– А я твоей мамке титьки. – Не нужно так со мной разговаривать. Звук рассекающего воздух прута. Рейн едва слышно охнул и отшатнулся, прижав к щеке ладонь. – Вы можете хоть всю ночь друг другу наяривать, попутно втирая за матерей, – Горст ударил Рейна еще раз, но уже по закрывшей лицо ладони, бросил полный презрения взгляд на верзилу. – Аарон, зачем ты меня расстраиваешь? – в этом жесте не было злости, равно как и иных эмоций. Подобные удары отвешивает псарь своим псам и знающие толк люди называют подобное дрессурой или давлением. Горст выбросил надломившийся прут и продолжил так, словно ничего и не случилось: – Смотрите дальше, сучьи петли, тот, кто опередил нас... По щеке Рейна текла кровь, а Аарон же считал, что лучше было бы Горсту ударить и его. Так сказать, за компанию. Рейн-то свое получил и, едва рубец заживет, возьмется за старое, как ни в чем не бывало. Младший из выжлятников наклонился, сорвал подорожник и, растерев его как следует, приложил к кровоточащей щеке. – Господин Горст, – обратился он к своему нанимателю, наставнику, атаману и разом ко всем его ипостасям, – по всему похоже, что этот пройдоха не заходил в дома, а заглядывал в окна. – Похоже. – А зачем? – Проверял он, Рейн, – равнодушно сказал Аарон. Обычно он радовался всем своим удачным умозаключениям, но теперь его нутро выжигало чувство стыда, и потому он понуро констатировал, – проверял, все ли ушли, или еще кто остался. Горст пожал плечами. – Пойдем, глянем, что он на дворе у старосты делал. Не проронив ни единого слова, они прошли мимо коновязи, мимо крыльца с настежь распахнутой дверью. По всему было видно: староста Подлеска был человеком аккуратным, не утратившим гордости. Подлесок – бедная деревня, но не нищая. Знающие люди видят разницу. В домах царил порядок, не успевшая толком вырасти травка говорила о том, что оную регулярно скашивают. Горст видел множество деревень, и одного взгляда порой хватало, чтобы понять, с кем имеешь дело, но тут все опрятно и, если можно так выразиться, чинно. Не хватало лишь людей, но этот недостаток Горст планировал в скором времени устранить. Идя по узкой тропинке, Горст понял, чего еще не хватает в Подлеске: – Домашней скотины в деревне нет, – буркнул он своим подчиненным и, свернув наконец за дом, остановился, и самым грязным образом выругался. Выжлятники были жестокими людьми, занимались суровым ремеслом, и сердца свои все трое добровольно превратили в камень. Преследуя беглых крестьян, забивая пойманных конокрадов, отрубая руки ворам, покусившимся на их скромный скарб, они считали, что видели если не все, то уж точно многое. Эта клятая деревня решила, что может их удивить, и у нее, надо сказать, получалось. Во дворе подлесского старосты стоял пустой котел, и то, что было разбросано вокруг него, заставило желудок Рейна непроизвольно сжаться. Кострище с давно остывшими углями, а вокруг по спирали были разложены тушки домашней птицы. Отдельного внимания заслуживали следы вокруг кострища. Человеческие следы, которые привели секуторов во двор, перемежались со следами копыт. Аарон толкнул в плечо побледневшего Рейна: – Ты чего, парень? – Вонь, – коротко ответил тот, и из его желудка полезла съеденная утром похлебка. Он более не мог говорить, и Горсту с Аароном оставалось лишь ждать. – Не топчем тут, – равнодушно распорядился Горст. – Рейн, как закончишь марать стену, погляди на следы. – Так вот куда вся животина из деревни пропала, – заметил Аарон. – Что за люди… – Даже курей не ощипали, – холодно процедил Горст, – ну кто же птицу с перьями варит… Перевели, сука, продукт. Ты скоро там, а? – он обернулся назад, увидел Рейна, вытирающего рукавом куртки губы, и улыбнулся. – А теперь расскажи мне про следы. – Я вам собака что ли? – Хуже. – Хуже, Аарон, может быть только твоя матушка, – младший из людей Горста привстал на колено и принялся разглядывать следы. Простое ремесло охотника, которому отец обучал его. Простое ремесло, которое пригождалось ему лишь в тех случаях, когда Горсту требовалось мнение со стороны. – Тут следы человека. Человек один был, и он топтался вокруг костра. Это… – он указал на следы копыт, – больше, чем у обычного козла, но козлиные. – Наш дружок рогатого сношал тут? – Аарон… – Горст вначале хотел заткнуть рот своему подчиненному, но, не выдержав, прыснул, – уж не твои ли следы? Секуторы зашлись в припадке нервного смеха, который оборвался, стоило Рейну продолжить. – Вот тут, – он ткнул пальцем в землю, – человеческие обрываются. Дальше наследил козел, и он был… Что за херня? – Вот и я так подумал, – старший выжлятник нервно откашлялся и закончил за Рейна, – наш козел двуногий. Аарон не ответил, но руку на яблоко меча положил, и этот жест выдал его волнение с потрохами. Горст, осторожно перешагивая через узор из дохлых птиц, приблизился