С обоими Дарси они все это уже проделали, потому что Дженайя не в состоянии думать, мечтать и говорить ни о ком, кроме Эйнсли. Дарию достается еще сильнее, потому что он, по выражению близняшек, «свободен». Вот только его они в соцсетях не нашли. Я и сама проверяла. А близняшки перепроверили и теперь пытаются вычислить, не скрылся ли он под другим именем и аватаром. Зато эту самую Кэрри они нашли, и у нее на странице есть несколько фотографий Дария: затылок, профиль, даже губы. Явно между ней и Дарием что-то есть. С другой стороны, у нее на странице есть и другие парни, в том числе и Уоррен. – Я иду с Шарлиз в кино, – отвечаю я близняшкам на вопрос, зачем я намазала губы блеском, надела любимые серьги и облегающие джинсы. Прокатило – когда куда-то идешь с Шарлиз, имеет смысл прихорошиться, потому что, куда бы мы ни пошли, мы везде встречаем мальчиков. – Главное, чтобы у них были для нас младшие братья, родные или двоюродные, – заявляет Лайла, не отрываясь от телефона. Я эту фразу привычно игнорирую. В гостиной мама с папулей разлеглись на диване и смотрят телевизор. Мама закинула ноги папе на колени, он массирует ей ступни, а она перебрасывается репликами с персонажами любимого сериала. Даже не глядя в мою сторону, мама предупреждает: – В десять вечера! Будешь задерживаться – напиши или позвони! Я чмокаю обоих в щеки, и в этот миг мне кажется, что я могла бы, если надо, облететь вокруг света и обратно, потому что здесь меня всегда будут ждать: родительская любовь, шумные сестрички, захламленная и переполненная квартира, неистребимый запах домашней еды. А снаружи меня ждет иное и новое, но тоже в чем-то домашнее: парень, живущий по соседству. Уоррен из Бушвика. Я сказала ждать меня на углу Джефферсон и Бродвея, и он тут же сообразил, что я хочу сохранить нашу встречу в тайне от сестер – и от родителей. Он знает, где я живу, и может, если захочет, позвонить в домофон. Тем не менее он дожидается меня на углу, с улыбкой от уха до уха. – Отлично выглядишь, – хвалит Уоррен, глядя на мои косички и огромные золотые серьги. – Зизи с нашего квартала, верное дело. – В смысле? – спрашиваю я и широко улыбаюсь, потому что и он выглядит на все сто: новенькие кроссовки, свежая футболка, отлично сидящие джинсы. – Стиль твой мне нравится, – поясняет он, протягивая мне руку. – Уж поверь, не для тебя старалась, – говорю я и беру его за руку, хотя и не обязана, но рука совсем рядом, такая гладкая и сильная. – Чего, не любишь комплименты? – Просто у нас не свидание. Я не отодвигаюсь, не напрягаюсь, потому что, хотя я его пока знаю плохо, Уоррен очень похож на других парней из моей школы и из соседних домов. У меня никогда не было настоящего бойфренда, так, случалось то да се с парнями: подержаться за руки в школьном коридоре, в шутку побороться в парке, сыграть вдвоем в баскетбол, чтобы он по ходу шлепнул меня по попе, а я его шлепнула по физиономии за то, что переходит черту. Но мы всегда бывали в компании, и даже если оставались ненадолго наедине, все равно это было не свидание. – А что у нас тогда? – спрашивает Уоррен. Рядом дожидается такси, он открывает для меня дверцу. – Так, потусуемся, – говорю я и усаживаюсь на заднее сиденье. Я делаю вид, что ничего в этом нет такого, мол, я привыкла, что парни сажают меня в такси и открывают передо мной дверь. – Я не тусуюсь, – говорит Уоррен, усаживаясь рядом. – Нет у меня времени тусоваться. Так что для меня это свидание. – А потом обращается к водителю: – В центр. Угол Курт и Монтагю. – В центр? – удивляюсь я. – У тебя есть на это деньги? Он бросает на меня косой взгляд, и мне хочется взять свои слова обратно, однако это же Уоррен из Бушвика, который, хотя и учится в пижонской школе, живет-то в социальной квартире. Так что я не сдаюсь. – Уоррен? Чего нам на автобусе-то не поехать? – Потому что у нас свидание, – говорит он, облизывая губы. Я смеюсь. – Не свидание. И вообще, не знаю, с кем там ты водишься в этой твоей школе на Манхэттене, но я, как ты сам сказал, Зизи с нашего квартала, и передо мной можно не выпендриваться, платя полсотни за такси. – А если мне хочется? – Лучше на эти деньги поесть или сходить в кино. – Одно другому не мешает. Я бросаю на него косой взгляд, а он смотрит в лобовое стекло и все еще улыбается. – Ты наркоту толкаешь, Уоррен? – Чего? – Голос срывается на хрип, он поворачивается ко мне – глаза выпучены, рот раскрыт. – Меня уже в школе с этим достали, а тут я наконец-то позвал на свидание одну из сестер Бенитес – и опять двадцать пять. – Не могу не спросить. Да ладно тебе, Уоррен. Сам знаешь: ни один чувак из Бушвика не будет тратиться на поездку к черту на рога, только чтобы произвести впечатление на первую попавшуюся девушку. Ты, типа, решил спустить двести баксов на это не-свидание? – Во-первых, ты не первая попавшаяся девушка. Во-вторых, я не просто чувак из Бушвика. Кажется, я ясно выразился. А в-третьих, я умею зарабатывать. Ты думаешь, я учусь в одной школе с богатенькими придурками и не использую тамошние возможности? Работаю в школьном летнем лагере, тренирую борцовскую команду младшеклассников, даю уроки. Ладно, пусть