Женя, поверь, за сегодняшнюю глупую инициативу Яков будет наказан, я обещаю. Это совершенно неприемлемо, в каких бы то ни было оправданных целях воспользоваться слабостью и привязанностью другого человека. Я уже пообещал это Илье и хочу, чтобы ты знала. – Не надо, – почему-то прошу я, вспоминая жалкий вид Якова, смеющегося у ног отца. – Выдумать аварию, конечно, было жестоко, но, слава Богу, с Ильей все обошлось. И потом, Роман Сергеевич, вы неправильно все поняли, – решаюсь вдруг открыть мужчине правду на наши отношения с парнем, желая, чтобы он не питал на мой счет напрасных надежд. – Я и Илья, мы с вашим сыном совсем не… – Воробышек? Все хорошо? Люков останавливает коня в двух шагах от ограды. Опустив повод на колени, оглаживает ладонью шелковую гриву и вглядывается в нас со всей серьезностью. – Мне не нравится, что ты стоишь возле нее. Отойди, – внезапно говорит отцу. Говорит так просто, словно нашкодившему мальчишке – требовательно, с легко читаемым в тоне предупреждением, и мужчина безропотно отступает. Отходит на пять-шесть шагов и останавливается, возвращая на сына взгляд. Ввергая своей послушностью мою душу в ужасное смятение и море жалости и сожаления к нему. Это сказано грубо. Очень. Господи, на улице зима, а я пылаю от стыда и возмущения как факел с неиссякаемым запасом смолы. – Люков, ты с ума сошел? – прыгаю на нижнюю перекладину ограды и наклоняюсь к парню. Шиплю как можно тише, но оттого не менее сердито. – Что на тебя нашло? – хлопаю ладонью по виску, хмуря брови на всадника, медленно разворачивающего коня. – Тоже мне, нашел монаршую особу голубых кровей! Что со мной может случиться, если твой отец просто постоит рядом? Я не из теста сделана. Нет, я, конечно, догадывалась, что ты грубиян, но не настолько же… О-ой! Илья! Прекрати! Ты что делаешь?! Сильные руки находят мои подмышки и легко вздергивают тело вверх. Не успев выдохнуть, я перелетаю через ограду и оказываюсь на коленях парня. Так высоко, что тут же зажмуриваю глаза, не оставив себе для осмотра даже узенькой щелочки. Вот уж не подумала бы, что сидеть на коне – так страшно! Весь поток возмущения тут же перехватывает стиснувший горло ужас. – Хотела посмотреть на меня, Воробышек? – невозмутимо отвечает Люков куда-то в макушку. – Теперь не ворчи. Конь недовольно фыркает и нервно переступает под нами с ноги на ногу, заставляя меня вцепиться в пойманную руку парня, а другой в его твердое бедро, ожидая самого страшного – неминуемого полета к земле, но Люков тут же нажимом коленей легко успокаивает животное. Берет мою ногу за лодыжку, сгибает и ловко перебрасывает через шею лошади. Обхватив рукой под грудью, теснее прижимает к себе, усаживая в узком седле, и сразу понукает вороного к шагу. Мы обходим целый круг – медленно и осторожно. Илья умело приноравливает мое тело к движению и, послушная его руке, я понимаю, что окажись на чудном Валдае одна, точно свалилась бы набок – настолько непросто оказывается удержаться в седле молодого сильного жеребца. – Ну, открыла глаза, птичка? – с непрозвучавшей усмешкой спрашивает парень, и я, переведя дух, чирикаю что-то похожее на «Да». – Трусиха, – слышу от него и соглашаюсь. – Выходит так. – Еще круг? – Давай! Люков не смеется, хотя я почти жду насмешки от него. Должно быть, я кажусь ему кисельной неумехой. Он только крепче обхватывает меня и меняет форму проезда с нуля на восьмерку. Подъехав к воротам крытого паддока, правит в него коня и наконец ссаживает меня в руки подоспевшего конюха. – Ух! Это было здорово! – эмоции переполняют меня, едва мои ноги касаются песка, оттеснив за невидимый горизонт и страх и сердитость, и неясное волнение от нашей близости. – Спасибо, Илья! Я бы сама никогда не решилась вот так запросто прокатиться! – честно признаюсь, и парень вполне серьезно отвечает, как будто чувствует все мои внутренние переживания: – Я знаю, Воробышек. Отведи ее, – коротко кивает