как по-женски, — поднять до вершин желаемого, и тут же швырнуть в низину надежды. Чёрт возьми! Сколько живу, всегда есть некое туманное “но”, вносящее неясность в ситуацию, и уже не знаешь, добился успеха или нет. Я терпеть не мог подобных слов — “но”, “если”, ”хотя”, ”только”. В них была какая-то уклончивость, абстракция, что противилось нетерпеливой сущности демона, требующей четкости и определенности. У демонов всё проще: — “хочешь? — возьми!” — Для тебя что-то значит слово инкуба? — Слово инкуба мне не нужно. Мне достаточно слово вождя Мактавеша, — глаза её зажглись лукавством. — Демон, если желаешь, чтобы на предстоящей церемонии, при гостях я была паинькой, не пытайся уклониться от клятвы. — Чертовка! — отстранился я от эльфийки и прорычал. — Говори уже! — Утром, — она улыбнулась, — а сейчас пора дать отдых коню, если ты конечно не намерен пешком добираться до своего замка. Дорога, по которой сейчас проходил наш путь, тянулась по широкому ущелью, образованному руслом протекавшей когда-то между двумя горными вершинами реки. Река давно сменила своё направление, русло пересохло и, покрытое мхом и густыми травами ущелье теперь больше походило на зеленую долину, но с наступлением темноты продвижение по каменистой почве становилось опасным, да и малоэффективным. Сумрак — прекрасный конь, но не идет в сравнение с рожденными во мраке мустангами Темного мира, славящимися своей выносливостью и острым зрением. Лайнеф была права — стоило сделать привал … — Тебе идёт цвет моего клана, — заметил я во время ужина, приготовленного из тушек на костре, на что эта мерзавка отшвырнула обглоданную кость, демонстративно вытерла руки о тартан и растянулась на земле. То, что мои вояки были далеко не чистоплотны, это я признавал, но даже они относились более уважительно к атрибутике Мактавешей. Она же, рожденная при дворе эльфов, не могла не понимать значение символики клана. Ну ладно, темная! … Вытащив из голенища её кинжал, на рукоятке которого красовался герб Зарт’риссов, я повертел его в руках и принялся выковыривать остатки пищи между зубов, исподтишка поглядывая на Лайнеф. Я был отомщен видом её сморщенной недовольной физиономии.