видит, как я подняла брови и взглянула на него совсем по-другому. Все эти разговорчики об элитной школе запудрили мне мозги, но, узнав, что он по-честному зарабатывает деньги, я не против покататься в такси. – Я просто не очень хочу, чтобы ты на меня тратился, – говорю я примирительно. – Это я понял. Сказал же уже: ты не первая попавшаяся девушка. Уж поверь, охотниц до чужих денег я опознаю на раз. Вот только, выяснив, что я зарабатываю тренерством и уроками, они дают мне от ворот поворот. – Он придвигает руку к моему бедру, проводит костяшками пальцев по джинсам. Я смеюсь и шлепком сбрасываю его руку. – Так я тебе и поверила. Здешние девушки… если ты хорош собой и в состоянии сводить их в «Ред лобстер»… – Надеюсь, ты не ждешь, что я тебя поведу в «Ред лобстер». – Ну мне бы понравилось… прокатиться на метро, посмотреть хороший фильм под сухарики с чеддером. – И всего-то? – В смысле «и всего-то»? Знаю, что ты думаешь, и ответ – нет! Может, я и хочу в «Ред лобстер», но не больше. Ничего взамен! Он снова смотрит на меня краем глаза, как будто спрашивает, уверена я или нет. И в этот миг какая-то тяжесть ложится мне в живот – нужно ему напомнить, что у нас не свидание. – Мы только тусуемся, ясно? В смысле ты очень классный и все такое, и я не прочь познакомиться поближе. Всю дорогу в центр мы просто болтаем. В смысле болтает он. За полчаса я узнаю в подробностях, каково это – быть самым привлекательным чернокожим парнем в Истоне. Стоит ему это произнести – и я сразу вспоминаю про Дария. Против воли, но теперь его из головы не выгнать, и я начинаю мысленно их сравнивать. Что до внешности, Дарий явно выигрывает: прямо модель, его будто зафотошопили с этой его гладкой шоколадной кожей и точеным подбородком. Но, на мой вкус, он даже слишком хорош и ухожен. Так что Уоррен все-таки его обходит: красив, но не идеально, а еще этот ритм в походке, низкие ноты в голосе и умение смеяться собственным шуткам. Я тоже пытаюсь смеяться, но все время отвлекаюсь на здания и улицы за окном. Хочется спросить у него про новые кондоминиумы на Фултон-авеню. Хочется поискать на свежескругленном углу улицы старого растамана с седой бородой, который когда-то торговал цветастыми ковриками, старой деревянной мебелью и даже бывшими в употреблении кастрюльками и сковородками. Хочется узнать, что случилось с деревянными домишками, которые раньше ютились между детским садом и бакалейной лавкой. Мы едем мимо Бед-Стай и Клинтон-Хилл, и кварталы эти будто мое лицо и тело сразу после начальной школы: все знакомо, но меняется прямо у тебя на глазах. – Лично я вообще без понятия, зачем они переехали в Бушвик, – продолжает Уоррен. Я включаюсь обратно в разговор, еще не поняв, что речь зашла о Дарии. – А он сам чего говорит – зачем они переехали в Бушвик? – Не знаю. Мы такое не обсуждаем. – Он пожимает плечами. – Но Эйнсли-то зато классный, да? – Да. Они оба классные. Просто нам особо не о чем говорить. Мало у нас общего. Я в школе с другими ребятами общаюсь. Не с Дарием. – Да уж я-то тебя понимаю. – Гляжу, Дженайя крепко запала на Эйнсли. – Нет. Наоборот. Моя сестра не из таких. – А ты на Дженайю не похожа, да? – Да. Стой. В каком смысле – не похожа? – Ты бы не связалась с таким, как Эйнсли. С чуваком из тех, которые считают себя лучше других. Типа Дария, – добавляет он и морщится. – Я же вижу: тебе нравятся парни из своих. Грубоватые, без этих фиглей-миглей. – Можешь это повторить. – Я хохочу. Он тоже хохочет, но мне не понять, что он имеет в виду. Я смотрю на него искоса, потому что он явно что-то затеял. Приехали, я думаю, что теперь мы пойдем в кино – до кинотеатра всего несколько кварталов, но Уоррен ведет меня по Монтегю-стрит: в этой центральной части Бруклина я еще, по сути, никогда не бывала. Бруклин вообще поделен на части. Некоторые, как вот Монтегю-стрит в Бруклин-Хайтс, совсем не похожи на наши края, ходят тут всякие люди, зачем – непонятно. Я не ходила никогда. Магазины дорогущие, никаких тебе баскетбольных или гандбольных площадок, магазинчиков «за всё» и крылечек, куда можно поставить гриль и нажарить курицы, никаких тебе пателито во фритюре на тесных закопченных кухоньках, никаких перенаселенных квартир, где толкутся дядюшки, тетушки и кузены с юга или из Доминиканской Республики. – Бывала на Променаде? – спрашивает Уоррен и берет меня за руку. Я мягко отстраняюсь и делаю вид, что он до меня вообще не дотрагивался. Нужно быстренько решать, рассказывать ли Уоррену, что я почти нигде не бывала. Моя родня даже в Бруклине редко куда выбирается. Дальняя поездка за покупками – это сесть на двадцать шестой автобус до Фултонского молла. Если же мы едем на такси, то в ресторан «Би-Джей» в молле «Гейтуэй» в Браунсвиле или в «Костко» в Сансет-парке. Поездка на Манхэттен – целый праздник. Я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз бывала на Таймс-сквер. Мама с папулей либо заняты, либо слишком устали: папуля работает на двух работах, мама растит нас и занимается хозяйством. Так что мы по большей части в своем районе, где можно гулять самостоятельно и нас все знают. – Ага, была я на этом про-как-там-его, – отвечаю я.