Хорошо, что мойщица посуды согласилась помочь и самолично отправилась за картошкой, потому что ни завхоза, ни кладовщика на работе второй день как не было. Куда они все подевались? Нужно было бы пойти с жалобой к директору и решить возникшее недоразумение, но сплетница буфетчица сказала, что ещё в понедельник директор уехал на семинар. Екатерина уселась за стол, заварила чай и стала работать с меню, делая пометки на листочке. Разогретая от работы Люда, шмыгнула носом и накинула телогрейку, затем переобулась в бурки и уточнив у поварихи нужное количество картофеля и овощей, направилась в кладовку за вёдрами. На улице снова падал снег. Было сыро и золко хотя и практически безветренно. Посудомойка гремела вёдрами и озираясь по сторонам, взглядом пытаясь усмотреть запропастившегося куда-то кота, который наведывался каждый день и надрывно мяучил, пока не получал свой паёк из остатков пищи. Кот не приходил уже два дня. Люда с беспокойством отметила этот факт про себя и возле мусорок свернула к овощехранилищу. Плафон высокого фонаря за забором из-за непогоды, как всегда то и дело мигал, но даже издалека женщина поняла, что дверь в овощехранилище не заперта. Она остановилась, возле двери, понимая, что что-то не так. Лёгкий ветерок с роем снежинок ударил в лицо, и Люда ощутила зловоние. Фух. Запах был едким, напоминающим гремучую смесь из тухлых яиц, испорченной рыбы и чего-то еще — омерзительно сладковатого. Некий неопознанный приторный душок, вызывающий у женщины беспокойство и рвотные позывы. Может там внизу несколько крыс просто сдохли? Или ещё чего покрупнее завелось. Может и кот, их мусорный Полосатик тоже сдох. «Произвол», решила женщина — и, вдохнув на улице свежего воздуха, с решительным настроем зашла с вёдрами на площадку с рубильником. Внутри подвала воздух был спёрт. Люда вспотела, пока преодолела все крутые ступени. Затем вытерла со лба пот тыльной стороной ладони, очень удивилась царившей внизу теплоте. Неужели завхоз умудрился тайком установить здесь электрический обогреватель? Расточительство обозлилась женщина. Трещоткин и Медведев пропали на пару и даже не удосужились выключить обогреватель на выходные? Вот от того, — решила она, — и пахнет здесь премерзко. Людка, осмотрелась, выжидая чего-то, такого, что уняло бы её тревогу. Затем она поставила ведра на пол, намереваясь набрать картошки, но внезапно женщину осенила идея. Нужно было найти обогреватель и выключить его, тем самым прекратить всё это безобразие. Посудомойка решительным шагом направилась вдоль стеллажей с картошкой, продвигаясь внутрь подвала. То и дело, она замирала, часто дыша ртом, нос хлюпал, приходилось высмаркивать его в лежащий вместе с хозяйственными перчатками в кармане обрывок тряпки. Тогда то женщина и услыхала лёгкое, едва слышное поскрёбывание. Так крадутся мыши на своих тонких и мягких лапках. Нет, судя по звуку — это были скорее всего крысы. Она стала рассматривать стеллажи, перевела взгляд на лежащие штабелями мешки с картофелем. Плюх — и под ноги ей упала большая картошина. Людка подняла голову, периферией глаза на мгновение уловив движение. Что-то массивное резво шмыгнуло за мешок картошки. Свет мигнул и погас. — Ай, — неожиданно сказала женщина, получив удар по лбу от ещё одной картофелины, которая была мягкой и влажной. От соприкосновения на её лице остался липкий след. Грызунов, посудомойщица в отличие от поварих на кухне не боялась. Но здесь у неё по коже пробежал озноб. Женщина сделала шаг назад и уперлась во что-то громоздкое. Секундой раньше