Я вздыхаю, закатываю глаза. – Все-таки ты меня, похоже, обдурил. Вот только совершенно не обязательно было драться из-за меня с Уорреном. – Обязательно. Я давно ждал нового случая врезать ему по морде. – Ты хочешь сказать, дело не в том, что он клеил мою сестру? – В этом. Я не хотел, чтобы с Лайлой случилось то же, что и с Джорджией. – С Лайлой? – удивляюсь я. – А со мной? Он мог бы и со мной ту же хрень проделать. Я бы не позволила, но все же. Он закусывает рассеченную нижнюю губу, низко опускает голову. – Об этом я не думал. Ты такая… – Глубоко вдыхает. – Ну? Какая? Упертая? Стервозная? – Я улыбаюсь. – А еще какая? Безбашенная? Заносчивая? – Всё вместе. – Произнося эти слова, он слегка откидывает голову. Но глаза смотрят мягко, как будто он готов признать все свои недостатки. Или те, которые я усматривала в нем раньше. – Ты это про что? Я была права на твой счет? А я уж решила, что ты просто дурил мне голову, – говорю я, глядя вниз, на свои ладони, а не в его ласковые глаза. – Да, я, видимо, пробовал тебя обдурить. – Он вдыхает, чуть наклоняется ко мне. – Зури, думаешь, я сразу не понял, что в этом райончике найдется кому накостылять и мне, и моему брату? Думаешь, я не знал заранее, что только выйду из этой нашей машины – и готова моя репутация? Причем не репутация парня с улицы. Все это, Зури, я видел у тебя на лице. Ты меня терпеть не могла. А Уоррен, по твоим собственным словам, был правильным парнем с нашего квартала. И как мне было после этого к тебе подступаться? Я кусаю себя за щеку изнутри, так и не смотрю на Дария. На ногте большого пальца у меня остался мазок голубого лака, я начинаю его отчищать. – Эй? – зовет Дарий, опуская голову, чтобы встретиться со мной взглядом. С телом творится что-то странное. Причем мне знакомо это чувство. Все внутри растекается сладким липким вязким медом. Я быстренько встаю с кровати. – Пойду посмотрю, как там Лайла. – Пять минут подождет, – говорит он, а сам тоже пытается встать. Морщится, прижимает руку к нижней части бока. Я беру его за руку, помогаю. Он встает, мы оказываемся лицом к лицу. Или вроде того, потому что он меня выше. Губы его – на уровне моего лба, в лоб он меня и целует, очень быстро, как будто именно об этом я его и просила. Я делаю шаг назад. – Прости, – говорит он. – Я не хотел… – Ничего, – отвечаю я. – Но я не могу остаться. Он хватает меня за руку. – Понимаю. И ценю. Но дай покажу одну вещь. Я бросаю на него удивленный взгляд, а он тащит меня прочь из своей спальни, мимо спящей Лайлы, вверх по лестнице из подвала. Оборачивается, прижимает палец к губам – можно подумать, я сама решусь что-то сказать. В доме темно, но тут и там горят тусклые лампочки, и их достаточно, чтобы на цыпочках подняться на три лестничных пролета. Сердце мое несется вскачь, рука в руке Дария делается влажной от пота. Какие только мысли не вертятся в голове – все о том, что нехорошая это затея. Вот только внутренности будто бы подчинили себе мозг, и через несколько секунд мы уже поднимаемся по небольшой бетонной лесенке на крышу дома. Здесь нет ни стремянки, ни ржавой металлической двери, ни дегтя, ни синего брезента. Я попадаю в этакий задний дворик: уличная мебель, растения, золотая и серебряная рождественская гирлянда, которую Дарий зажигает каким-то скрытым выключателем. У меня перехватывает дыхание. – Ого, – шепчу я. – А я и не знала, что тут такое. – Думала, ты все знаешь, да? – говорит Дарий. Садится на плетеный диванчик посередине крыши. Тут же – коврик на полу и плетеный кофейный столик. Можно сказать, еще одна квартира на крыше! – Да, – киваю я. – Думала. Он смеется и движением головы подзывает меня ближе. Я подхожу, не задумавшись, потому что оттуда небо кажется шире. Может, и звезд тоже видно больше. Может, луна