– Веский аргумент, – согласился Киз. – Кстати, а зачем слепому тазер? – спросил Руди. – Я не всегда был слеп. Чертова катаракта. Руди подошел к окну, выходившему на улицу, и оглядел пожарную лестницу. Затем он вытащил из кармана пластиковые перчатки и надел их. Повернувшись спиной к окну, он взял с двуспальной кровати у стены подушку из пены. Он наклонился над Кизом и помахал рукой в дюйме от очков старика. Старик не дернулся. Руди взял с кухни деревянный стул, сел на него, а подушку положил на пол рядом. – Так где тазер? – спросил он. – А где деньги? – спросил Киз. Руди достал из кармана стопку банкнот и со шлепком положил их на открытую ладонь старика. Пальцы Джимми тут же сомкнулись над стопкой. – Мне бы не хотелось обнаружить тут недостачу. – Тут полная сумма. – Ладно. Тазер в чемоданчике на полу. Каттер увидел маленький чемоданчик у стены. Положив его на колени, он расстегнул замки. Внутри лежал черно-белый шокер и четыре картриджа, каждый оснащенный гарпунами с пятнадцатифутовыми проводами. С одного картриджа уже была снята защитная оболочка. Он был готов к использованию. – Вы когда-нибудь стреляли из такой штуки? – спросил Киз. – Да, я знаю, как она работает. – Ну я ни на минуту не допускал, что вы дилетант. Позвольте вам показать. Киз щелкнул пальцами, и Руди переставил чемоданчик к нему на колени. Не опуская головы, старик уверенным и ловким движением достал тазер и покачал его в морщинистой руке. – Батарейный блок заряжен и установлен на место. Я всегда слежу за этим. Безопасность прежде всего. Он на предохранителе, и предохранитель нужно передвинуть вверх, когда вы захотите выстрелить. Картридж вставляется спереди. Проще простого, правда? Только не суйте пальцы вот сюда, ясно? – Ясно. Киз переключил предохранитель. На стене появилась красная точка от луча лазера. – Ночью можно включить диодную подсветку, чтобы лучше целиться, – сказал он, – а можно просто пользоваться лазером. Эта штуковина выстреливает два гарпуна, тогда электрическая цепь замыкается и превращает того, в кого стреляешь, в желе. Она отлично работает через одежду, но нужно быть не дальше десяти футов, иначе можно промахнуться. Фишка в том, чтобы нацелить лазер высоко в грудь. Один гарпун выстреливается прямо, а другой на восемьдесят градусов вниз. Вы же не захотите, чтобы второй гарпун заблудился где-то между ног у того парня. – Не захочу. – Вот и славно. Старик повернул тазер, и на груди Руди, словно красная бусина, появилась красная точка. Тот испуганно вскрикнул, но, прежде чем он успел увернуться, Киз выстрелил. Каттер свалился со стула на пол. Его руки и ноги задергались; он весь задеревенел и не мог контролировать мышцы. Тело горело огнем, кровь разносила кислоту к самым удаленным клеточками, разъедая его изнутри. – Видишь ли, Руди Каттер, – сказал Джимми, снимая темные очки и нажимая на спусковую кнопку снова и снова, чтобы пустить электричество в гарпуны, – дело в том, что катаракта у меня только на одном глазу, и я точно знаю, кто ты такой. Ты – тот кусок дерьма, что выбрался из тюрьмы после убийства всех тех женщин. И что, ты действительно собрался купить у меня шокер? Сомневаюсь. Ты же взял подушку с моей кровати не для того, чтобы вздремнуть, а? А пластинки с серийным номером тебя не пугают потому, что ты решил: когда копы отследят прибор до меня, я буду лежать на полу мертвый с подушкой на лице. Киз сунул руку под одеяло на коленях и достал револьвер с черной рукояткой. Бросив тазер на пол, он большим пальцем взвел курок и прицелился в Руди, который затих на полу после того, как в гарпуны перестал поступать электрический ток. Он чувствовал себя избитым, так, будто на него обрушился тяжеленный молот. Боль перекатывалась в голове, словно стеклянные шарики. Приподнявшись на локтях, он попытался сесть. Он тяжело дышал, глаза пронзила острая боль, когда он уставился на направленное ему в голову дуло. Униженный, охваченный яростью, Каттер сжимал и разжимал кулаки. Ему претило, что кому-то удалось перехитрить его. Джесс Салседе. Джимми Кизу. Кому угодно. – Что случилось? – выдохнул Руди, пытаясь унять сердцебиение, которое мешало думать. – Ты выстрелил в меня? – А сейчас я звоню копам, и мы ждем их приезда. – Ты