позади неё ничего не было. Голос был глухой и заторможенный, словно говорящий подбирал слова и буквы, но в тишине подвала раздавшийся звук выходил неожиданно громкий. — Еда, — тихо прошипел он. — Что? — взвизгнула женщина, в тоне говорящего интуитивно узнавая пропавшего завхоза. — Еда, еда, — завыл за спиной посудомойки мужчина. Что-то щелкнуло. Заскреблось и зашуршало вверху на мешках картофеля. Преодолев приступ паники, сковавший её тело, Людка инстинктивно бросилась вперёд в темноту. Из её горла пытался вырваться крик ужаса, когда клубни картофеля, точно липкие бомбочки стали падать ей на голову. Пшик. Пшик, Они лопались как перезрелые плоды, вызывая удушливое зловоние. Глаза женщины заслезились. Вдруг ей стало не хватать воздуха. Людка раскрыла рот как рыба на берегу. Сердце женщины испуганно забилось в груди. Тук-тук-тук, как у канарейки учуявшей метан в угольной шахте. Она задыхалась. — Куда же ты, погоди, — прошипел завхоз. Звук резанул по нервам, как по раскалённым до бела струнам. Знание возникло изнутри мгновенно — и Людка поняла, что всё приплыли: пришла беда, а говорящий, кем бы он ни был — это вовсе не завхоз. Не безобидный Василий Трещоткин, а кто-то другой. Злой. Опасный, как чёрт из табакерки. Пытаясь, упокоиться, чтобы нормально вздохнуть посудомойщица успела сделать ещё пару шагов вперёд и спотыкнулась об мешок картофеля, потеряла равновесие и грохнулась на бетонный пол. Снова как в фильме ужасов от проделок клоуна зажёгся свет. Резко резанул по глазам а затем с лязгом хлопнула, закрываясь входная дверь. Медленно Людка начала подниматься, хныкая, как трёхлетка от ужаса и боли в разодранных ладошках и побитых коленках. Слезы стекали по щекам, она моргнула и поймала взгляд чудовищно-огромной крысы с разутым брюхом и наростами на теле сидевшей на самом последнем мешке возле потолка. У крысы с головой было что-то не так. Крыса пискнула и замерла, гипнотизируя женщину своими глазами-бусинками, затем злорадно зашипела, во рту грызуна не было привычных зубов, было что-то другое. Хвост крысы дёрнулся, раз другой. Точно гипнотизируя. Людка не сразу поверила своим глазам, но рассмотрев, поняла, что от уменьшившейся в несколько раз крысиной головы отходят в стороны мягкие рожки. В раззявленной пасти красовалась острая округлая как половинка гребня пластина. Людка была уверена, что пластина очень и очень острая. Крыса шикнула, сквозь шиканье прорезался резкий свист, бьющий по нервам, как неожиданно закипающий на плите чайник. Крыса прыгнула, вниз кидаясь женщине под ноги. Инстинктивный шаг назад и Людка уперлась спиной во что-то мягкое, зловонное, большое. На её плечи легли бледные и раздутые ладони в коростах, мягко, но настойчиво сжали её за плечи и сильно потянули назад. Кожа ладоней завхоза выглядела натянутой, как кожура на барабане, в котором живёт и жужжит осиный рой. Людка замерла не в силах заставить себя обернуться. Страх исказил её былой громкий и уверенный голос. Всё, что женщина сквозь силу могла из себя выдавить, охрипшим и писклявым голосом было смешно и не убедительно, даже для неё самой: — Трещоткин что происходит, живо отпусти алкаш хренов! — Еда, еда, — промычал стоящий за её спиной лже — завхоз. Внезапно горла женщины коснулось нечто горячее шершавое влажное и будто пробуя на вкус её кожу, лизнуло, и на мгновение исчезло. Люда задрожала, отчаянно трепыхаясь, как мотылёк, пытаясь вырваться из стальной хватки мужчины. Но, его руки ещё крепче впились в её плечи. Свет, точно издеваясь, мигнул и погас уже насовсем. Глубоко