– Он что, плохой человек? – всполошилась подруга. – Нет, человек он как раз таки хороший. – Тогда в чём дело? – Сама не знаю, понимаешь, он кажется мне рохлей. – Рохлей? – удивилась Клава. – Не может такого быть! – заявила она категорично. – Это ещё почему? – удивилась Вера. – Потому что рохли в бизнесе не работают и тем более не создают собственных фирм. Можешь поверить моему опыту. – Твоему опыту? – невольно рассмеялась Вера. – Где же ты набралась этого опыта? Твои малявки точно ещё не создают своих фирм и не трудятся на чужих. – Это да, – согласилась Клава, – но ты забываешь, что у них есть родители! И кого среди них только нет! А мне со всеми приходится общаться, находить к ним подход. – Бедная ты головушка! – воскликнула Вера. – Это ещё почему? – удивилась Клава. – Мало тебе малявок, так ещё и с их родителями приходится возиться. – Ничего я не бедная! – решительно отмела сочувствие подруги Клава. – Я очень даже счастливая. А то, что родителей тоже нужно направлять в правильное русло, не мной открыто. Важно не только найти подход к каждому ребёнку, но и с родителями поладить. Так что ты не перекладывай с больной головы на здоровую и не наговаривай на своего Андрея. – Он пока не мой. – Насколько я поняла, тебе стоит только руку протянуть, и он будет твоим. Или я ошибаюсь? – Ты не ошибаешься, – вздохнула Вера. – Я, конечно, не знаю, какие ты испытываешь к нему чувства и на чём они основываются, но могу дать тебе только один совет: подумай хорошенько, прежде чем отказывать, как ты сама сказала, хорошему человеку. Нам уже с тобой обеим по тридцать. Мне-то точно век старой девой куковать. А к тебе счастье само в руки идёт. Привяжешься к нему и полюбишь, тем более когда дети появятся. Но решать, конечно, тебе. – Эх, Клава! – в отчаянии воскликнула Вера. – Мне как в русской пословице: «И хочется, и колется, и мама не велит». – Ну, маму ты сюда однозначно напрасно приплела, – усмехнулась Клава, – насколько я знаю Татьяну Васильевну, она будет двумя руками за. Кстати, ты рассказала ей об Андрее? – Нет, – покачала головой Вера. – Вернее, то, что мы с ним ездили вместе отдыхать, она знает, но что Данилов сделал мне предложение, я ей не сказала. И пока не собираюсь. – Почему? – А то ты сама не знаешь! Она как вцепиться в меня, так и не отпустит, пока до загса не дотащит. Клава рассмеялась. – Моя мама точно так же поступила бы, только ей вцепляться не в кого. – А хочешь, я тебя с Андреем познакомлю? – неожиданно спросила Вера. – С ума сошла! Это ещё зачем? – Может, ты ему больше понравишься, – задумчиво глядя на подругу, проговорила Вера. – Не говори глупостей, – рассердилась Клава, – я у подруг женихов не отбиваю, и тебе это прекрасно известно. – Прости, я неудачно пошутила, – пробормотала Вера, хотя предложение её вовсе не было шуткой. Ей на самом деле хотелось свести шефа и подругу и посмотреть, что из этого получится. Но, хорошо зная свою подругу, она была уверена, что Клава никогда не согласится на предложенную ей авантюру, только рассердится всерьёз. А сердиться Клава умела по-настоящему, хоть и делала это очень редко. Разговор с Андрея перешёл на другие темы. Время прошло незаметно, и так случилось, что обе одновременно посмотрели в окно и увидели, как ярко-оранжевый солнечный шар скатывается к закату, оставляя после себя вереницу пылающих облаков и разноцветную россыпь бликов. – Засиделась я у тебя сегодня, – сказала Вера, – пора и честь знать. – Оставайся ночевать, – предложила Клава, – ведь завтра воскресенье. – Спасибо, – вздохнула Вера, – хорошо у тебя, подруженька, но мне надо побыть одной, – сказала Вера. – И то верно, – согласилась Клава. – Надеюсь, ты соберёшься с мыслями и примешь верное решение. – Я тоже на это надеюсь, – едва слышно выдохнула Вера. Глава 3 Каждый день по пути на работу Вера, сокращая путь, проходила через маленький, но уютный парк. В его липовых и каштановых аллеях по вечерам обнимались влюблённые парочки, ближе к вечеру в парк стекались самодеятельные музыканты, утром гуляли собачники, несмотря на то что их оттуда регулярно прогоняли. Особо предусмотрительные из них носили с собой на западный манер совочки и мешочки, при помощи которых убирали за своими