парнишке-конюху в сторону широкой трехъярусной деревянной трибуны, расположенной в торце манежа и, убедившись, что мы забрались с ним на самый верх, разворачивает Валдая к установленным по всему периметру поля барьерам. – Петр! – важно представляется паренек, усаживаясь рядом со мной на узкий дощаной помост, протягивает в приветствии руку. – Можно просто Петя. – Евгения, – так же важно отвечаю я на пожатие. – Можно просто Женя. – Приятно. А это, значит, младший сын хозяина? – спрашивает Петр, скосив смышленый глаз. – Похоже, что да. – Ясно. Тот, что Илья, – со знанием дела кивает новый знакомый. – Слышал о нем от ребят, но вот вижу впервые. Старший к нам нос не сует, его все больше тачки и девочки интересуют, а младший, рассказывали, отличный наездник. Но я недавно конюхом работаю, четвертый месяц только, так что еще не со всеми знаком. – Надо же, – задумчиво удивляюсь я, провожая взглядом светловолосого всадника в черном, пустившего коня легкой рысью. – Знаешь, Петь, а я вот хоть и знаю Илью, даже бы и не подумала, что нынешние ребята отличаются подобным умением обходиться с лошадьми. Это удивительно! – Да, он ничего, – соглашается со мной конюх. – Высоковат для соревнований, но держится уверенно. Да и Валдай послушен ему, даже странно. – Почему странно? Он ведь объезженный конь, или я чего-то не понимаю? – Объезженный, только норов у него, как у настоящего джигита. Что не по нем, копытом в землю и зубы в оскал, там знаешь какая родословная – о-го-го! Хозяин специально для него тренера из Европы выписал, к барьерным скачкам готовит. Вон, смотри, Жень, – тычет паренек беззастенчиво палец в сторону щупловатого мужчины, стоящего у входа в денники, пристально наблюдающего за Люковым. – Видишь, стоит – рыжий и мелкий? Эваном звать, славный малый. Вот он Валдая и пообтесал слегка. Гляди! – толкает локтем в бок и прыскает смешком. – Ревнует! Сейчас рожа рябью пойдет! Ну, дает! Еще бы! Он столько сил на воспитание угробил, а тут тебе налицо полное взаимопонимание с незнакомцем, которому из элитного спортивного жеребца лошадку для катания сделать вздумалось. А это удар по тренерскому самолюбию, точно говорю! Ничего себе! Недаром мне показалось, что коню не понравилось мое присутствие в седле, а он, оказывается, просто к подобному обращению не привык. – Смотри, Жень! Уже друг к другу приноровились, сейчас на барьеры пойдут, – вновь толкает меня под бок паренек, обостряя и без того нацеленное на Люкова внимание. – Вот этот «тройник» – несложный барьер, для него небольшой разбег нужен… О-отлично! С него переход на параллельные брусья… Черт, молодец! Ты видала, как здорово перескочил! Парень и вправду отличный наездник!.. Сейчас «горка-накат», еще одна – ерунда для такого коня, как Валдай. А теперь «отвесный высокий»… – Петр, зачем столько перекладин? А если конь поранится или сбросит седока? – пугаюсь я грозного вида бело-синего препятствия в добрый человеческий рост, вставшего на пути всадника. – Он сейчас довольно высоко набран, специально для тренировки Валдая, так что да, будет непросто, – поясняет паренек. – Но ты не пугайся, Жень, он легко разрушаем, и конь с ним знаком, – спешит успокоить. – Тут главное, чтобы после прыжка все жердочки остались на месте… Люков пригибается к шее коня, посылает вороного в прыжок и тот, легко взмыв над барьером, взбрыкнув копытами в самой высокой точке, послушно переносит всадника вперед. – Справился! – Молодец! Мы вскакиваем с конюхом вдвоем, хлопая в ладоши. Кричим в один голос «Ура!», и Петр даже свистит, сунув под язык пальцы. – Ничего, он привычный! – заверяет, когда я с упреком оглядываюсь. Да, Люкову удается удивить меня. Я совершенно не жалею о том, что попросила парня показать свое умение, и сейчас смотрю на него, медленно приближающегося на Валдае к трибуне, в немом восхищении. Вновь мысленно примеряю на Люкова средневековый наряд рыцаря и удрученно вздыхаю