– Ой! Сколько у вас книг! – радостно‐восхищённо воскликнула она, увидев книжные стеллажи, поднимающиеся от пола до потолка. – Да, их несколько поколений собирали, – слегка растерялся Яков от реакции на книги, не свойственной современным девушкам. – Яша! Какой вы счастливый! – Клава посмотрела на него сияющим взглядом. «Да она красавица! – невольно подумал Ромашов. – Дождётся Андрюшка, что я отобью у него девушку». Внутренняя красота девушки настолько ослепила Якова, что на её фоне затерялся курносый нос и очки на нём с толстыми линзами, не говоря о волосах неопределённого цвета и светлых, почти незаметных бровях. – Яш, можно тебя на минутку, – донесся из кухни голос Данилова. – Я сейчас приду, – сказал Яков. – Можно я пока книги посмотрю? – устремила на него умоляющий взгляд Клавдия. – Конечно, – великодушно разрешил Ромашов. Своего друга Яков нашёл не как ожидал, на кухне, а в прихожей. – Мне нужно уйти, – сказал Андрей. – Не понял! – брови Яши поползли вверх. – Что тут непонятного, – почему-то начал раздражаться Данилов. – Представь себе, ничего нет понятного! Ты приводишь ко мне незнакомую девушку. – Я же вас познакомил, – перебил его Данилов. – Благодарю! – Яков отвесил шутейный поклон. – Но позволь спросить тебя, мой загадочный друг, зачем ты её вообще ко мне привёл? – Ну не к себе же мне её вести! – вспылил Данилов. – Не понял, – снова протянул сбитый с толку Ромашов. – Что ты заладил одно и то же: «Не понял, не понял!» Клава – подруга Веры! – И что? – А то! – Теперь, кажется, понял, Вера тебя бросила… – Типа того, – удручённо кивнул Данилов. – И взамен прислала Клаву? – Угу. – А бедная девушка ни сном ни духом. – Вот именно. Потом она, конечно, догадалась. – И готова растерзать подругу? – усмехнулся Яков. – Представь себе, нет. Она стала её защищать. – Святая девушка! – Яков сложил руки на груди. – Поэтому я и привёз её к тебе. – Я должен утешить её? – Думаю, что в утешении Клавдия не нуждается. Она сама кого угодно утешит. – Но не тебя? – Не меня. Просто пообщайся с ней. И прошу тебя, не обижай её. Я ей сказал, что ты мой лучший друг. – Премного благодарен, – Яша снова поклонился, а потом велел: – Ладно, проваливай. – Ты только… – Иди, иди, мавр сделал своё дело, мавр может уходить. А мы уж тут как-нибудь сами разберёмся. – Надеюсь, – обронил Данилов и, открыв дверь, шагнул за порог. Когда Яков вернулся в комнату, в которой оставил девушку, то застал Клавдию сидящей на полу. Возле неё лежало несколько книг. Девушка читала одну из них. Она так глубоко погрузилась в процесс чтения, что не сразу услышала шаги вернувшегося Якова. – Интересно? – спросил он и попытался взглянуть на обложку, но уже и так догадался, что там было написано – Ювенал Децим Юний. – Очень, – ответила Клавдия. – У вас ещё дореволюционное издание. – Совершенно верно. – Я давно мечтала почитать его… – К услугам современных любопытных существует интернет. – Это совсем не то, – грустно покачала головой Клавдия. – Ювенал, наверное, интересует вас как педагога в связи с ювенальной юстицией? – осторожно предположил он. – Не совсем. Помните, у него: «Быстро осыпается недолговечный цветок жизни». – Нам с вами ещё рано думать об этом. – Об этом думать никому не рано и не поздно, – не согласилась Клавдия. – Но сам Ювенал скончался восьмидесятилетним старцем. – Предположительно. – Насколько мне не изменяет память, его сослали в южный Египет в должности младшего офицера за то, что он осмелился высмеять в своей сатире любимца императора Домициана актёра Париса. – Память вам не изменяет. Хотя есть и другие версии. – Например? – Хотя бы то, что в своей второй сатире Ювенал беспощадно выступал против гомосексуализма. – Вы правы. Современной Европе это тоже пришлось бы не по вкусу. – Хотя история с Парисом многое объясняет… – И не говорите, – с энтузиазмом воскликнул Яков, – от этих Парисов одни неприятности, то Трою из-за них сотрут в пыль, то загубят талантливого поэта! Клавдия посмотрела на Якова и поправила очки на носу, она пыталась понять, не подшучивает ли над ней Ромашов. Но вроде бы нет. – Пушкин отзывался о его сатире как о беспощадном биче, так и говорил: «Ювеналов бич». – Точно! – согласился Яков и процитировал наизусть строки из стихотворения Пушкина «Лицинию». – А знаете, что меня в своё время больше всего потрясло? – спросила Клавдия. – Что? – заинтересованно спросил Яков. – То, что Ювенала переводил один из самых нежных и трепетных российских лириков Афанасий Фет. – И впрямь удивительный факт, – согласился Ромашов. – Но, справедливости ради, сатира не всегда воспринималась как бич. Клавдия внимательно слушала, она даже сняла очки и протёрла стёкла. – Некогда слово «сатира» в латинском языке обозначало ежегодно преподносимое богам блюдо с разными плодами. В переносном смысле значило всякую всячину, в том числе и стихотворную, – продолжил он. Этого Клавдия не знала и поблагодарила Якова за информацию. – Да не за что, – небрежно повёл плечами Яков, но на самом деле он был польщён тем, что Клавдия умела искренне восхищаться и не строить из себя всезнайку.