светит ярче. А может, мир вообще кажется лучше с крыши дома Дарси. Я сажусь, он пододвигается ближе. Долгий миг мы молчим, и я сознаю, что отсюда видно крышу нашего дома. – А ты хоть раз видел… – начинаю я. – Да, – откликается он. – Вы с Дженайей сидите там и, наверное, болтаете про нас с Эйнсли. – Нет, про вас не болтаем, – лгу ему я. – Ты еще кидала фрикадельки в наш дом. – Ты видел? – Я, хихикая, прикрываю ладонью рот. – Видел тебя, – тихо уточняет он. Я таращусь на него, он на меня. Никто не отводит глаз. – Зизи с нашего квартала. Первая девушка на районе, – говорит он. – Дарий Дурацкий, – откликаюсь я. Он смеется. – Дурацкий? Это я дурацкий? – Вот именно. – Я хохочу. У меня опять ерзают руки, одну из них он берет в свою. – Зури, я даже не пытаюсь прикидываться крутым и делать вид, что я с этого района. Родители нас от этого уберегли. Вырастили так же, как растили их. Ты же видела мою бабушку. У нее на нас с Эйнсли большие планы. Я ничего не могу с этим поделать, ничего не могу изменить. Он сплетает свои пальцы с моими. Я не противлюсь. Я как будто все это время держала в руке оружие и была готова защищаться, если меня обидят, а он только что вытянул его у меня из руки, разоружил. – Я про такую жизнь ничего не знаю, Дарий. Эта развалюха напротив всегда была моим домом. Мои родители тоже работящие люди, и они никого не смешивают с дерьмом. Как и все в нашем квартале. А если кто смешает, ему сразу же за это прилетит. Мы тут одна семья. А ты смешал нас с сестрами с дерьмом, вот тебе от меня и прилетело. Тут я ничего не могу поделать и изменить ничего не могу. – Но я не… – Он слегка придвигает мою руку к себе. – Дарий. – Ты тоже судила обо мне превратно. И нас с братом тоже смешивала с дерьмом. – Он накрывает рукой и вторую мою ладонь. – А вот я и не… – Зури. – Ну ладно. Было, – отвечаю я. – Можем начать сначала? – спрашивает он. Подносит мою руку к губам, целует. Внутри разливается тепло, и ничего не остается, кроме как закрыть глаза, – пусть все мое существо тает в его руках, возле его губ. – Нет, – шепчу я. – Нельзя выбросить прошлое на помойку, будто оно ничего не значит. Ты разве не понял? Так принято в этом районе. Мы что-то строим, получается так себе, но никто ничего не выбрасывает на помойку. – Туше. Мне нравится аналогия. – Он слегка пожимает мне руку. – Это я не чтобы произвести впечатление, – уточняю я. – Так ведь произвела. С самого первого дня. – Он поворачивается ко мне всем телом, так и держа мою руку в своей. Я медленно отнимаю руку. – Но я тоже живу в твоем районе. Я никого и ничего не выбрасывал. Я ненадолго прикрываю глаза, вдыхаю. – Ты что, не видишь, что арендная плата растет, а зарплаты остаются прежними? Школы у нас хреновые, потому что учителя считают нас всех тупыми. Я хочу поступить в колледж, но ничего не выйдет без стипендии и финансовой помощи, потому что у меня еще три сестры, которые тоже хотят поступить в колледж, а родители едва сводят концы с концами. Вот почему я отгородилась от тебя стеной. Ты приехал в мой район из какого-то совсем другого мира. Долгая минута проходит в молчании, а потом он говорит: – Я понимаю. Но ты не думай, что мне все это было просто. – Дарий, будь у нас такие деньги и такой дом, я жила бы совсем другой жизнью. Кажется, проходит целая вечность, а потом он произносит: – Я тебе не говорил, но из старой квартиры в Верхнем Ист-Сайде мы уехали, потому что соседи начали напрягаться из-за нас с Эйнсли. Мы были совсем мелкими, когда там поселились. В третьем классе все считали нас такими лапочками. Но когда мы подросли, голос начал ломаться, они вдруг решили сделать вид, что больше с нами не знакомы. Вот мы и уехали оттуда. Вот только не знаю, мне иногда кажется, что в Бушвике я тоже чужой. Везде чужой.