Ивата кивнул на столик. — Оставив золотые часы и не заглянув в богатый дом по соседству? Нет, он знал, что она здесь, как знал и про Канесиро. — Оба дома стоят на отшибе… — И старшего Канесиро, и старуху он заставил нарисовать черное солнце. У обоих вынул сердце. Почему? Если мы обнаружим связь, это будет прорыв. Сакаи выглянула в окно. Там собралась толпа. — Черт! — В чем дело? — Синдо явился. — Ты иди, Сакаи. Я тебе позвоню. Она кивнула и хотела что-то сказать, но лишь вздохнула и вышла. Ивата слышал, как она поздоровалась с Синдо у входной двери. Тот промолчал. Лестница застонала под тяжестью шагов. Мужчины стояли лицом к лицу в тускло освещенном коридоре. Было слышно лишь дыхание запыхавшегося шефа. — Жертва там? — Да. Синдо миновал спальню и открыл дверь в маленькую захламленную комнату. Юридические справочники, научные статьи и газетные вырезки наводили на мысль, что это бывший кабинет хозяина дома. Один угол все же оставался за женой: в нем высились аккуратные стопки журналов с судоку и лежал недовязанный шарф, нитки от которого тянулись через стол. Синдо указал на старое кожаное кресло. Ивата послушно уселся. Шеф закрыл дверь и негромко заговорил: — Ты читал местную прессу? — Нет. Синдо долбанул кулаком по стене над головой Иваты, так что посыпалась штукатурка. — Они стали в стойку и готовы перегрызть друг другу глотки ради сенсации, которая имеет здесь место впервые с 1923 года. И вот что я скажу, местные — это только начало. — Они не услышат никаких подробностей. — Подробностей? — Синдо стал мерить шагами комнату. — Сейчас я проясню для тебя подробности. Прошлым утром один самодовольный говнюк из федералов позвонил мне и пригрозил, что, если я не брошу ему кусок пожирнее, назавтра первые полосы газет затрубят о профнепригодности полицейских. Естественно, я посоветовал ему засунуть свои угрозы в одно место и повесил трубку, убежденный, что мозговитый инспектор Ивата в поте лица занимается делом. Но этот разговор, признаться честно, оставил осадочек, и, просто для очистки совести, я звоню надежной, как скала, младшему инспектору Сакаи. И представь себе мое изумление, когда Сакаи докладывает, что, вместо того чтобы выполнять мой приказ — то есть рыть носом землю и продвигаться с расследованием, — Ивата, нате вам, навестил покойного предшественника и умудрился, твою мать, попасть под машину. Ладно, в конце концов, на то могла быть причина. Но потом мне становится известно, что один из моих старших инспекторов избит в результате разногласий — и не кем иным, как инспектором… Ивата подался вперед: — Синдо, погодите… — И вот теперь я в полной растерянности. Я спрашиваю себя: что Токийское полицейское управление может предъявить обществу, чтобы продемонстрировать свою компетентность? И загибаю пальцы: жалкого извращенца в наручниках, алконавта в розыске и сраные граффити на стенах. На мгновение воцарилась тишина, которую вскоре нарушил Ивата: — Я не могу раскрыть подобное дело за неделю. А Морото просто лжет. — Да хрен с ним, с Морото. Но ты, инспектор, нахватал всех «оскаров». Браво, мать твою. — Что вы от меня хотите, шеф? — Два часа назад какой-то поганый журналист позвонил мне и сказал, что слышал о зверском убийстве в заливе Сагами. Слухи летят со скоростью света. Знаешь, что такой Фудзимура? Ивата дважды поднял большой палец высоко вверх. — Вот именно, суперинтендант Фудзимура. Он вызвал меня для беседы. Сказал, что пресса вот-вот свяжет убийства жены судьи и корейской семейки. И спросил, что мы собираемся предпринять для изменения ситуации, учитывая, что