про себя: эх, жил бы Илья лет пятьсот назад где-нибудь в старушке Англии, или хотя бы в каком-нибудь фэнтезийном мире, отбоя от благородных дам у парня не было бы! Впрочем, кого я обманываю, гляжу на молодого мужчину, с осанкой и внешностью героя, не сводящего с меня темных глаз, и понимаю, что время не меняет ничего. Парень останавливает жеребца у нашего края трибуны и слегка натягивает повод. Он что-то требует от коня, молчаливо, одним жестом руки останавливает спрыгнувшего к нему с помоста Петра и упорно понукает вороного, бьющего копытом воздух. Жеребец артачится, недовольно перебирает ногами, мотает мордой – я не могу понять, чего добивается от бедного животного Илья, – но вот смиряется под волей всадника и неохотно опускается перед трибуной на колени, понурив голову. – Черт! – вскрикивает озадаченно Петька, выпучив глаза. – Женя, ты это видела?! – изумленно тычет пальцем, переводя взгляд с коня на меня. – Потомок Эклипса-бабочки на коленях, улет! Скажу завтра пацанам – не поверят! Ну, ты даешь, парень! – Shit! You’ve snapped? Wack! You”re so soft? – кричит рыжеволосый тренер, потрясая кулаком, вприпрыжку пересекая поле, но Люков невозмутимо выдерживает паузу. – Воробышек, – спокойно говорит, приподняв подбородок, – теперь, когда мы с верным другом развлекли прекрасную даму и с горем пополам отвесили ей поклон, неплохо было бы герою получить от нее вознаграждение. Желательно даже! Видят всесущие Боги, я очень старался. Илья поднимает коня, на радость вцепившемуся в повод тренеру, и в ожидании моего ответа вскидывает бровь. Его губы больше не сжаты в жесткую линию. Взгляд непривычно мягок и открыт, и мне кажется, что парень вот-вот готов расплыться в улыбке. – Всю зиму мой сад заносили снегом ветры, весной в саду разлилась река, лишь лето наполнило сердце радостью и покоем. В моем саду расцвел только один цветок, достойный славного героя, но увы, в безлунную полночь Иванова дня, когда совы криком огласили чащу, а летучие мыши несметными полчищами застили небо, его сорвал злой рыцарь Мордред и увез своей любимой. Люков, я бы бросила тебе носовой платок, но пощади гордость прекрасной дамы, она в него прослезилась от восторженных чувств. Вот, прими от меня, – снимаю шарф, спрыгиваю с трибуны и повязываю его на шею спешившегося с коня парня. – Ты заслужил! Он все-таки улыбается. Так, что у меня захватывает дух. Еще не во всю улыбку, но очень близко. Я вижу темную ямочку, обозначившуюся на его щеке и незлой белозубый оскал. Женька-Женька, гляжу в темные, растерявшие колкость глаза, кажется, ты пропала. – Ребята, вы точно сбрендили! Ирландца сейчас кондрашка хватит, а они целоваться вздумали! – фыркает рядом Петька, и рука Ильи застывает, так и не коснувшись моего плеча. – Что? – поворачивается Люков к пареньку. – Вы б еще к подлому Мордреду короля Артура приплели, говорю, со всем круглым столом в придачу! И местных ролевиков для массовки! Отпусти Валдая, герой. Чего вцепился? А потом уже милуйся со своей девчонкой, сколько влезет. Дай рыжему увести коня, видишь, как слюной плюется, бедняга. Ты ему сегодня весь имидж викторианский насмарку свел своим проездом, а теперь нагло истерику игнорируешь! Все окей, мистер Конли! Айн момент! Не надо «goddamn», помните, нервы не восстанавливаются. Я тоже «I can’t believe it!». Что вы говорите?! Сейчас-сейчас! – Пока, Жень! Приятно было познакомиться! – салютует мне через плечо конюх Петр и убегает вслед за тренером и вороным жеребцом к денникам, оставив нас с Люковым молча взирать им вслед. Когда манеж остается пуст, а мы так и стоим, не глядя друг на друга, я говорю, желая разбить вызванное неловким замечанием парнишки молчание: – Не обращай внимания, Илья, это он не подумав сказал. Да и я хороша, сама к тебе на шею прыгнула. Ты извини, не смогла сдержаться, обычно я так не поступаю. Знаешь, – осторожно поднимаю на него глаза, – а ты и правда замечательно