Руди стал тихо открывать ящики в спальне, где спала девица. Нашел мини-бинокль и бросил его в рюкзак. Проверил шкаф и нашел там мужскую шерстяную шапку, вероятно оставленную ее предыдущим клиентом. Взял ее. В одном из закрытых на молнию отделений ее сумки нашел три сотни долларов мелкими купюрами. Сунул их в карман. Прошел на кухню. В ящике, где девица хранила столовые приборы, выбрал нож для стейка с зазубренным лезвием. Она не заметит пропажу. Каттер подержал его, проверяя, хорошо ли лежит в руке, повел пальцем по тупой стороне лезвия. Это действие вызвало в мозгу разные образы. Воспоминания. Он представил, каковы будут его ощущения после столь долгого перерыва. Вернулся в спальню. Девица – как же ее зовут? Венди? – все еще спала. Она лежала на боку. Длинные волосы закрывали лицо. На длинной шее отчетливо проступали сухожилия и ребристая поверхность трахеи. Внутри, под кожей, кровь, пульсируя, по артериям текла к ее мозгу. Руди стоял над ней, держа нож в руке. Затем он прижал лезвие плоской стороной к этой изящной шейке. Достаточно одного движения руки. Искушение велико, но надо быть терпеливым. Ждать осталось недолго. Девица во сне издала звук, похожий на стон. Руди убрал нож от ее шеи и спрятал его в рюкзак. Тут девица перекатилась на спину, и от вида ее голого тела он сразу возбудился. Ему очень хотелось разбудить ее и еще раз трахнуть, но он не мог потворствовать своим желаниями. Пока. Вместо этого он тихо вышел из квартиры и по лестнице спустился на улицу. Он считал часы. Сегодня вечером все начнется снова. Глава 19 Когда Истону надо было кого-то найти в Сан-Франциско, он обращался к неофициальной сети бездомных и уличных актеров, известной как «Уличный твиттер». В эту сеть он заходил через своего близкого друга Херба, который был в курсе всего, что происходило в городе. Где бы Херб ни оказывался, вокруг него всегда собиралась толпа. Обычно Фрост находил его на стоянке экскурсионных автобусов возле какой-нибудь городской достопримечательности, где он рисовал трехмерные иллюзии, превращавшие его самого в туристическую достопримечательность. В семьдесят лет он был мистером Сан-Франциско. Молодость он провел в пропитых, помешанных на «колесах» шестидесятых и с тех пор каждое десятилетие начинал новую жизнь. Он был микробиологом. Депутатом городского совета четыре срока. Сейчас он был знаменитым уличным художником. Для недавно прошедшего Суперкубка на стадионе «Ливайс» в Бэй-Эреа он нарисовал трехмерную картину с Дуайтом Кларком[36], берущим знаменитый пас на чемпионате Национальной лиги в 1981 году. На Хейт-стрит у Херба была своя галерея, и он вел постоянные курсы для подающих надежды художников. Сегодня Херба, как обычно, окружала толпа, однако он не рисовал. Он просто сидел на высоком стуле во внутреннем дворе Дворца Почетного легиона и позировал перед роденовским «Мыслителем». Как и статуя, он был погружен в размышления и, как и статуя, был обнажен, если не считать набедренной повязки, видневшейся между его тощих ног. Его тело покрывал золотистый блеск, длинные волосы украшали разноцветные бусины. Вокруг него скакала фотограф, щелкая камерой. – Перформанс, а, Херб? – спросил Фрост, поднимая голову. Не меняя позы, тот ответил: – Фотосессия для журнала. – А. Взгляд Херба устремился к темному небу, потом на фотографа. – Мы закончили, милая барышня? Если пойдет дождь, блеск превратится в клейстер, и мне будет сложно сдирать его из неудобных мест. Плюс мне через час нужно вести класс в моей галерее. – Да, у меня есть все, что нужно, – ответила девушка. – Хвала небесам. Фрост, брось мне халат, а? Туристы все с камерами, а мне бы не хотелось, чтобы моя голая задница красовалась в «Снэпчате»[37]. Фрост хмыкнул и бросил черный атласный халат. Художник надел его и запахнул на худом теле, потом спустился на блестящие мраморные плиты двора. Херб хромал из-за растяжения мышц. Он взял свою холщовую сумку, достал оттуда старомодные темные очки и надел их. Еще в сумке был термос с кофе, и он налил себе чашку. – Как я выгляжу? – спросил он. – Как нечто среднее между росписью пирамид и Мадонной во время ее последнего турне. – Именно этого я и добивался. Толпа рассосалась, и они неспешно двинулись к белым колоннам, окружавшим внутренний двор. Хотя рядом никого не было, Фрост все равно заговорил приглушенным голосом. – Руди Каттер пропал с радаров, – сказал он. – Я слышал. – Нужно срочно найти его. Джесс считает, что он уже нацелился на новую жертву. Можешь помочь? – Естественно, сделаю что смогу. Между прочим, вчера по сети я объявил тревогу, потому что предполагал, что вы будете искать его. Однако Каттер, судя по всему, поднаторел в том, чтобы не быть найденным. – Никаких