– Вы сейчас о чем вообще толкуете? – Языки эти во многом пересекаются. Я пыталась перевести эти руны через систему красных. Так получается достаточно осмысленно и притом достаточно смутно, чтобы с виду походить на пророчество, – этого вполне хватит Верящим, чтобы понастроить вокруг такого канона келий. Но что, если это не язык красных? Мы никогда не смотрели на дело под таким углом, потому что для нынешней Митеры Теи в этом вроде бы нет никакого смысла. Она бы не стала пользоваться источником на другом драконьем языке. – Но если это она… – Оказывается, руны обладают неким неопределенно-пророческим смыслом также на языке белых и зеленых драконов. На языке пустынных это полный вздор. И, наконец, – тут она помахала записной книжкой, – если переводить их через голубой, получается идеально осмысленный, почти конкретный текст. Агент Дернович прорысил глазами через испещренную непонятными значками страницу. – Матерь божья… Спрятано у всех на виду. – Никому бы и в голову не пришло, что Митера Тея может последовать пророчеству голубых драконов. Это фундаментально противоречит тому, что она вообще собой представляет. Если бы она такое сделала, она бы перестала быть Митерой Теей. – Но она таки сделала. – И если да, кто знает, какие еще правила она могла нарушить. – Например, нанять дракона убивать людей? За нарушение такого табу потребуют очень много золота. – Верящие отдают общине все свои мирские богатства, когда вступают в нее. Плата проблемы не составит. У Дерновича сердце ухнуло куда-то за ремень. – Бог ты мой. Если она и вправду зашла так далеко… – Тогда нам придется ее остановить. К счастью, я, кажется, смогла вычислить ее цель. – Кто? – В имени я не уверена. Зато знаю, когда и где это случится. – А как насчет почему? Агент Вулф даже удивилась: – А почему еще, агент Дернович? Пораскиньте мозгами. Потому что с этого начнется конец света. 9 – Главное, ни на секунду не забывай: это не означает, что ты особенная, – сказал Казимир. – Ну да, с ума сойти просто, – проворчала Сара, ежась под снегом. Хотя луна сейчас усердно пряталась за милями и милями облаков, вся ферма словно светилась от окутавшей все белизны. Четвертую ночь кряду Сара пыталась вытянуть из него ответы. Постоянное недосыпание и общее напряжение уже начинали на ней сказываться. Она уже даже Джейсону сказала про наемного убийцу, хотя Казимир ее от этого предостерегал. Тот факт, что Джейсон ни на секунду не усомнился в ее словах… что ж, он лишь доказывал, какой странной в последнее время стала их жизнь. – Тебе просто повезло, – продолжал Казимир, проигнорировав ее последнюю реплику. – Повезло?! И где во всем этом хоть немного везения, скажи мне на милость? – У тебя нет никаких особых способностей. И особого происхождения тоже нет – или что там сходит за происхождение у вашего вида. Ни истории, ни силы, ни ума – ничего, что выделяло бы тебя из толпы. – Отлично, – выдохнула в метель Сара. – Вот сейчас ты говоришь гадости просто ради гадостей. – Ты меня опять неправильно поняла, – возразил дракон. – Все это у тебя есть в избытке в других областях жизни – возможно. Тебе, безусловно, свойственны смекалка и сила характера, которые лично я нахожу удивительными, но что касается смерти, нет никаких существенных причин, почему выбор должен быль пасть на тебя, а не на других. Это просто совпадение во времени. – Да, ты это уже говорил. Но я все равно не понимаю, почему меня надо обязательно оскорблять… Он рыкнул, кажется, наконец начиная терять терпение. – Потому что о тебе есть пророчество, Сара Дьюхерст. – Обо мне?! – Ну, не о тебе конкретно. – Дракон окинул взглядом ферму, снег, лес, железную антенну и громадную тень горы Рейнир где-то далеко за всем этим, почти неразличимую сквозь снег. – Но определенно об этом времени. Об этом месте. Он снова уставился на нее. Глаз, казалось, мерцал в