смерть Мины Фонг добралась до международной прессы, а у нас ни единой зацепки. И вот я сижу и думаю, похоже, все это дело рук инспектора Иваты. И еще, а что, если он вовсе не такой уж крутой? И тут вырисовывается очевидное решение: надо его уволить. — Я понимаю, что на вас давят. Но газетные заголовки все равно появятся. Синдо скептически усмехнулся: — Ты что, издеваешься? Ивату трясло. — Шеф, выслушайте меня. Черное Солнце убил пятерых человек за пять дней и не оставил ничего, что навело бы нас на след. Он — большая белая акула, Синдо. Он покруче Мины Фонг и поважнее визга прессы. Вы должны дать мне шанс его схватить. Синдо кивнул в сторону спальни: — И получить еще парочку таких трупов? Нет уж, подавись своими гребаными предположениями, Ивата. Акула, говоришь, — так у меня их полная контора, жадных до работы. — Я его поймаю. Синдо вздохнул и смахнул с костяшек пальцев белые крошки штукатурки. — Если этот урод такой крутой, приведи хотя бы один аргумент в пользу своей версии, мать твою. Ивата потер переносицу. Он изо всех сил пытался унять жар в голове и бурчание пустого желудка. Синдо ткнул пальцем ему в плечо. — Итак. — Черное Солнце действует в спешке. — Ивата быстро выдохнул, он знал, его судьба на волоске. — А это значит, что мы идем по горячим следам. Кроме того, он нас не боится, это ясно. Я считаю, это его слабость, и рано или поздно он ошибется. Поверьте, у меня с головой все в порядке и с реакциями тоже. Дайте мне шанс. Синдо задумчиво скреб небритый подбородок, затем откинулся на спинку стула и помотал головой. — Малыш, а ведь я пришел тебя уволить. — Прошу вас. — Ничего личного. Результат или до свиданья. Ивата сжал голову руками. — Мне это необходимо. — Что? — Необходимо! — крикнул он. Синдо разглядывал своего подчиненного. Беспокойного. Обессилевшего. Но крутого. Он выдохнул и выругался. — Так и быть. Только вот что, инспектор. Найди его. И я требую ежедневных результатов. — Спасибо, — тихо ответил Ивата. — Должно быть, я сбрендил. — Синдо встал, сдув остатки штукатурки с пальцев. — Слушай, Ивата, в управлении есть люди не слишком довольные твоими… методами. — О чем вы? — Сделай одолжение — побереги себя. — Да что вы говорите? Синдо вышел из комнаты, и лестница снова заскрипела под его шагами. Ивата расслышал доносящиеся с улицы звуки дождя. Над ним висел снимок супругов Оба, сделанный во время их поездки в Помпеи. Они улыбались на фоне развалин. В дверях возникла Сакаи: — Все путем? Ивата кивнул. — Ну тогда пляши, в кои-то веки хорошие новости, — улыбнулась она. — Нашли девчонку. Нашли твою Асако Одзаки. Глава 11 Водоворот Отделение полиции Цукуба-Кита находилось на безлюдном отрезке автострады-125, в тени горного склона. Возле парковки красовалась большая скульптура синей лягушки[13]. На крыше развевался флаг Японии. Если бы не стоящие снаружи патрульные машины, здание было не отличить от конторы по продаже подержанных автомобилей. Позади управления тянулись до горизонта зеленеющие рисовые поля, изредка пронзаемые столбами ЛЭП. В одной из тюремных камер, сжав голову сучковатыми пальцами и забившись в угол, сидел Кодаи Кийота. У него было вытянутое, лошадиное лицо с сильно выдающимися скулами, при улыбке обнажались крупные, квадратной формы зубы, а вены на висках походили на рвущихся наружу червяков. При мощном телосложении он был чрезвычайно худым. Его держали в камере уже два дня безо всяких объяснений. Он всхлипывал и стонал от боли, кутаясь в отсыревшее одеяло. Через решетку на окне он мог видеть большую вывеску вдоль дороги: