Но поди ж ты – и правда голубой. Про голубых драконов говорили, что они лукавые, злокозненные черти. Красные – те надменные, властные, смотрят на тебя как на мелкую челядь при дворе, даже если ты заплатил такому одну золотую монету за яму для нового нужника. Но голубые – умные бедокуры, чтоб их. – Где, к чертовой матери, ты раздобыл голубого? – спросил Гарет у Хисао еще тогда, давно, когда тема всплыла впервые. – Брокер рекомендовал. Тот, у которого я брал своего красного пару лет назад, – сказал Хисао. – Говорит, объявился с бухты-барахты как-то ночью, спросил работу. – По-твоему, это не странно? – С каких это пор мы можем себе позволить воротить нос только потому, что что-то там странно, а, Гарет? Правда вообще-то. И честно. С тех пор как Гарет женился на Дарлин, это стало еще правдивее и честнее. Хисао Инагава – сложный, раздражительный, суровый Хисао Инагава, которого правительство, мягко говоря, скрутило в бараний рог, – в какой-то момент стал самым близким другом Гарета Дьюхерста, насколько это вообще возможно… потому что только Гарет во всем Фроме понимал такие вещи. Поэтому Гарет связался с брокером. Да, действительно, есть такой дракон, ищет работу. Да, голубой. Нет, они крутые работники. Нет, эта их репутация строится на слухах, имеющих к реальности так мало отношения, что ими можно спокойно пренебречь. Но только после того, как практически последняя Гаретова десятка перекочевала за услуги в брокерский карман, тот протянул заказчику письмо. – Это еще что? – Пришло сюда, – пожал плечами брокер. – На конверте – ваше имя. Рекомендательное письмо, вероятно. У некоторых когтей они есть. – Мерзкое какое слово. – Гарет отвлекся на него и вскрыл конверт совершенно бездумно. Прочитал письмо. И вот теперь, в этот студеный, почти февральский день, наблюдал, как голубой дракон трудится на втором поле, завершив первичную расчистку первого куда быстрее, чем он, Гарет, рассчитывал. Он-то думал, что работы займут месяц, а дракон, видать, доделает оба меньше, чем за две недели. Чертов дракон, который не допустил ни единой ошибки с тех самых пор, как явился на ферму. Который, правда, кажется, спас его дочь во время того инцидента на дороге, с без вести пропавшим помощником шерифа Келби, по которому никто в городе не скучал. Дракон, которого Гарета просили убить в обмен на пять тысяч долларов. «Мы знаем, что вы человек мирный, – говорилось в письме, которое он с тех пор успел перечесть бессчетное количество раз. С этого оно начиналось. – Мы знаем, что вы ничего так не хотите, как обеспечить вашу дочь, и знаем, что со времени кончины жены это было очень нелегко. Нам известен, – говорилось дальше, – ваш превосходный послужной список за годы войны и в особенности ваше героическое поведение во Франции. Вы – человек действия, Гарет Дьюхерст». Откуда они обо всем об этом узнали? И кто вообще такие эти «они»? Подписи в письме не было, штемпеля тоже – просто лист бумаги и четкий текст на нем, от руки, но печатными буквами. «Мы не думаем, что вы возьметесь за дело с беспечной отвагой или тем паче с удовольствием. Именно поэтому мы уверены, что обратились к правильному человеку. И мы, безусловно, понимаем, что вы будете сомневаться и, весьма вероятно, откажете нам. Мы умоляем вас не отказывать». Мольба приняла облик первых пятисот из пяти тысяч долларов, объявившихся на его банковском счете. Вот так, просто и ясно – и независимо от его окончательного решения. Это была совершенно непредвиденная удача – упала как гром с ясного неба! – и хотя ферма уже с головой ушла в долги и эти пятьсот ее даже близко бы не спасли… – зато пять тысяч могли бы. И даже, возможно, немного бы осталось, чтобы купить уже наконец дочери куртку по размеру. Гарет со стыда сгорал оттого, что даже одеть ее нормально не в состоянии. В письме говорилось, что смерть когтя должна выглядеть как несчастный случай. Драконов защищали те же законы, что и людей. Если одной стороне сойдет с рук убийство другой, война будет неизбежна, а с ней – полное взаимное уничтожение. «Мы не станем