темноте, и Саре уже в который раз припомнились старые байки о том, что дракон может запросто тебя загипнотизировать. – Именно это время. Именно это место. И некая девочка. – И что должно произойти? – Момент, с которого начнется война. – Война? Он снова слегка рассердился, но не на нее. – Вероятно. Пророчества никогда не говорят напрямую. Сплошные «миры столкнутся» и «миры закончатся». Именно поэтому их обычно никто не принимает всерьез. – То есть мне не надо принимать всерьез, что меня кто-то придет убивать? – В общем и целом стоит меньше волноваться о пророчествах и больше – о безумцах, которые в них верят. – Стало быть, меня собирается убить какой-то безумец? – В точности так. – Потому что он верит в пророчество, которое даже не истинно? – В том-то и проблема. Именно это пророчество пока что имело склонность оправдываться, – он нахмурился. – Мой вид – ученые, и по этой причине нам свойствен больший скептицизм, чем другим драконам. Мы освободились от богини уже очень давно и не храним верности оставленным ею свирепым заповедям. – У вас есть настоящая богиня? А я думала, ее просто Верящие выдумали… – Но это конкретное пророчество – единственное, записанное со всей очевидностью на моем языке, – сбывалось десятилетиями. По частям. Мы хранили его в строгой тайне – не из-за самого текста, а из-за сумасшедших, которые могут попытаться его воплотить. Сумасшедших в основном из вашего племени. Но каким-то образом оно выплыло – и это тоже было предсказано. И поэтому я наблюдаю, как оно разворачивается, живет собственной жизнью, – и вмешиваюсь, где могу. – Но почему ты? С чего ты взял, что вмешательство – твоя ответственность? Казимир не ответил. Вернее, ответил не сразу, явно прикидывая, сколько хочет сказать. – Магия драконов дика и неистова, – вымолвил он наконец. – Она такая неприручаемая и опасная, что существовать толком может лишь за пределами этого мира. Известные вам драконы – в сущности, безопасные сосуды для нее. Но если магия хлынет сюда в чистом виде, неотфильтрованной, она разрушит все. – Я этого не знала, – пробормотала Сара. Мягко говоря, это было преуменьшение. – Большинство людей не знает. Если бы знали, наши отношения стали бы еще сложнее. Однако истина в том, что мы служим своего рода предохранительным клапаном между вами и драконьей магией. Это равновесие нужно поддерживать во что бы то ни стало, иначе придет конец всему, и людям, и драконам. Но знания уже почти утрачены. Оставшееся хранят голубые драконы. Пророчество указывает, что это место – и находящаяся в нем девочка – есть отправная точка войны, которая нарушит равновесие и всем нам принесет гибель. – Значит, они послали тебя… – …сделать, что смогу. Если смогу… – Если? Он встряхнул крыльями – видимо, пожал плечами на свой манер. – Наша теология гласит: все, что случается, уже на самом деле случилось – где-то, когда-то – и будет случаться снова и снова. В бесконечном количестве других миров. Мы уже чувствовали раньше отголоски этих событий – там все пошло очень, очень плохо. И мы кровно заинтересованы в том, чтобы не дать этому случиться снова. Сара тяжело сглотнула. – И мое убийство – часть этого конкретного пророчества? – Ты – отправная точка, – повторил дракон, и впервые за все время это прозвучало по-доброму, но от этого Сара почему-то расстроилась еще больше – больше, чем от вести о том, что ее идут убивать. – Если убийца заберет твою жизнь, надежды не останется. Никакой. Гарет Дьюхерст наблюдал за своей дочерью и драконом через темное окно в спальне. О чем они там разговаривают, он даже не догадывался… но не верил, что от этого ей может быть какой-то вред. Дракон выручил ее в стычке с Келби – как минимум раз… а может быть, и два, самым, так сказать, окончательным образом. Этот вариант казался Гарету все более и более вероятным. Но дело в том, что пришло еще одно письмо.