держишься в седле. Твой отец знал, что говорил, это было красиво. Я подобного никогда не видела, только по телевизору. Скажи, а ты действительно жил в Китае в специнтернате и владеешь боевым мечом? Или надо мной пошутили? Ставшее было серьезным лицо парня вновь озаряется усмешкой, заставляя меня облегченно расслабить плечи. Люков откидывает от лица упавшие на лоб волосы, поворачивается и запускает руку в карман брюк: – Только не говори, Воробышек, что не прочь взглянуть и на это мое умение. – Ну-у, вообще-то, хотелось бы, – простодушно отвечаю я, но заподозрив подвох, тут же серьезно поправляю очки. Должно быть, в глазах парня я выгляжу ужасно наивной и навязчивой. Он ничего не отвечает, а просто смотрит на меня, и я, вконец смутившись под его прямым взглядом, натягиваю шапку на висок и киваю на выход, демонстративно поднося к глазам наручные часы: – Кажется, я обещала тебе помочь выбрать елку и приготовить что-нибудь. Пойдем? Мне еще к девчонкам в общежитие к десяти успеть надо. У нас сегодня намечается грандиозный девичник у телевизора. Будут сплетни, мужской стриптиз и гадание, так что опаздывать нельзя. Или ты передумал? – Нет, не передумал, птичка, не надейся, – Илья вслед за мной шагает с места и вскидывает темную бровь. Хмыкает недоверчивою. – Мужской стриптиз в женской общаге? Ты серьезно? – Ага, – отвечаю я. – Самый настоящий. – И куда же смотрят бдительные вахтеры и стражи правопорядка, пока горячие парни совращают юные души в тесных казенных каморках? – удивляется Люков. – Неужели присоединяются? Надо думать, это забавное зрелище, Воробышек, эдакий совместный просмотр. – Туда же, куда и взрослые девушки, желающие себя чем-то развлечь, – улыбаюсь я, – в голубые экраны. Стриптиз по городскому молодежному каналу показывать будут – реклама от клуба «Альтарэс», кажется. Брат соседки в клубе барменом работает, они в честь праздника шуточный ролик сняли. Лиля нам все уши прожужжала дебютом старшего брата, так что не посмотреть, какой бы несовращенной ни была моя душа, не получится. Мы выходим за пределы крытого паддока и я подбегаю к месту, с которого Люков внезапно «украл» меня. Седовласого мужчины не видно, как и его партнеров, освещение манежа заметно тусклее, я оглядываю место, где осталась лежать выскользнувшая из рук сумка и удивляюсь: – Странно. – Что случилось, Воробышек? – спрашивает остановившийся рядом Илья. – Не знаю, – признаюсь. – Я точно помню, что выронила сумку здесь, а теперь ее нет. А там ключи от комнаты, от дома, паспорт и… – «джемпер, странно пахнущий тобой», едва не срывается с языка. – Неважно, – отмахиваюсь я. – Как думаешь, мог твой отец поднять ее? Даже не знаю, что и думать. Вряд ли в этом доме кто-то способен всерьез позариться на мое барахло. Разве что Роман Сергеевич из вежливости подобрал, чтобы не валялась бесхозной. Но тогда надо бы разыскать его. – Чертов старый лис! – сплевывает себе под ноги Люков и решительно разворачивается к дому. – Догоняй, Воробышек! – командует за плечо, и я послушно увязываюсь следом. Он стоит у массивных мраморных ступеней – хозяин огромного сказочного поместья, внимательно смотрит на нас и что-то коротко и недовольно замечает стоящей с ним бок о бок Ирине. Девушку просят уйти, догадываюсь я, но хладнокровия и выдержки ей не занимать, и она игнорирует просьбу возможного тестя красноречивым молчанием. Картинно вздергивает голову, приоткрывает пухлый рот и, глубже запахнувшись в мех, затягивается длинной сигаретой. Мужчина рядом не может видеть выражение ее глаз, а жаль. Они так и загораются неприкрытым призывом и обещанием при виде высокого светловолосого парня с колючим взглядом. Отсверкивают холодом, едва его рука находит мое запястье и придвигает к себе. Ну да, вскидываю я глаза на хмурый профиль Ильи, мы же для них пара. – Ну, как тебе понравился Валдай, Женя? – очень мягко обращается ко мне мужчина. – Чудный конь, не правда ли?