к двери амбара. Наклонился, подняв с земли валяющийся у порога бурдюк, и хмыкнул: – Прохудившийся, – он отшвырнул предмет в сторону, почти к ногам Рейна, и новая волна смрада ударила в ноздри парня. – Ну и вонь. – О чем ты… – Горст толкнул амбарную дверь, и та, поддавшись, обнажила свое убогое содержимое. – Что ни день, то новый праздник. Сотни, а может и больше, мух, жужжа, роились над подвешенной под самым потолком свиной тушей. Из хряка спустили кровь, в том сомнений не было, и эта самая кровь залила грубо срубленный стол, глиняный пол, разделочные доски, ножи. Одним словом, все, что можно было запачкать кровью, было ей перепачкано. Горст внимательно осмотрел стол, который их спятивший дружок выдвинул в центр помещения, прямо под тушу заколотой свиньи. Горст решил, что с его младшего подчиненного достаточно, и скомандовал: – Рейн, пойди, поищи холодную и глянь, что с рыбой. – Господин секутор? Он не был слаб на желудок, не был брезглив, но смрад, который, судя по всему, не замечали его товарищи, проник к нему в ноздри и принялся хозяйничать в потрохах. – Я в порядке. Вонь просто… – младший зажал ладонью рот и поборол очередной приступ тошноты, – …в порядке, – он украдкой заглянул в амбар и понял, что не желает спорить со старшим. Солнечный свет, просачивающийся сквозь щели в стенах, дрожал от бесчисленного количества насекомых, наполнивших помещение. – Иди, говорю, проверь рыбу, – Горст склонился над пучками травы. – Что это за растения, а, Аарон? – Пес знает. На кой ляд он свинью так высоко подвесил? – Чтоб кровь посильнее издохла, – ухмыльнулся Горст, – это как с висельниками вдоль дороги. Чем выше подвесишь, тем вернее умрут. Аарон не оценил юмора.? Того парня на дороге повесили честь по чести, а толку не вышло. Когда старший выжлятник вышел на улицу, его взгляд снова застыл на брошенном им же бурдюке. – Думается мне, что варево разливали по мехам. Для чего только и о какой такой вони говорил сопляк? – В некоторых избах страшно смердит, но здесь… – Здесь совсем ничем не пахнет, – заключил Горст, – а ведь должно, – он провел пальцами по усам и, покачав головой, словно соглашаясь с собственными мыслями, закончил, – должно, но, сука, не пахнет. – Страшно ото всего этого делается, господин секутор. Умом-то я понимаю, что это дело рук тронувшегося выродка, только шерсть все равно дыбом стоит. – Даже спятивший человек – это всего лишь человек. Пойдем отсюда. 3 Следы привели гончих к берегу. Горст, пересчитав лодки, прикинул, долго ли человек сможет плыть против течения. Пришел к выводу, что если деревенские и уходили рекой, то либо на соседний берег, либо вниз по Хельге. Последнее казалось секутору до остервенения глупой затеей. – Если бежать, то подальше от хозяина, – процедил мужчина. – Херня выходит. На тропинку, заросшую крапивой, шатаясь, вышел Рейн. Его руки аккуратно сжимали нечто, покрытое сажей, и, лишь приглядевшись, Горст понял, что именно приволок его младший помощник. Аарон все это время безучастно смотрел куда-то вдаль. Погруженный в собственные мысли он силился вспомнить, когда же мог видеть сон, воспоминания о котором становились все более отчетливыми. – Напиться или умереть, – прошептал он, но не был услышан. – Рыба на месте. Просолена и ждет обоз от барона Ланге, – Рейна более не мутило, но место внезапной тошноты заняло щемящее чувство тревоги. Отчего-то Рейну вспомнилась покойная матушка, вспомнился отец, учивший его охоте. Младший из людей Горста не мог извлечь из закромов памяти ничего конкретного относительно родителей, и будь у него опыт в подобных вопросах, Рейн смекнул бы: его памятью вовсю заняты иные существа, которые извлекли её словно нечто материальное, подкололи иглами к бархату для изучения. Но ни у кого из секуторов и их современников подобного опыта не было. Парень отмахнулся от тревожных мыслей, что от мух, и протянул свою находку старшему. – Господин Горст, не нравится мне это. – А кому нравится? – Горст кивнул на Аарона. – На этого глянь. – Там у землянки… У холодной то бишь, я еще один костер нашел. Его, судя по всему, развели, чтоб от амбарной книги избавиться. Старший поморщился и провел ладонью по обгоревшей кожаной обложке. – Рейн, если ты хочешь от чего-либо избавиться – ты избавляешься. Много ли негорящих книг ты видел? Если бы ситуация была менее напряженной, Рейн не преминул бы сообщить о том, что и книг, даже негорящих, он видел ничтожно мало, а эта амбарная была так и вовсе первой, которую ему довелось держать в руках. Вместо ответа он отрицательно покачал головой. – Дождь мог костер потушить, – предположил Рейн. – Час от часу не легче, – буркнул Аарон, наконец повернувшись к товарищам. Старший секутор аккуратно открыл книгу. Перелистывая уцелевшие страницы, он нашел заложенную между ними веточку и облизал губы.