— Давай так, Малыш, — сразу слышу повелительный, резкий тон и плыву, двумя руками держусь за трубку, словно за веревку над пропастью. Два дня. Два дня его не было в моей жизни, а кажется, что всю жизнь. — Малыш, ты меня слушаешь? — Допустим, — напускаю на себя безразличие, чувствуя, как занемели от напряжения костяшки пальцев, а внутри кто-то режет без наркоза. — Допустим, бл*ть, — проскрежетал он, и я невольно улыбаюсь. — Просто скажи, в какую часть Москвы вы поехали и не садись в этот чертов самолёт. Через полчаса я заберу тебя, и мы улетим на Сейшелы. У меня там дом. Я буду две недели греть тебя на солнышке, зализывать рану и свою вину. Бл*…. Ну так же нечестно. Нечестно… — думаю, ощущая по телу дрожь и подглядывая, как Давид перебирает кончики волос Майи, и смотрит в лэптоп. — Ты используешь нечестные методы, и я тебе не доверяю. — Это я тебе не доверяю, ты в меня пулю всадила. — Скажи спасибо, что не убила, — хмыкаю я, довольная собой. — Ты хотел убить нашего ребенка. — Мы разберемся с этим, — грубее говорит он уже на воздухе, и я слушаю его голос сквозь потоки ветра. Уже знает, где я. Уже мчится. — Я сейчас приеду… — Ты… так ничего и не понял, — говорю печально и чувствую в горле ком. Слезы наворачиваются. — Ты все еще мне не веришь. — Вместе сходим в больницу и сдадим анализы… — слышу новый поток ветра и голос. Всхлипываю и резко отключаюсь, понимая, что за такое время разговора он точно вычислил, где я. Из рук телефон у меня забирает Давид, но ничего не говорит. Просто толкает к стойке частной регистрации и уже спустя пятнадцать минут я сижу в частном лайнере. Реву и вжимаюсь в спинку, глотая слезы. Как стремительно набирал скорость самолёт, так же быстро таяла надежда. На счастье. На любовь. И я опять чуть не повелась, как дура, на красивые сказки. Как же глупо думать о том, что он все-таки поверил. Не поверил. Даже не думал! Начал лечить насчет врачей и анализов, а на деле снова бы меня усыпил и лишил самого дорогого. Кто я без него? Девушка. Человек. Почему за такой короткий период он занял настолько важное место в моей жизни, перечеркнув все, что было до него. Мысли, мечты, принципы. Макар стал центром, солнцем, вокруг которого я вертелась, подстраивалась под его фантазии. Любые фантазии. И да, я получала неземное удовольствие, но была ли это я? Кто я? Осталась ли я при всех изменениях собой? Готова ли я вернуть свободу, которой он лишил меня своей любовью. Задушил жаждой, голодом, страстью. Низверг все, что я планировала, боялась. Теперь даже желание стать врачом отошло на второй план. Осталось лишь желание подержать его частичку в своих руках. Поцеловать розовые щечки, увидеть улыбку, прижать к груди ребенка. Нашего ребенка. Как там ты, малыш? У меня все хорошо. Я в великолепном Париже, гуляю по городу, ловлю на себе заинтересованные взгляды. Я все еще как волчица вою, скучая по твоему папаше. Ночью реву белугой, перебирая в памяти все сладкие моменты нашей совместной жизни. Макар впустил меня в свою жизнь, а теперь жестоко вырвал, с корнем. Забыл, насколько я сильно от него завишу и люблю. Забыл, что я дышу им, что только он смысл моей жизни. Был. Конечно, был. Теперь в ней появился новый смысл, а Макара нужно отпустить. Нахождение с ним рядом вредит и моим нервам, и тебе, малыш. А может навредить и жизни. Вот и Давид так говорит, постоянно ругая меня за беспечность и, конечно, не сводит глаз с Майи, словно боится, что она как Снегурочка из сказки исчезнет. Она и правда похожа на Снегурочку, вся такая ласковая, мягкая, нежная. Сначала рядом с ними было некомфортно, но потом я прониклась их спокойствием. Удивлялась тому, что они могут столько разговаривать. Просто разговаривать, а не убегать каждую секунду, случайно соприкасаясь взглядами. И эти взгляды были порой настолько горячи, что я смущалась, потому что казалось, внутри их сознаний разыгрываются настоящие секс-баталии. Вспомнились Паша с Данилой и их тайные переглядывания. Иногда я замечала, как правая рука Макара бросает короткие взгляды… Острые. Похотливые. И если на меня он смотрел с раздражением, то вот на Макара более внимательно, почти ласково. Влажно… Что? И обдумывала я это все, прогуливаясь рядом с этой сладкой парочкой по городу, пока однажды внутри вспышкой не вспыхнула мысль. Мерзкая. Неприятная. Но вполне реальная. В одну из ночей, когда Давид закрывался с Майей в спальне, но тем не менее, не издавая ни звука, я пробралась в его кабинет. И включила ноут. Исключив на аккаунте Вконтакте Макара из черного списка, я тут же увидела вереницу сообщений. Причем начались они ласково, а заканчивались угрозами. Я махом стёрла все лишнее, и написала сама. «Кто забирает твои анализы?» ‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍ Глава 31 Напечатала и жду. Ответа нет несколько минут, хотя показывает, что Макар в сети. Начинаю крутиться на стуле, обдумывая, чем бы он мог там заниматься. А если он уже с девушкой снимает напряжение. А если его убили, и он истекает кровью? А если… Додумать мысль не успеваю. Слышу звук и резко устремляю взгляд на экран. Сейчас он ответит, подтвердит мои подозрения, и я сегодня же возьму билет в его объятия. Открываю сообщение, и замираю, вчитываясь в строчки. «Конечно сам. Прекрати обелять себя, Малыш.» Сам… Сам? Невозможно… Просто нереально поверить, что вся моя теория летит в черту. Теперь в голове мелькает новые мысли. А может быть это действительно не Макар? Может быть я где-то напилась, меня изнасиловали, и я требую от Макара принять ребенка? Чужого ребенка. Возвращаю бездушного Макара в черный список, выключаю компьютер и тут же чувствую, как отчаянье каменной плитой прижимает меня к полу. Ноги подгибаются, и я падаю, чувствуя, как истерика затягивает пеленой сознание. Сотрясаюсь в надрывных рыданиях, уже не боясь быть услышанной. Потому что жизнь завершилась ровно в тот момент, когда я увидела три буквы. Эти проклятые три буквы. Сам. Сам сдал, сам забрал, сам убедился. Что же делать? Что делать! — кричу внутренне во весь голос, глотая слезы, клубком свернувшись в темном кабинете в парижской квартире Давида. Париж. Красивый город. Город любви. Город разочарование. Вся моя любовь к Макару сплошное разочарование. Американские горки, на которых мы вчера так шумно развлекались. Лувр, где каждый может со всех сторон посмотреть экспонаты. Эйфелева башня, с которой я снова стремительно падаю, разбиваюсь о боль. Внезапно слышится скрип двери и смесь громкого шепот. — Что он с ней сделал? — Я разберусь, — шепчет Майя, выталкивая Давида за дверь. — Иди спать. — Она моя племянница. — Но сейчас твоя строгость ей не поможет. Иди, Давид. Прошу тебя. Она тут же прикрывает дверь, шуршит подолом по ковру и накрывает мою голову теплой ладонью. Ждет реакции. Наверное, думает, что я буду сопротивляться или буянить. И я бы могла, вот только сил нет. Она садится рядом, притягивает меня к себе, начиная качать как ребенка и ничего не говоря. Такое уютное молчание. Понимание. Просто ласка взрослой женщины.