вздохнув, женщина нашла в себе силы, чтобы отчаянно завопить «кто-нибудь помогите!» Жадно чмокнув, снова раскрылся рот, стоящего позади неё мужчины, на женщину разом дохнуло гнилью, и острые зубы завхоза впились в её горло с лёгкостью и настойчивостью бурилки прогрызая плоть. Насыщаясь, мужчина жадно глотал куски тёплого кровавого мяса. Вскоре в его объятиях утихли женские крики, замерли слабые трепыхания остывающего тела. Обглоданное тело посудомойки было отброшено в сторону. Резво на пир подтянулись голодные крысы, а потом грызуны потащили её останки в самую глубь хранилища, чтобы сделать запасы. * * * — Тебе не кажется это странным? — спросил Чебурек у Воробьёва сидевшего по-турецки на коврике перед телевизором. — Что именно? — спросил Воробьёв, не отрываясь от экрана, где Луи де Фюнес строил хитроумные планы по поимке Фантомаса. — Когда это мы смотрели телевизор одни, а? Воробьёв задумался, смешно нахмурив высокий лоб. — Однажды точно помню, когда сюда театр приезжал, а нас наказали, заперли в спальне. Помнишь, как мы тогда выбрались через окно и, рискуя свалиться в кусты, топали по карнизу, обошли здание и по пожарной лестнице пробрались таки в зал. — Может быть, они там сейчас нам готовят в спальне сюрприз, — угрюмо пробормотал Чебурек. — А может быть они просто нашли себе занятие поинтересней. Режутся в карты, или вообще на стройке выдохлись. — Не все же разом. Думаю, что они сговорились и точка, — пожал толстыми плечами рослый Чебурек. — Ну и ладно. Расслабься, — произнёс Воробьёв. — Чему быть, тому не миновать, — изрек философски. — Давай просто фильм посмотрим. Чебурек вздохнул и смирился. * * * Медсестра расправилась с папками около часу ночи. Зинаида Григорьевна устало зевнула и протерев стёкла очков, прислушалась. Женщине казалось, что стоящая в кабинете тишина физически оглушает. Стягивает нервы в узел, холодком крадётся по позвоночному столбу и плотным комком тревоги замирает в центре лопаток. Мертвая. Дикая тишина. Она снова прислушалась. Не было слышно ни храпа, ни стонов, ни скрипа пружин старых кроватей в изоляторе. Точно и не спали там за дверью подростки. — Хм, — вздохнула медсестра и встала, потягиваясь, вытягивая руки вверх. Пока до приятного хруста не щёлкнуло в шее. Затем она выключила свет, оставив гореть настольную лампу и отправилась в изолятор. Зинаида Григорьевна открыла дверь и ахнула от дикого холода. Окна оказались распахнуты, шторы поддёргивал ветер, а в палату залетал снег. Медсестра щёлкнув выключателем запалила свет. Окинула недоумённым взглядом пустые кровати. Простыни и пододеяльники пачкали странные тёмные чешуйки и буровато-чёрные пятна. Что происходит? Задала себе вопрос женщина и непрошенная паника тугим комком подкатила к горлу. Она подошла к окну, закрыла одно, затем закрыла другое и продолжала закрывать окна по одному, пока не закрыла их все. Единственный фонарь за забором то и дело мигал, но женщина всё равно рассмотрела, как во дворе кто-то цепочками вёл детей в сторону кухонного блока. Что происходит? Она в очередной раз задавала себе этот вопрос. В кармане халата лежал мобильный телефон, но как назло он оказался разряжён. До висящего в коридоре на стене аппарата связи идти было далековато. Она вернулась в свой кабинет, закрыв за собой дверь изолятора. Непонятный приступ страха, не давал женщине собраться с мыслями и покинуть свой безопасный кабинет, в котором было тепло и горел свет. Медсестра, поставила телефон на подзарядку и укоряя себя за малодушие, собралась с духом и вышла в коридор.