Глава тринадцатая Уоррен приносит мне под дверь цветы. Папы нет, так что он не увидит, а мама с сестрами ушли в гости к соседям. Немного хочется Уоррена прогнать, чтобы не пришлось объясняться с родителями, но, с другой стороны, я понимаю: рано или поздно нужно будет представить его маме с папой. Я сажусь на любимую ступеньку – Уоррен уже вручил мне яркий букет, про который я знаю точно: из «Ки-фуд» на Бродвее. Бросаю на Уоррена косой взгляд – пусть знает, что я не лохушка какая-то. Соображаю, что к чему. – Чего, не нравится? – спрашивает он, пытаясь сдержать смешок. – Просто мне всегда казалось, что цветы из «Ки-фуд» на Бродвее – только чтобы дарить пациентам клиники Викофф. – Не для того покупал, понятное дело. Понюхать не собираешься? – спрашивает Уоррен. Он типа как приоделся, рубашку напялил, но приоделся не так, как Дарий и Эйнсли. Гладко, но не без зазубрин: наглаженная рубашка, джинсы, почти новые кроссовки. Свежая стрижка подчеркивает ямочки на щеках. Я нюхаю цветы и качаю головой. – А тебе парень хоть раз дарил цветы? – спрашивает он. В кармане у него все время гудит телефон, он его вытаскивает, чтобы угомонить. Я успеваю заметить на экране имя «Алана». Смотрю на него. – Ты много-то себе не воображай, Уоррен. Цветы – это, конечно, хорошо, но мы просто тусуемся. Он смеется. – Понял, Зизи с нашего квартала. Тогда пошли из квартала, потусуемся в другом месте. – А давай лучше здесь останемся, – предлагаю я, глядя влево и вправо вдоль улицы – не идет ли мама. – А тебе не влетит? – интересуется он. – Влетит, если мы и дальше будем встречаться, а ты не познакомишься с моими родителями. – Ага. Значит, мы встречаемся? – Я в буквальном смысле – вот мы тут с тобой встретились. Сидим, разговариваем. Родители будут интересоваться, что это у меня за приятель завелся. А поскольку ты тоже местный, возможно, они знакомы с твоими родителями. Он смеется. – Сомневаюсь. Моя мама и твоя явно вращаются в разных кругах. – А твой папа? – спрашиваю я. – Папа не из здешних. – Давай угадаю. Сидит? Ушел к другой? Или, наоборот, ты у него внебрачный? – Гляжу, ты меня уже уложила в коробку и завернула в газетку. А в ней последний заголовок как раз про меня: «Чернокожий парнишка – без отца, мать малоимущая – сумел поступить в лучшую частную школу Нью-Йорка». Я киваю: – Типа того. Мы оба смеемся, потому что понимаем этот тайный язык. Мы знаем много общих историй про эпические драки, соседские склоки, лучших футболистов и самые счастливые семьи. На прошлой прогулке он показал мне свою карту, куда ему переводят пособие, и сказал, что я первая девушка, с которой он поделился той частью своей жизни, насчет которой все сразу начнут мысленно докапываться: что там с ним сейчас и какое его ждет будущее. – Да, – говорит Уоррен, указывая подбородком на другую сторону улицы, – я слышал, у твоей сестры с Эйнсли все серьезно. Я решительно мотаю головой: – Нет! Уже нет. Он смеется. – Я так и знал. Эти чуваки… – Эти чуваки чего? Надеюсь, ты не собираешься сказать, что он слишком хорош для моей сестры? – Слишком хорош для Дженайи Бенитес? Разбежалась. Скорее наоборот. Я замечаю в окне мистера Дарси, но он тут же отходит. – Пошли погуляем, поговорим, – говорю я и беру букет в руку. Ладно, с родителями Уоррена познакомлю в другой раз. – Ты первая, – говорит он. Мы встаем с крыльца и шагаем по Джефферсон в сторону Бродвея. – А почему ты раньше со мной вообще не говорил про Эйнсли? – спрашиваю я, слегка ущипнув его за предплечье. – А ты бы мне поверила, если бы я такой: «Особо не радуйся, Зи. Кинет он твою сестру». Видел я ее лицо