представляться вам, мистер Дьюхерст, даже после того, как миссия будет окончена. Оговоренная сумма просто появится у вас на счете. Можете объяснить это властям, как сочтете нужным. Мы никогда не объявимся, чтобы опровергнуть ваши слова». Были ли это Верящие? Об их религии Гарет имел самое слабое представление, но что гибель дракона для них – наихудшее возможное святотатство, это знали все. Верящий скорее сам себя убьет. Время от времени так и случалось. Но у кого еще могут быть такие деньги в послевоенное десятилетие, кроме церквей и правительства? «Имейте в виду, сэр, что это плохой дракон. Мы сообщаем вам это с тяжелым сердцем и далеко не в том смысле, в каком люди обычно поносят драконов, говоря об их предполагаемой праздности, мелочности, алчности, об их опасной уверенности в собственном превосходстве. Речь о том, что этот конкретный дракон станет действовать так, что навлечет серьезную опасность – и не только на мир в целом, мистер Дьюхерст, хотя и это тоже, но лично на вас и вашу дочь». Это уже смахивало на пророчество, которыми, он знал, промышляют Верящие… но, опять же, ни одному Верящему в голову бы не пришло причинить вред дракону. Все это явно какой-то дикий розыгрыш, надувательство… – хотя и очень дорогостоящее, даже если пять сотен долларов – это все, что ему с них перепадет. «Сделать это вы должны до воскресенья, третьего февраля. Если не сделаете, все будет потеряно – вы себе не представляете насколько, мистер Дьюхерст. Мы не думаем, что вы – тот человек, которого можно убедить каким-то анонимным письмом и небольшой взяткой, и поэтому просим вас: следите за знаками. Не интересуется ли этот дракон сверх меры вашей дочерью? Не интересуется ли она драконом? Не начала ли она хранить от вас секреты?» Интересовался, интересовалась и начала – но что с того? А как может быть иначе, если у вас есть любопытная девчонка-подросток и внезапное чудовище? Люди могли сколько угодно не любить драконов, но все равно это на девяносто процентов зависть – банальная зависть к их могуществу. Неудивительно, что на это намотано столько религиозного. Неудивительно, что Сарины одноклассники в школе то и дело принимаются лясы точить на тему, кто каким драконом бы стал. Взрослые, между прочим, тоже так делают, просто более скрытно. Все это – совершенно нормально. Но дальше встает вопрос, от которого вся эта ситуация мигом переходит из категории «непонятных умствований»… в какую-то совсем другую. Что это за таинственная опасность? Вред? Кому? Какой? И откуда они-то знают? Если только не они сами собираются причинить ей вред и не в этом состоит их настоящий план. Если не они сами так ее напугали, что она теперь отказывается говорить ему правду, даже когда он угрожает Джейсону, который, дураку понятно, ей очень нравится? В общем, либо эти ниже-не-подписавшиеся умели провидеть будущее, а это само по себе абсурдно, что бы там ни толковали Верящие, либо и письмо, и то, что в нем предлагалось, – ни разу не подкуп. А чистой воды шантаж. Кто-то предлагает ему целую кучу денег за то, чтобы он убил дракона. Кто-то (возможно) угрожает причинить вред его ребенку, если он не согласится. Такой бессильной ярости Гарет Дьюхерст не чувствовал с тех пор, как умерла жена. Через окно он смотрел, как дракон дышит пламенем на сегодняшние дрова. Контролируемый поток жара, света и огня. Похоже на сварочную горелку: слишком ярко, чтобы смотреть напрямую. Говорят, от этого они и умирают. От разрыва этого органа. Главная причина, почему у них такая твердая, непробиваемая шкура, – защищать ту часть тела, которая творит невозможное, кошмарное чудо… их дыхание. Но есть всякие способы… Способы сделать так, чтобы все выглядело как несчастный случай. «Ну и что потом?» – думал Гарет Дьюхерст. И никак не находил ответа все последние дни и недели. И когда шериф Лопес собственной персоной зарулил на ферму с Сарой на пассажирском сиденье, – тоже еще не нашел. – Я вооружен, дракон, – сообщил шериф Лопес. – У меня пули, способные причинить вам вред. Казимир посмотрел на него, как всегда, – с