— Не знал, но… — Но…? — Я подшутил над ней. — Как подшутил…? Паша, где скорая?! — кричу я со злости и страха в сторону Паши. Тот отчитывается коротко: — Едут. Пять минут. — Что ты сделал? — толкаю я этого спортсмена. — Что ты сделал с Дашей!? Она никогда бы не стала! Не стала, понимаешь?! Это я могла… А она сильная! Марк молчит всего несколько секунд, а потом как на духу. — Я трахнул ее, сфотографировал и слил фотки в студ. сеть. Меня парализует. Мне вышибает ударом воздух. Меня трясет. Это просто… — Уходи… Я даже знать не хочу, о чем ты думал и молись, чтобы люди Черкашина тебя не нашли… Вали сказала! — кричу я, что есть мочи, и прижимаю голову хрипящей Даши к себе. — Во-он! Он сваливает, слышу сирены скорой и набираю на телефоне Паши номер Макара. — Хочешь меня вернуть? — без предисловий задаю я вопрос ледяным тоном и слышу насмешливое: — Кого убить? Только вот мне ни хрена не смешно. — Марка Синицына. Убей его, и я вернусь к тебе. — Нет… — голос Даши. — Не надо. Люблю его… Люблю… — Василиса, — голос в трубке Макара, и я тяжело вздыхаю. — Сломай ему хотя бы ноги… — И ты вернешься? — И я подумаю. Подумаю, да. Подумаю, пока снова еду в больницу уже с Дашей. О том, насколько хрупка и бесценна жизнь. О том, почему так много людей хотят иметь ребенка. Почему этого захотела я. Хочу. Ведь раньше я шугалась детей. Боялась забеременеть, а сейчас хочу вернуться к бандиту, потому что чувствую насколько мы совместимы физически. Ведь даже при полном отсутствии секса, его поцелуй смог пробудить мое тело. Дать ему новый заряд жизни. А может это обида… Но, несмотря ни на что я знаю, что сделаю себе Малыша, а потом уеду в другой город. Потому что Малыш не должен жить в атмосфере злобы, преступлений, грязи и порока. Наш Малыш, Макар, будет жить без жестокости и зла. Глава 39. Макар В голове все смешалось. Выстрелы. Белая палата. Безжизненная Василиса. «Люблю» в пустоту и полное безразличие к ласкам. Она как статуя. Прекрасная и неживая. А с ней мертв и я, пока она не улыбнулась, пока не накричала, пока не показала хоть немного эмоций. И в мозг выстреливает надежда. Да, ребенок потерян, да, я уже начал думать, как буду принимать роды, но ведь все можно исправить. Можно вернуться в нашу спальню, лечь в кровать и начать все исправлять, как только она оклемается. А в силе ее духа я не сомневаюсь. Вот и в результате теста, который без моего ведома сделал Данил, я не сомневаюсь. И в том, что Василиса, уходя от меня, обязательно вернется. И в ее словах про Данила тоже. Он был здесь. Он был рядом со мной пять лет. И я не знаю, какого хрена, но он посягнул не то, что на мою задницу, он посягнул на единственное светлое в моей жизни. Все поступки, все шлюхи, разделенные на двоих, смех и литры выпитого алкоголя. Все это стало не важным. Гильза, которая вылетела из пули и затерялась во вселенной. И так же, как мое доверие, Даниле ее не найти. Слышу за спиной шаги, шумное дыхание и злость во мне превращается в полное хладнокровие и лютую ненависть. Отвращение. — Ты же не поверил ей? — говорит Данил с панической ноткой в голосе. — Она просто перед тобой выслуживается… Резкий поворот, в руке его патлы, и головой об асфальт. Плевать, что смотрят. — Завали свое *бало, когда говоришь о моей жене! — Она не… — стонет… — Станет, а ты станешь дерьмом под моими ногами, — ставлю ствол у виска, но желания устраивать представления нет. Да и на новый арест нарываться. Отвожу ствол и выстреливаю в асфальт. Данилу просто бросаю. — Еще раз появишься в зоне моей видимости — убью. Ты жив только потому что много лет служил верой и правдой. — Макар, — орет этот придурок, но я сажусь в тачку, наблюдая, как отходит трамвай. Ничего. Ничего. Она еще позвонит, хоть и телефон у меня. Однажды я насильно заставил ее выучить десять цифр. Чтобы даже в случае потери аппарата, она позвонила мне с любого номера. — Принимай дела, — говорю устало Лёне и откидываюсь на спинку автомобильного сидения, пока он трогается с места и мельком смотрит на так и не сошедшего с места Данилу. Теперь его кожа слилась с цветом волос. — Что там с Чернышевской? — Дома, назначил ей парней. Пока никаких движений, — отчитывается лучший их охраны, который даже не сказал ничего за тот удар. — Что Самсонов? — Ждет тебя у себя. Он до жопы был рад узнать, что с Андроновым покончено. — Еще бы. Тот вроде его жену похищал. Погнали к нему, мне надо выпить, — говорю я, оттягивая воротник рубашки. Оделся, бл*ть, празднично. В гробу я видал такие праздники. — У меня ребенок умер. — Я сожалею, шеф… — И я… И я сожалею. Ничего. Ничего. Вернется, и нового сварганим, главное, чтобы Василиса позвонила. И она позвонила уже через пол часа, я даже выпить с Богданом не успел. Попросила убить Синицына. За ее возвращение. И только я обрадовался ее предложению, она его изменила на «подумаю за несколько переломов». Ну что ж… Это неплохо. А подраться это то, что мне нужно сейчас больше всего. Задаю вопрос про этого Марка, а Богдан кивает куда-то вперед. Смотрю с балкона и вижу Синицына собственной персоной. Сидит у пустого бара в еще не заполненном клубе, глушит одну за одной рюмки водки. Явно за что-то себя корит, но разве мне есть до этого дело. Мне теперь есть дело до Васи. — Погнали, — стягиваю я пиджак и смотрю на огромного Богдана. Кто-то скажет, что он неповоротливый, но он бы сумел победить любого боксера в легком весе, настолько был быстр и ловок. — Куда, — поднимает он брови. — Почешем кулаки, мне надо задание жены выполнить… — О… ну Жена — это святое. Я за своей в Европу гонял. Сейчас она вьет из меня веревки, — говорит он со смешком, и я ехидно замечаю: — В постели? — И только в ней. Когда я узнал, за что бил парня, я задал Василисе вопрос, почему бы его просто не убить? — Она любит его, — пожимает Василиса плечами, сидя на подоконнике в своей комнате в общаге и смотря в окно. — А ты?