наводок? – Совсем никаких, что необычно. – В общем, если что вылезет, дай мне сразу знать. – Обязательно. – После паузы Херб добавил: – Сожалею насчет Джесс. Ее поступок, конечно, вопиющий, но мне все равно не нравится, когда рушится карьера умного, крутого копа. – Как ты понимаешь, я не жаждал ее увольнения. – Естественно. Ты говорил с ней? – Да, мы виделись вчера вечером. Херб знал все об отношениях Истона и Салседы. – Ты, Фрост, пришел ко мне не за советом, но все же… – Не переживай, между нами ничего нет, – ответил Фрост, предвидя вопрос. – Вот и хорошо. Так лучше. Перефразируя слова, сказанные мне одним мудрым молодым человеком, она не твоя Джейн Доу[38], Фрост. Фрост закатил глаза: этим мудрым молодым человеком был он сам – приятелю нравилось поддразнивать его. Эти слова вернули его на пятнадцать лет назад, в студенческие дни в Университете Сан-Франциско, когда они с Хербом познакомились. В те дни Фрост был индивидуалистом, пытавшимся понять мир и плохо преуспевавшим в этом. Единственным предметом гордости было то, что он учился без «хвостов», так что когда его не было в аудитории, он ездил по улицам города за рулем такси. В один сентябрьский вечер, ближе к полуночи, он получил заказ забрать пассажира из мэрии. Подъехал к величественному, с куполом, зданию на Ван-Несс и обнаружил там мужчину за пятьдесят. Одетый в зеленовато-голубой костюм-тройку из семидесятых, тот развалился на ступеньках. Когда мужчина вскарабкался на заднее сиденье такси, салон наполнился таким мощным кумаром, что Фросту пришлось открыть все окна. Херб[39] было не именем, а прозвищем; он носил это прозвище большую часть жизни, причем вполне заслуженно. Хербу некуда было ехать; он просто нуждался в компании. Следующие семь часов, до рассвета, они ездили по городу. Хотя Истон и родился в Сан-Франциско, Херб устроил ему совершенно необычную экскурсию. Когда они отъехали от мэрии, он рассказал, что двадцать седьмого ноября семьдесят восьмого года видел Дэна Уайта и слышал выстрелы, которыми был убит Харви Милк[40]. Фрост вез рассказчика по Хейт и слушал истории о власти цветов и о Лете любви от человека, который сам был участником всего этого. Херб рассказывал о Джонстауне[41]. О Джо Монтане[42]. О землетрясении восемьдесят девятого года. О СПИДе. Уже глубокой ночью, когда кумар выветрился, Херб рассказал ему о женщине по имени Сильвия. Они познакомились в июле шестьдесят восьмого и занялись тем, чем в то лето занималась вся молодежь. Выходили на протесты. Ловили кайф от наркотиков. Трахались. То была эпоха без обещаний, однако Херб был убежден, что им с Сильвией удалось найти нечто, что превышает свободную любовь. А потом она исчезла. Однажды утром в августе он проснулся один и больше никогда не видел ее и не слышал о ней. С тех пор, рассказывал он Истону, он никого так не любил. Именно тогда Фрост изложил Хербу свою философию любви, которая могла сложиться в голове только у двадцатилетнего студентика, не имевшего серьезных отношений. И которой он остался верен и сегодня. «Похоже, Херб, она была твоей Джейн Доу. Знаешь, у всех где-то есть своя Джейн Доу. Девушка, которая изменит твою жизнь. Некоторые люди умирают, так и не узнав ее. Ты хотя бы нашел свою». Херб, в зелено-голубой тройке, выслушал этот сомнительный перл мудрости и разразился диким хохотом. Потом расхохотался и Фрост. К утру, когда он подвез Херба к мэрии, они уже были близкими друзьями, и с тех пор эта дружба только крепла. – Издевайся сколько хочешь, – сказал Фрост, – но Дуэйн, кажется, нашел свою Джейн Доу. – Дуэйн? Наверное, у свиней выросли крылья. – Это точно. Они встречаются уже полгода. А он рассказал мне о ней только недавно. Ее зовут Табби Блейн. Рыжая, красивая, тридцать лет. – Лет на десять старше обычных подружек Дуэйна? – Именно так. – Твоя мама, наверное, в восторге. – Не сомневаюсь. Они с отцом сегодня вечером прилетают из Аризоны, так что я с ними увижусь. Уверен, я услышу кучу восторгов по этому поводу. – А ты познакомился с этой Табби? Истон заколебался, и это не укрылось от внимания Херба. – Да. – И она тебе понравилась? – Да. Очень. Херб вглядывался в лицо Фроста, как будто пытался понять, что утаивает его друг. Временами казалось, что старик знает его лучше, чем он сам. Следующий вопрос Херба был каверзным: – А ты? В твоей жизни не появилась некая неизвестная Джейн Доу? – Сожалею. Мы с Шаком убежденные холостяки. – Вообще никого? – с лукавой улыбкой человека, обладающего инсайдерской информацией, потребовал от него ответа Херб. – Ты на кого намекаешь? – О, я слышал, ты познакомился с одной привлекательной журналисткой. С Иден Шей. – Откуда ты знаешь о ней, ты, старый лис? – Она вчера брала у меня интервью. – Об убийствах?