– Ее запах, – это прозвучало так тихо, что слышала во всей комнате, наверное, она одна. – Мой бог, она пахнет совсем как… она. – Ты бы сто раз могла мне это объяснить, – сказал Гарет Дьюхерст какое-то время спустя (лицо цвета пепла, глаза красные от безуспешных попыток сдержать слезы). – И я все равно бы тебе не поверил. – Гарет, по-твоему, я чувствую что-то другое? – Я понятия не имею, что ты чувствуешь, Дарлин, – возразил он. – Вот уже довольно давно. – Можно подумать, до этого ты был Мистер Понимание и Сочувствие! Сара умерла, а ты уже на следующее утро торчал в полях, сажал себе что-то. – Да! – он повысил голос. – Потому что тогда в моем доме умерло двое. Моя дочь и моя жена, которая превратилась в ходячий труп. Лицо Дарлин смерклось бурей. – То есть я, по-твоему, дочь не потеряла? – Дарлин… – Мой папа после смерти мамы тоже наутро был в полях, – сказала Сара: оба тут же повернулись к ней. – Я думаю, ему просто нужно было делать хоть что-то… – и подвернулась работа. Жалко, что он… Понимаете, в те дни, после… мне ужасно хотелось, чтобы он подошел, обнял меня – но я все равно знала, что он меня любит. Он работал в поле, чтобы ферма не загнулась, чтобы у нас было будущее. Он пытался жить дальше. Научил меня водить машину. Заступался за меня, когда было нужно. Научил иметь дело с драконами, – слезы уже текли у нее по щекам потоками. – Он совершал ошибки, да, и временами мне хотелось… чтобы у меня был папа помягче, – она вытерла щеки. – Но я никогда не хотела папы добрее. Иногда тебе нужно просто на что-то опереться. Чтобы тебя что-то держало – надежно, сильно… так, что впору забыть, что оно вообще там есть. Ее папа – или не ее, но все равно близко – медленно скрестил на груди руки. – Это все очень мило, – холодно произнес он. – Но ничего не меняет. – Да ты посмотри на нее, упрямый старый осел! – взорвалась Дарлин. – Сам же сказал: она пахнет, как наша дочь. – Я не ваша дочь. – Вот видишь? – вскинулся Гарет. – Но я дочь Гарета и Дарлин Дьюхерст. Я хожу во фромскую школу вместе с Джейсоном Инагавой, сыном Хисао Инагавы. У меня три свиньи по имени Бесс, Мэйми и Элеонора. У меня все отлично с английским и математикой, а вот с историей не очень. Терпеть не могу лук, но вы оба меня заставляли его есть, потому что он – с нашего огорода. Я не могу нормально петь, даже если очень стараюсь. А в церкви я иногда засыпаю… Она замолчала. Мужчина и женщина смотрели на нее широко раскрытыми глазами. – Я – не она, – твердо сказала Сара. – Но я – какая-то ее версия. Версия, которая не умерла. Совсем как вы – для меня. У Дарлин вырвался долгий вздох. – Теперь понимаешь, почему я попросила тебя приехать? – она посмотрела на Гарета. – Да, – он опустил голову. – Да, понимаю. – И что ты намерен с этим делать? Он не ответил. Воцарилось долгое молчание. – Прямо сейчас, – из гостиной вышел Казимир, очевидным образом подслушивавший всю сцену оттуда, – нам нужно распланировать конец света. – К полуночи, – подхватил агент Дернович, – здесь будут солдаты и танки. Мы даже не уверены, что они прибудут вовремя. Более того, – он искоса глянул на Казимира, – после нападения на Сиэтл мы не на сто процентов уверены, что именно сюда дракон направится следующим пунктом. – Именно сюда, – заверил его Казимир. – Она постепенно осознает себя и неизбежно поймет, что неполна, несовершенна. Она явится за Шпорой… и, если получит ее, всему миру наступит конец. – Я все равно не понимаю, – Сара упрямо потрясла головой, – как это может быть её Шпора, если Малкольм вот только что отхватил ей палец… – Вечное возвращение, – напомнил Казимир. – Все случается вновь, опять и опять. Возможно, эта Шпора принадлежит прошлому миру, а отрезанный палец женщины – только будущему. И, могу тебе сказать, он уже близко. Она вернется за тем, что принадлежит ей, – он слабо улыбнулся. – Мы уже видели силу Шпоры, помните? Что она может сделать даже со спутником в небе… Агент Дернович кашлянул. – Это вы о чем сейчас говорите? – Она взорвала русский спутник, – деловито объяснила Сара. – С этого началась война, которая положит конец всем войнам – но между людьми и людьми, а не между людьми и драконами. – Чего, как оказалось, она всегда и хотела, – добавил от себя Казимир. – Минуточку, – прервал его агент Дернович. – Вы мне хотите сказать, что у этой личности, которая превратилась в дракона, было в распоряжении оружие, способное уничтожить спутник? Казимир для наглядности помахал Шпорой. – Она куда эффектнее выглядит, когда светится. – И этого спутника хватило, чтобы она объявила войну всему миру? – Это был просто