легким удивлением. Шериф, Сара и ее отец стояли футах в двадцати от его лежки на краю поля. В воздухе все еще висел дым от жженого дерева. – Мы будем заявлять оружие? – спокойно поинтересовался дракон. – У меня длинный список. – Это просто любезность, – возразил шериф. – Наличие у меня оружия понятно всякому человеку без дополнительных объявлений, но для драконов я озвучиваю его специально, чтобы потом не было никаких сюрпризов. – Сюрпризы случаются сплошь и рядом, офицер, – сказал Казимир. – Такова природа мира. – Он всегда так разговаривает, – предупредил полицейского Сарин отец и повернулся к дракону: – Шериф хочет задать тебе пару вопросов относительно исчезновения помощника Келби. Ты же его помнишь? – Насколько я понимаю, вы пересекались с помощником шерифа Келби как-то на дороге, вон там? – начал Лопес. Казимир устремил взгляд на Сару, которая твердила себе, что драконьего имени никто, кроме нее, здесь не знает. – Я им не говорила, – брякнула она и совсем смешалась под скептическим взглядом, которым наградил ее шериф. – Это правда, – подтвердил он. – Сказал помощник шерифа лично. Как и то, что ты вел себя непокорно. – Поскольку я не его подчиненный, чтобы вести себя покорно, как это могло быть по-другому? – А ну его! – прорычал внезапно Сарин отец. – Говори, ты убил помощника шерифа? – Мистер Дьюхерст! – предостерегающе рявкнул Лопес. – Нет, не я, – почти небрежно ответил дракон. – А кто утверждает, что это так? – Никто не утверждает, мистер… – шериф специально оставил многоточие, чтобы дракон представился, но тот то ли не понял намека, то ли притворился, что не понимает. Шериф был человек незлой. Он привез Сару домой, да и про дракона расспрашивал довольно-таки уважительно: было ли такое, чтобы дракон когда-нибудь покидал ферму? Знает ли она, где в точности он находился в ночь предположительного исчезновения помощника шерифа Келби? Сара не сообщила никакой информации, способной кого бы то ни было обличить. Если шериф и счел ее ответы уклончивыми, он никак этого не показал… только помянул мимоходом, что немного знавал ее маму в свое время. – Очень умная леди. Было очень печально узнать, что она скончалась. – Мне тоже, – вот и все, что Сара сумела ответить на это. – Мы нашли отпечаток драконьей лапы, – сказал тем временем шериф. – Ну, пол-отпечатка на самом деле. На мягкой земле в переулке, недалеко от того места, где стоял автомобиль помощника шерифа. Насколько мне известно, в этом округе в данный момент больше никаких драконов не работает, и поскольку лапа слишком мала для красного… – Любопытный термин – «мала», – сказал задумчиво Казимир, немного раскрывая крылья. – Будет вполне корректно сказать, что я мельче размером, чем мои красные братья. – Он выступил вперед, как тогда, на заправке: огромный, ужасный. – Но некорректно – что я мал. Шерифа Лопеса это не обескуражило. – Я не хотел вас оскорбить, – сказал он с улыбкой. – Я просто хочу убедиться, что этот отпечаток ваш, и услышать объяснения, как он там оказался. – Я не могу ничего подтвердить, не увидав его сначала, но да, мне случалось проходить через город пешком в те часы, когда люди имеют обыкновение спать. Вы мало о нас знаете, но там, откуда я родом, мы славимся любознательностью. – И откуда же ты родом? – Ну, наконец-то к делу, – кивнул Казимир. – Вам бы хотелось услышать, что я русский, как будто человеческие нации имеют какой-то смысл для драконов. Вам нравится думать, что я шпион или даже убийца. Я ни тот ни другой, офицер. Вам известно почему? – Просветите меня. – Потому что я намного вас переживу, – просто сказал Казимир. – Если я заберу человеческую жизнь, моя собственная тоже закончится – к чему мне это, когда она настолько длиннее вашей? Я в выигрыше просто потому, что протяну дольше, чем любой из вас. И по той же самой причине, что мне за дело до судьбы ваших наций, если они не ограничивают свободы моей? Почему вы думаете, что значите для меня так много? – Ты на нас работаешь, – сказал Гарет, и Сара явственно услышала в голосе злость. – Ты хочешь наше золото.