ГОРА ЦУКУБА — ЛЮБИМОЕ ДЕТИЩЕ ИБАРАКИ[14] Кийота закрыл глаза и стал вспоминать легенды, которые слышал в детстве от деда. Тысячу лет назад с небес спустилось божество и обратилось к горе Фудзи с просьбой приютить его на ночлег, обещая взамен благословение. Прекрасная гора Фудзи, возгордившись своей безупречной вершиной, ответила отказом. Тогда божество обратилось с той же просьбой к горе Цукуба, которая кротко приняла его как почетного гостя и даже предложила еды и питья. Сегодня гора Фудзи одинока и пустынна, тогда как Цукуба изобилует растительностью и каждый сезон меняет цвет. Кийоту вывернуло в унитаз. Придя в себя, он постарался сдержать всхлипы. Полицейские забарабанили дубинками по двери его камеры. Говорили мы тебе, что обязательно свидимся. Рады снова тебя видеть. Добро пожаловать домой. * * * По улицам Сэтагаи загромыхали первые трамваи. Окна пекарен уже бросали отсвет на блестящие от дождя тротуары. Зонтики прохожих распускались подобно анемонам. Хатанака с надутым лицом стоял в ожидании перед главным входом в управление. Увидав в луже собственное отражение, он тут же отвернулся. — Какие люди! — крикнул Ивата. Хатанака поздоровался, опустив глаза. — Ты где зацапал девчонку? — спросила Сакаи. — У дома Канесиро, — тихо ответил полицейский. — Прошлой ночью она пыталась расписать стены из баллончика — расистскими лозунгами, между прочим. Ивата и Сакаи взглянули друга на друга. — Тебя вызвали соседи? — спросил Ивата. Хатанака покачал головой: — Я несколько раз обходил дом. И случайно оказался там в тот момент. Мне просто повезло. — И где она? — спросила Сакаи. — В столовой. Я не стал отправлять ее в камеру. Сакаи молча прошла мимо него, но Ивата задержался и положил руку ему на плечо: — Отличная работа, Хатанака. Даже в столь ранний час столовую наполнял нести-хающий шум, звон тарелок и гогот, а по потолку стелился сигаретный дым. Полицейские, заступающие на пост, пили кофе и читали газеты. Казалось, никто не удивлялся присутствию 14-летней девчушки. Асако Одзаки сидела за столом в углу, опустив глаза в пол. У нее были розовые тени на веках и ярко-зеленые контактные линзы, а из одежды футболка с группой «Бейбиметал», гольфы в шотландскую клетку и старые, видавшие виды «конверсы» — единственная молодежная вещь в ее облике. Все остальное прямо источало едкую иронию. Они устроились по обеим сторонам от девушки, Сакаи поставила на стол чашку какао. — Асако, — начала она. — Я знаю, что ты не хочешь с нами разговаривать, так что у нас есть два варианта. Мы квалифицируем твою ночную шалость как незначительное правонарушение, и через десять минут ты свободна как ветер. Или же мы называем ее «преступлением на почве религиозной ненависти». А это, как ты понимаешь, повлечет последствия. Твое дело, конечно, но задумайся: 14-летняя ультранационалистка оскверняет дом зверски убитой семьи. Если мы станем развивать эту тему, пресса вцепится в тебя мертвой хваткой. Тебе это точно не понравится. Все твои тайны выйдут наружу, поверь, Асако. Мне этот путь не нравится. Лучше поговори с нами. Девочка заморгала: — О чем? — О Кодаи Кийоте. Асако скрестила руки на груди. — «Рискованно рассуждать о счастье, которое не нуждается в словах». Ивата фыркнул: — Цитаты из Мисимы тебя не спасут, деточка. Если тебе нравится трахаться с мужиком, годящимся тебе в отцы, — ради бога. Но своим запирательством ты не поможешь Кийоте. Только себе навредишь. Сакаи сверкнула на него глазами. — Мы хотим только поговорить с ним, — улыбнулась Сакаи. — Кое-что прояснить. Одзаки горько рассмеялась: — Ну-ну. Слушайте, да я вообще не в курсе ни о какой убитой семье. — Вот как? — Ивата поднял брови. — Может, ты не знаешь, кто такие Канесиро? — Ну знаю, и что дальше? — Еще скажи, что не нападала на Цунемасу Кане-сиро? Девушка смерила его взглядом: — Этот червяк унизил Кодаи, вот почему тот бежал из Токио. Думаете, я могла это проглотить? Может, я и малолетка, но эта корейская свинья меня недооценила. А Кодаи тут ни при чем. Ивата потряс головой: — Жаль, что ты пытаешься убедить нас, будто сама вырезала целую семью. — Вырезала? О чем вы говорите! На него я напала, это да. — То есть ты хочешь сказать, что не слышала об убийстве Канесиро? Ты что, газет не читаешь? Девушка переводила взгляд с одного на другого. — Да не знала я. Думала, они наконец съехали. — Так когда ты на него напала? И где? — Рядом с его работой. Недели три назад. Но похоже, вы и так все знаете. Заговорила Сакаи: — Ты говоришь, Киота уехал. И куда? Ивате не понравилось, что она сменила тему разговора. — В Ибараки. Его родители живут у горы Цукуба. Давайте, ищите его, мне плевать. Я тоже кое-что понимаю. Когда-нибудь он пожалеет, что бросил меня как тряпку. Кстати, знаете, в чем главное отличие между ними и нами? — Асако дернула подбородком в сторону Иваты. — Все мы сидим в дерьме, только они не тратят столько времени на нытье. Пошел он, Кодаи. Черт бы с ним. Но он никого не убивал, это точно. Сакаи, еле сдерживая улыбку, подалась вперед и расстегнула наручники девушки. Та стала натягивать на покрасневшие запястья браслетики, а Сакаи, нависая над ней, сказала: — Если ты солгала мне, я очень рассержусь. Асако улыбнулась: — Честно говоря, не хотелось бы. — Ладно, ты свободна. И брось ты это дело. Асако Одзаки поплелась к дверям, словно наконец-то закончилась скучнейшая лекция. Сакаи отхлебнула нетронутое какао. — Что ты на меня пялишься? — Что ты вытворяешь? — спросил Ивата. — Действую в рамках закона. — А может, ты ее просто пожалела? — Иди ты, Ивата. Она все нам рассказала.