Но некоторые все же были. – У меня нет сомнений, – вслух сказал он. Нельсон уставился в окно. Машина набирала скорость. Неслась теперь на юго-запад… К неминуемому концу. – У моих родителей тоже не было никаких сомнений, – проворчал Нельсон. Они проехали через Такому, потом еще через один городок помельче, с непроизносимым названием. Малкольм думал о том, как же мало ему в итоге пришлось ходить. Рюкзак – с инструментом в нем… инструментом, без которого все бы пропало – лежал в отделении за водительским сиденьем, словно оно специально для этого и было устроено. Словно все так и надо. Она наверняка знала. Ему отвели достаточно времени, чтобы пройти весь путь пешком, но он встретил Нельсона с грузовиком, а потом оказалось, что времени нет, что дату перенесли. Нет, она точно знала. Все предвидела, все предусмотрела. А вот что делать с Нельсоном, не сказала… и сколько держать его при себе – тоже. Зато сказала взять его – стало быть, у него есть какая-то своя задача… цель, которой ему суждено послужить. В самом конце. «Я буду защищать его», – поклялся себе Малкольм. И снова подумал: сколько, интересно, у него власти над событиями, чтобы сдержать такое обещание? Потряс головой. Нет. Есть миссия, думать надо о ней. Ему еще мир спасать. Если не сделать, что должно, Нельсону тоже не жить. Надо сфокусироваться… То есть перефокусироваться. Впереди ждет работа. Город они нашли без труда, ферму тоже. Ему сказали, куда ехать… где работает голубой дракон… где живут девочка и ее отец. «Если дракон будет там, – говорила ему Митера Тея (в сотый, наверное, раз за все эти годы и месяцы, и недели тренировок), – а он там будет – потому что отец не сумеет его убрать, как мы просили, сколько бы денег ему за это ни предлагали… Значит, настанет день. И час, и момент. И ты сделаешь, что должен». – Кто такие эти люди? – спросил Нельсон, когда они запарковались на проселке, откуда было видно ферму. Небо расчистилось, и двое обитателей фермы – трое обитателей фермы, поправил сам себя Малкольм, – занимались обычными дневными делами, словно день был как день… обычный зимний, снежный. Прошло много часов, а они все наблюдали. Малкольм уже собрался было ехать за девочкой в школу, но на главной дороге она так и не появилась. Мальчики поели сухих пайков из его запасов, утеплились оставшейся в рюкзаке одежкой. Шевелиться без нужды Малкольм не хотел. Так прошел день. Спустились сумерки. Момент неумолимо приближался. – На самом деле они никто, – ответил Малкольм. – Географическая случайность. На их месте мог бы оказаться кто угодно другой. Просто там должен был кто-то быть. Оказались они. – Что здесь произойдет? Почему ты не можешь просто взять и сказать? И правда, почему? Малкольму запретили говорить о задании – по многим совершенно очевидным причинам – с кем бы то ни было за пределами кельи, да и в ней тоже – только Малкольм и Митера Тея знали все ходы и выходы. Большинство в келье думало, что он отправляется с евангелической миссией в надежде обратить в Веру побольше новых людей. Все молодые Верящие делали так на каком-то этапе, в этом не было ничего необычного. Но что, если Нельсон теперь и сам – часть миссии? Урочный час все ближе. Что в этом плохого? Малкольм вдохнул поглубже и принялся объяснять: – Сегодня русские запустят спутник… В водительское окно громко постучали. Парни аж подскочили от неожиданности. Малкольм обернулся. Мальчик с азиатской внешностью постучал еще и свирепо вопросил: – Вы еще кто такие, черт побери? Малкольм, не думая, выпустил в руку клинок из рукава. 