питомцами. Ко многим спокойным собакам местные обитатели привыкли, и на них не набрасывались даже гуляющие там же мамочки и бабушки с детьми. Как-то так само сложилось, что атмосфера в парке была умиротворяющей. Здесь же демонстрировали и продавали свои работы художники, которым были недоступны галереи и которым не хватило места на пешеходной улице города. Вера, собственно говоря, не только никогда не интересовалась работами этих художников, она даже ни разу не посмотрела в их сторону, считая, что все талантливые живописцы выставляют свои полотна в вернисажах. А то, что можно увидеть в парке, может понравиться разве что деревенским простушкам или горожанкам, живущим на окраине, в уцелевшем с начала прошлого века частном секторе. Откуда в ней зародился этот снобизм, сказать трудно. Несомненно, районный парк – не парижский Монмартр, но всё же, всё же… В это утро Вера больше смотрела себе под ноги, занятая мыслями о том, что через каких-нибудь полчаса она встретится с Андреем… А она так и не решила, что ответить ему. Разум говорил ей о том, что нужно согласиться, и немедленно. А глупое сердце сопротивлялось, сердцу хотелось мистерии чувств, романтизма и даже где-то немного пострадать. Вера удивлялась сама себе, неужели всё это время в ней спала уездная барышня позапрошлого века. Она обо что-то споткнулась и чуть не упала. Но кто-то вовремя подхватил её под локоть. – Ой, простите, – раздалось у неё над ухом. Вера подняла голову и встретилась взглядом с упоительно голубыми глазами. Они были такими чистыми и бездонными, что казались неотъемлемой частью небес. Вера помотала головой и только тут сообразила, что глаза эти принадлежат худощавому, хорошо сложенному блондину среднего роста. Он стоял теперь напротив неё и улыбался, демонстрируя два ряда небольших, но ослепительно‐белых зубов. Только тут до неё дошло, что, задумавшись, она на шаг свернула с дорожки и налетела на одну из картин. – Это, кажется, не вы, а я должна извиняться, – смутившись, пробормотала Вера. – Ну что вы, – ещё шире улыбнулся он. Вера наклонилась и подняла картину. Едва взглянув на неё, она почувствовала что-то наподобие солнечного удара. Хотя нет, это не могло быть связано с солнцем. Ведь на картине была осень, а если ещё точнее, то ласточки, улетающие в тёплые края. Ей сразу вспомнилась строка из стихотворения Джона Китса «Ода осени» и сразу в двух переводах. Первый в переводе любимого ею Маршака – «И ласточки щебечут в память лета». Второй, который на данную минуту казался ей наиболее подходящим, в переводе М. Новиковой – «И ласточки щебечут на отлёт». Не понимая, что и зачем она делает, Вера схватила картину, прижала её к себе и выпалила: – Я покупаю у вас эту картину! Сколько я вам должна? – Эта картина не продаётся, – услышала она слегка насмешливый голос. И тотчас подняла глаза. «Он что, смеётся надо мной?» – пронеслось у нее в голове. Но как она ни вглядывалась в лицо художника, теперь на нём не было и следа от улыбки. – Мы, кажется, не поняли друг друга, – Вера полезла в кошелёк, достала деньги и протянула их художнику, – надеюсь, этого хватит, – она постаралась, чтобы голос её прозвучал как можно строже. – Вполне, – кивнул он, – но я уже сказал, что эта картина не продаётся. – То есть? – растерялась Вера. – Зачем же тогда она здесь находится? – Эта картина ждала вас, – его голос прозвучал с ласковой вкрадчивостью. – Что? Что вы сказали? – брови Веры взметнулись вверх. – Отчего же вы так удивляетесь, милая девушка? Вы сами нашли эту картину или картина притянула вас. Это не важно, но вы нашли друг друга. Вера по-прежнему смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Я не могу продать вам эту картину, – проговорил он на этот раз грустно, – но я могу вам её подарить! – его глаза осветились внутренним светом. – Так что уберите свои деньги, забирайте картину и ступайте. – Куда ступать? – зачем-то спросила Вера. – Я не знаю, – он пожал плечами, – вы ведь куда-то шли. – На работу. – Ну так вот. Или вы передумали? – в его глазах блеснул лукавый огонёк. – Ничего я не передумала, – сердито отозвалась Вера, – как можно передумать идти на работу? Он снова пожал плечами. – Мне это неведомо. – В смысле? – удивилась Вера.