в тот день. Нос так и светился. – Это верно. Вот только, боюсь, я бы все-таки тебе поверила. У меня уже были подозрения. Особенно касательно Дария. – Угу. Про него я лучше вообще помолчу. – А ты не молчи. Потому что мне очень хочется его отколошматить. Уоррен застывает на месте и громко хохочет. – А вот кулаками работать у тебя не получится. Не драчунья ты, Зи. Ты сама любовь. Тогда я сжимаю кулак и со всей силы въезжаю ему по мускулистой руке. – Это тебе за то, что меня недооцениваешь. Но Уоррен даже не морщится. Продолжает хохотать. – Вижу, как ты дерешься, – похоже, придется мне это делать за тебя. Мы идем дальше, я стукаю его еще раз – никакой реакции. – Да ну тебя! Не хочу я, чтобы кто-то за меня дрался. И вообще, ты не дерешься, ты борешься. А Дарию просто нужно как следует дать в эту его квадратную челюсть. – Ну-ну. Чем тебе не угодил Дарий Дарси? В смысле он тебе тоже разбил сердце? – Ага, сейчас! Я в этом смысле совсем не такая, как сестричка. Просто… морда его мне не нравится. – А вот тут ты в меньшинстве. Уж поверь. Я передергиваю плечами. – А мне пофиг. Быть красавчиком – одно, ходить и всем это демонстрировать – другое. – А чего в этом плохого? Я вот хожу и демонстрирую. А то ты нет? Он меряет меня взглядом, облизывает губы. – Уоррен! – Он получает очередной тычок, и мы оба смеемся. Вот и Бродвей, над головами у нас идет по рельсам поезд. Прохладный летний день с ветерком, на улице полно народа. Мы шагаем по Джефферсон в Бед-Стай. В этой части Бруклина попадаются дома покрасивее нашего. На некоторых висят таблички «Продается», есть и только что отремонтированные. И это уже не жилые дома, а настоящие музеи. – Ну, если серьезно, Дарий считает себя лучше всех. Прежде всего – лучше меня, – говорит Уоррен после долгой паузы. Я останавливаюсь, поворачиваюсь к нему. – Давай, Уоррен, колись, потому что мне в радость любая гадость про этих придурков, которые меня уже достали. Он смеется, а потом откашливается. – В Истон я пришел в седьмом классе. У них это первый старший считается. Нас тогда в параллели было всего семеро. Мы с Дарием сразу сошлись, хотя, на мой взгляд, чмошник он еще тот. А там у них принято ходить друг к другу в гости: поиграть, на ночь остаться. Так что я часто бывал в их квартире на Манхэттене, а он все упрашивал родителей отпустить его ко мне, хотя я говорил, что у нас постреливают, торгуют наркотиками и всякая такая хрень. Я ему даже показал, как нужно ходить и смотреть в оба, чтобы тебя машина не сбила. А ему все это казалось такой смешной игрой, вроде того, что в фильмах показывают. Но родители его не собирались отпускать сына к какому-то там малоимущему парнишке, в квартиру к его живущей на пособие мамаше, где везде тараканы. – В смысле они так и говорили? – не верю я. – А им и говорить-то было не надо. Я и так знал, что они думают. Мы с Ди некоторое время нормально так общались, но потом я ввязался в одну драку, не в школе. И мистер Дарси поднял хай до небес, чтобы меня исключили. Я, мол, плохо влияю на его сыночка. Но хуже другое – Дарий ни разу за меня не вступился. Ему все хотелось попасть ко мне домой, поглядеть, каково оно тут, но, когда я вляпался в эту хрень, он раз – и в кусты. А на улице вступаться за друга – первое правило. Без вопросов. Чувствуешь, фигня какая? Он, конечно, чернокожий, но не до такой же степени, просекаешь? У нас здесь оно как: если твой парень ввязался в драку, ты ж его не сдашь, верно? А тут его папаня пытается выпереть меня из Истона. – Блин, Уоррен. Вообще жесть какая-то. Мне тебя очень жалко. Не знала, что эти Дарси такие подлые.