напал на меня, – сказал Руди. – Поэтому арестуют тебя. – О, я все же рискну. Копов наверняка заинтересует, что ты пытался купить оружие без регистрации. – Послушай, ты прав насчет того, кто я такой. Я соврал. Шокер нужен мне для собственной защиты, вот и все. Каждый бдительный гражданин так и жаждет убить меня на улице. Они так надеются прославиться. – Не искушай меня, – сказал старик, – а то я сам тебя прикончу. У меня внучка, ей за двадцать. Столько же, сколько тем женщинам, что ты зарезал. Ей будет значительно безопаснее, если я всажу тебе пулю в башку. Да и правдоподобную историю придумать несложно. Ты набросился на меня, я выстрелил. Ведь всем плевать, что произошло с тобой, Руди Каттер. Так что возьми вот там телефон и брось его мне, пока я не передумал и не продырявил твою черепушку, ясно? Руди сел и поднял руки вверх. – Как скажешь. Только успокойся. – Медленно. А то у меня палец на спусковом крючке зачешется. – Я не смог бы двигаться быстро, даже если бы хотел. Эта штука мощно сбивает с ног. Он со стоном поднялся с пола. Его качало, голова кружилась, однако он двигался с нарочитой уверенностью, чтобы не показывать, в каком он состоянии. Эффект от воздействия тазера был краткосрочным. Киз, сидевший в инвалидном кресле, казался маленьким. Руди видел, что за маской бравады тот трясется от страха. Его рука, сжимавшая револьвер, дрожала, и он щурился, чтобы лучше видеть. Вероятно, его здоровый глаз был не так уж здоров. Руди взял телефон с подставки. Телевизор продолжал что-то показывать, и из него громко разносился голос ведущего Алекса Требека. Каттер повернулся к старику и замер, его лицо исказила гримаса ненависти. Киз, испуганный и взвинченный, наблюдал за ним. Взгляд Руди был прикован к дулу. Ствол револьвера покачивался в руке старика, как игрушка: влево, вправо, вверх, вниз. – Вот, – сказал Руди, протягивая телефон, но так, чтобы старик до него не дотянулся. – Бросай. – Киз наклонился вперед и вытянул свободную руку. – Как скажешь. Руди бросил телефон так, что тот перелетел через голову старика, припал на одно колено и схватил тазер. Киз в панике выстрелил и промахнулся, пуля попала в стену над телевизором. Каттер схватил его за руку, державшую револьвер, и стал дергать и сжимать ее до тех пор, пока пальцы старика не разжались. Револьвер упал на деревянный пол. Руди наклонился. На лице Киза отражался ужас. – Видишь ли, Джимми Киз, дело в том, что мне не нравится, когда кто-то мешает моим планам, – прошептал он. Одну руку в перчатке он положил старику на затылок, а другой стал сдавливать ему шею. Он наблюдал, как глаза Киза, который понимал, что сейчас произойдет, расширились, как его губы сложились в безмолвное «О!». Одним быстрым, преисполненным злобы движением Руди наклонил голову старика вперед. Шея противно хрустнула. Тело Киза дернулось, как будто в него выстрелили из шокера. Воздух вышел из его легких долгим, сдавленным выдохом. Убийца выпрямился. Он прислушался к реву зрителей на телеигре, потом взял пульт и выключил телевизор. В доме стояла тишина. Если кто из соседей и слышал выстрел, им на это было наплевать. Никто не бежал на помощь. Никто не вызывал полицию. В голове все еще гудело от электрошока. Руди спокойно снял с себя гарпуны, расстегнул рюкзак и сунул в него шокер и револьвер. Затем он оглядел квартиру, убеждаясь, что не оставил ничего, что могло бы указать на его присутствие. Ни отпечатков. Ни ДНК. Старик еще был жив. В его легких что-то булькало. Руди почувствовал голод. Он открыл холодильник и нашел нарезку индейки из ближайшего гастронома. Сев на кровать, он ел индейку, смотрел, как на улице машины медленно ползут в пробке, и ждал, когда Киз умрет. Глава 16 Фрост пытался понять свое отношение к Иден Шей. Она ему не особо нравилась. Она была пустынным гигантским кактусом, такой же колючей со всех сторон, чтобы не подпускать чужаков. Он чувствовал в ней некоторую жестокость и нестабильность; на первое место она ставила только себя. Как писатель, она собирала все чужие секреты, не делясь своими. И в то же время его восхищала ее холодная расчетливость, ее открытая агрессивность, ее стремление получить желаемое. Она абсолютно ясно дала понять, что у нее на него