предлог, – уточнил Казимир. – Но да. Агент Дернович поскреб подбородок. Бросил взгляд на дочь, сладко спавшую под одеялом на кушетке Дарлин. Или делавшую вид, что спит. Кто этих детей разберет – возможно, последнюю пару часов она только и делала, что внимательно слушала. – В чем дело, агент? – осведомилась Дарлин. – В прошлом месяце мы запустили спутник, – сказал он. – И знаем, что русские планируют запустить свой в этом году, но попозже. Мы должны были во что бы то ни стало их опередить. Пока этого никто не знает. Проект под грифом «совершенно секретно». Казимир погрузился в размышления. Его сосредоточенность была столь велика, что еще чуть-чуть – и увидишь, как он думает. – Дорогой мой агент Дернович, – изрек он наконец. – Возможно, на сей раз у нас есть план, способный сработать. 26 Сровняв с землею город, она улетела за облака – туда, куда ничей взгляд не смог бы за ней последовать. Ей было нужно подумать. Может быть, она сумеет завоевать мир и одна, самостоятельно. Может быть, они сами придут к ней и сдадутся. Они уже узрели ее мощь. Может быть, она поведает им про драконьих детей, что вот-вот вылупятся. Может, они в тот же миг возьмут и опрокинутся на спину, задрав лапки вверх, и ей никогда больше не придется дышать на них огнем – ни единой искры. В памяти снова непрошено всплыла та женщина в юбке. Как она падала… как кричала… Как дракон, некогда известный под именем Вероники Вулф, поймал ее и потом отпустил. Ну, не то чтобы прямо отпустил – бедняга наверняка умчалась навстречу смерти. И все же между неминуемой и почти неминуемой гибелью есть существенная разница. Акт нежданного милосердия, а? Наверное, это максимум того, что дракон может пожаловать человеку. Она так до сих пор и не нашла внутри ту мысль… ту идею… да что угодно на самом деле, заставившее ее спасти женщину. Конечно, та и вправду немножко походила на нее – как она сама выглядела все эти годы. И все эти жизни – запертая в теле врага. Воспоминания накатывали на нее прибоем – поколение за поколением. Нет. Нельзя забывать себя. Человеческую природу ей навязали, как тавро – скоту. Она – не человек. Она просто носила шкуру человека – временно. Очень, очень долгое время. Дракон летел по зимнему небу. Самолетами больше не пахло – ни военными, ни пассажирскими. Они явно очистили небо, как только сообразили, что еще теперь здесь летает. Дом она нашла по запаху – само собой, ты всегда знаешь, где вот-вот народится твое потомство. Она и другие вещи чуяла, много чего – да почти все! Богатство запахов было даже как-то чрезмерным. Человеческие тела, их же суп, их заводы… все это маскировало, но не могло полностью изгнать запах земли, лесов, диких зверей, содержимого их звериных желудков, крови, бежавшей по их жилам, феромонов, которые они выделяли друг для друга, живицы деревьев, мимо которых они пробегали, иголок на этих деревьях, и спавших зимним сном бурундуков, и… Она потрясла головой. Так. Хорошо. Это восстановительный период. Она явно возвращает себе себя. Кто знает, какие еще способности в ней откроются? Какую власть она обретет в конце концов? Она чувствовала, как сила пульсирует внутри, словно даже новое могучее тело было слишком ей мало. Как же все это помещалось в прежнем, человеческом размере? Дракон взял курс на гнездо. Потомство времени даром не теряло – до выведения осталось даже меньше, чем она думала. Инстинкт подсказывал – дни, но теперь она была уверена: один день. Может, даже и меньше. От магии она будто раскалялась изнутри. Конечно, сила перейдет и к детям. Вот и отлично. Она уже уничтожила целый город – совершенно самостоятельно. Когда под крылом будет ее выводок, она закрепит достигнутый успех (к северу отсюда она нюхом различала Ванкувер, к югу – Портленд), и тогда можно будет перейти к чему-то побольше. Лос-Анджелес, пожалуй. Он так расползся вдоль берега, что тут уж без детей точно не обойтись. И она будет продолжать – продолжать, пока они не сдадутся. А получив капитуляцию, она швырнет ее им в лицо и сровняет с землей Нью-Йорк, Лондон, Париж, Москву… нет, не сровняет – сотрет с нее, так что даже имен не останется. Ни имен, ни истории – никого, кто бы помнил о них. Никогда. Мир людей уже пал. Просто они пока об этом не знают. Осталось вернуть себе только одно… Она ощутила это, когда предавала огню Сиэтл. Вершина всей ее силы, завершающий штрих… – и все же впереди ждет еще больше. Как только она станет целой. Потому что пока это не так. Пока что она несовершенна. Недостающий коготь – чертова драконья магия всегда работает повторениями! – преследовал ее и в этом мире.