13 – Сегодня, – сказал Казимир. – Да, – согласилась Сара. – Ты уже говорил. Гм… ты не против? Я тут кур кормить пытаюсь. Ни одна из этих идиоток не выйдет из курятника, пока рядом ошивается дракон. Хотя вообще-то, если так рассудить, никакой это не идиотизм, подумала Сара. Это самосохранение. – Я точно не знаю, когда именно он за тобой явится. – И что именно будет делать. Или что делать мне. Или папе… На этом Сара замялась. Она не сказала Казимиру ни про отца, ни про письма, ни про планы на день. Гарет распорядился, что в школу она сегодня не идет, но делами по ферме заниматься будет как ни в чем не бывало – специально на тот случай, если авторы писем вздумают за ними наблюдать. Сам он будет сидеть дома с дробовиком и ждать. Спрашивается, чего? Ответа на этот вопрос никто не знал, и дракон в том числе. – Держу пари, ты бы меня все равно остановил, – сказала она. – Вздумай я вдруг бежать. – Ты бы не побежала, – возразил Казимир. – Но могла бы! – В пророчестве сказано, что нет. – Потому что ты бы меня остановил. – Я смотрю, ты начинаешь понимать все безумие пророчеств. Он вдруг поднял голову, навострил уши и уставил неподвижный взор в сторону дороги, там, за сараем. Крылья принялись месить воздух, готовя тело в полет. – Кажется, началось. – Нет, – простонал Нельсон, – пожалуйста, не надо. Малкольм бросил на него быстрый взгляд, но лезвие оставил в ладони и стал крутить опускающую водительское стекло ручку. – Вы торчите тут с утра, – неприветливо сказал парень. – Я видел, как вы парковались. Кто вы такие? – Мы заблудились, – Малкольм одарил его сияющей улыбкой. – Ты нам не подскажешь, как отсюда добраться до… – Если ты ее хоть пальцем тронешь, – перебил его тот, – вот хоть волоска на ее голове коснешься… – Я понятия не имею, о чем ты. Парень сбросил с плеча лямку сумки и вытащил ствол – пистолет принадлежал ныне покойному и так и не оплаканному помощнику шерифа Келби, о чем Малкольм, понятное дело, знать не мог. Агент Вулф – как она продолжала себя называть (все-таки оно пободрее звучит, чем вечная «Митера Тея») – в сердцах чуть не вырвала с мясом рулевое колесо. Небо прояснилось, дороги расчистили – так нет, какому-то дебилу понадобилось перевернуть поперек шоссе полный грузовик туалетной бумаги и напрочь перекрыть проезд! Солнце меж тем уже почти собралось садиться. Все произойдет. И очень скоро. А она все на фиг пропустит. Она снова ударила по клаксону, зная, как и все, кто бьет по клаксонам, что пользы от этого не будет никакой – так, разве что раздражение слить. Что вообще-то, между нами, не так уж плохо. Ее гнев, ежели правильно им распорядиться, представлял собой весьма живописное зрелище. Итак… Дернович мертв. Жаль – вполне искренне жаль, между прочим, – но что поделать. Он действовал глупее, чем мог. Много раз ей удавалось его отвлечь – в аптеке, в кемпинге – и дать мальчишкам благополучно смыться, но этот болван все равно упрямо пер к цели. Почему она, собственно, и вела его так тщательно: лучшего способа держаться на хвосте у Малкольма и не придумаешь – присматривать, когда мальчику понадобится помощь, и параллельно скармливать главному преследователю ровно столько информации, чтобы неизменно оставаться на шаг впереди погони. Разумеется, Дернович рано или поздно выследил бы Малкольма… зато, пока этого не случилось, он, сам того не зная, снабжал ее более чем ценными сведениями. Как бы там ни было, миссия должна продолжаться. Во что бы то ни стало. Она снова бибикнула и даже присовокупила к этому некую выразительную фразу. Потом сделала долгий, очень долгий вдох и на выдохе произнесла другую, вполголоса, прочищая голову и роившиеся в ней мысли. Эта двойственность жила в ней всегда. Она-то и давала ей силу. Вместо того чтобы снова дудеть, она резко рванула руль вправо. Места для объезда было мало, потому она толкнула бампером машину впереди, сдала назад, снова толкнула и вырвалась, наконец, на свободу, заработав от водителя жертвы потрясенный взгляд. Дальше она ринулась вперед по обочине, заносясь то и дело на льду, но неудержимо набирая скорость – прямо по направлению к полицейскому, который размахивал руками, пытаясь ее остановить. Кажется, проносясь с ревом мимо, она его все-таки сшибла… Но оглядываться не стала.