есть виды, и в этой откровенности звучал сексуальный подтекст. «Хотите поговорить еще? Или желаете заняться кое-чем другим?» Фрост давно не спал с женщиной. Последний раз – с Джесс. Секс с Иден был бы рискованным: с ней не было гарантии, что его личная жизнь останется «не для протокола». Если бы она оказалась в его постели, она сделала бы из этого еще одну главу для своей книги. И все же это не мешало ему думать о соитии. Истон встал с дивана, стоявшего у окна в эркере. Был поздний вечер, стемнело. Шак спал на полу; он развалился на спине и, ни о чем на свете не заботясь, открыл свое белое пузо. В доме пахло корицей, а все потому, что ужин состоял из двух печений «Поп-тарт» с сахаром и корицей. Уже месяц после ссоры с Дуэйном в его холодильнике не появлялась гумпомощь, и он питался тем, что мог купить навынос. Фрост поднялся наверх, в гардеробную, где лежали коробки с его прошлым. Он вспомнил, что видел воспоминания Иден об Айове в коробке Кейти, и достал ее, спустился вниз и поставил на диван. Первым делом он изучил фото Шей на обложке. Фотография была необычной, но очень в духе Иден – теперь, когда он познакомился с ней, он это хорошо понимал. Камера снимала ее с достаточно большого расстояния, так что рассмотреть детали было трудно. Она сидела на балконе второго этажа своего дома в Сан-Франциско; поза – ноги просунуты через перила и свисают вниз – была довольно рискованной. Балкон удерживался на стене с помощью двух каменных имитаций веревок, выходящих из пасти льва. Под балконом Фрост увидел двух жуткого вида горгулий, установленных над входной дверью. На фотографии Иден выглядела моложе, злее и жестче. Копна волос была больше. Это была женщина, которой нужно что-то доказать. Окруженная скульптурными чудовищами, она открыто смотрела в лицо риску. Шрам на шее закрывал высокий ворот желтой водолазки, по цвету сочетавшейся с домом. Фрост открыл воспоминания на первой попавшейся странице, прочитал несколько строк и закрыл книгу. У него возникло ощущение, будто он подглядывает за ней в интимные моменты, хотя она сама изложила это так, чтобы видел весь свет. Он перевел взгляд на коробки с материалами по «Убийствам у Золотых Ворот», стоявшие на полу у дивана. Пройдя на кухню, он открыл бутылку эля, вернулся в гостиную и сел. Шак заворчал, недовольный его хождением туда-сюда. Истон извинился перед котом, закинул ноги на журнальный столик и достал из коробки рукопись. «Голос внутри меня». Пролог в книге Иден начинался с первой встречи Нины Флорес и Руди Каттера в кофейне в здании Паромного терминала. Читая написанное, Фрост слышал голос Шей, как в аудиокниге. Ему нравился ее своеобразный стиль и умение проникать в сущность. Она находила необычные детали, частички жизни, которые показывали, что это за человек. Для Нины – пушистые каштановые волосы, которые были собраны в пучок, напоминающий рожок шоколадного мороженого, и тоненькими ручейками стекали по обе стороны лица. В этом образе была вся Нина. Милая, но немного неопрятная. Для Каттера – тающий лед в его латте, долгое сидение у стойки уже после того, как прохладительный напиток стал теплым. По мере того как лед медленно растворялся в кофе, в голове будущего убийцы обретало форму нечто гротескное и мрачное, и в руках Иден это превращалось в сцену из фильма ужасов. Фрост читал целый час, прежде чем отложил рукопись. Он понял, что Иден наблюдательна и сумела подметить в преступлении очень важные детали. Первая глава сразу брала за живое. Тайна начиналась прямо там, в Паромном терминале. Нина Флорес была первым звеном цепи, и легче всего разомкнуть первое, самое старое звено, чтобы разорвать цепь. Задумывался ли Каттер об убийстве, когда познакомился с Ниной? Нет. Ты не будешь давать девушке свою кредитку, если собираешься убить ее через несколько дней. Тогда что произошло между ними в кофейне? Что подстегнуло Руди? С тех пор как жена Каттера убила их дочь, прошло уже двадцать лет, и он, насколько известно, никогда не отличался жестокостью. Но тут возникла Нина, совершенно незнакомая девушка, милая, невинная, радующаяся своему двадцать первому дню рождения. Каттер знакомится с Ниной – и неожиданно, будто вампир в ночи, взламывает крышку своего гроба.