Глава 9 Восемнадцатое марта по времени Туры, Нижний мир Алина Алинке снился Матвей. Он держал ее за руку и басил: «Просыпайся, малявочка. Просыпа-а-айся». Она не видела его, но ощущала тепло ладоней и как затекло ее собственное тело, чувствовала лекарственный резкий запах – и рванулась туда, на голос Ситникова, стараясь вернуться, как учил ее этому Тротт. Не зря же она пыталась это сделать каждый день. – Не знаю, что тебе еще рассказать, – говорил Матвей, а она стремилась к нему, одновременно отстраненно удивляясь, что он делает рядом. – Все, что обычно, наверное. Скоро будет два месяца, как ты спишь. Мне сказали, нужно говорить с тобой, это может помочь. Возможно, придется тебя и профессора эвакуировать, враги близко. У нас война, Ал… – Позвольте, – перебил его женский голос. – Нужно закончить процедуру. Алина почувствовала, как ей в плечо входит игла, попыталась двинуться, заговорить, закричать – и уже почти сделала вдох своим туринским телом, как ее швырнуло обратно, словно она наткнулась на упругую стенку – и принцесса проснулась, заморгала, глядя на грубые бревна стены. Скривила губы и закрыла глаза, потому что очень захотелось плакать. С одной стороны, ей жутко хотелось вернуться домой, с другой – она не представляла, как оставить здесь половинку себя. Еще стояла ночь, и она повернулась, глядя на лежащего к ней спиной профессора – одно крыло его свисало с кровати и касалось пола, другим он прикрылся, – и передернула плечами, потому что, несмотря на духоту, ей было зябко. Алине показалось, что спина его напряглась, и принцесса, отогнав дурное детское желание пойти лечь рядом, плотнее укуталась в рогожку и снова попыталась уйти на Туру. Можно же попробовать, а потом вернуться сюда! Но у нее не получалось, и она, измотанная, так и заснула после очередной попытки с тяжелым ощущением на душе. Утром Алина сквозь сон услышала, как встает с кровати профессор Тротт, и чуть приоткрыла глаза. Она лежала спиной к нему. В доме уже было светло, с улицы слышались кудахтанье кур, меканье коз и женские голоса – и принцесса зажмурилась, снова вспоминая все, что случилось накануне, и чувствуя, как начинают гореть щеки. Ни за что не повернется! Сейчас он выйдет, и не надо будет здороваться, смотреть на него и краснеть. По крайней мере пока. Если бы она могла не краснеть! Вот ее сестра Ангелина ни словом, ни жестом не показала бы своего смущения. И принцесса слушала шаги лорда Тротта и старательно изображала, что спит. – Вам нужно поработать с дыханием. – От его сухого голоса Алина дернулась и замерла. – Даже ребенок понял бы, что вы не спите, ваше высочество. – Я сплю, – пробормотала она упрямо и немного жалобно. Инляндец едко хмыкнул, и Алинка, вздохнув от собственной трусости, повернулась на лавке и села, прижав к груди коленки, положив на них крылья и откинувшись затылком на неровные бревна стены. Дунула на волосы, лезущие в глаза, огляделась. На столе уже стоял нехитрый завтрак – видимо, кто-то из оихар Тротта заходил, когда она спала, – из окна на кувшины и плошки, на строганый пол падали лучи солнца, в которых плясали пылинки. Она настороженно, исподлобья посмотрела на спутника – он одевался, быстро натягивая через голову сорочку, и принцесса почти завороженно наблюдала, как скрываются под грубой серой тканью косые мышцы живота. Подняла взгляд – и щеки запылали еще больше. – Закончили осмотр? – все с той же обидной едкостью поинтересовался Тротт, без помощи рук выправляя крылья из разреза сорочки. Алина смущенно заморгала, потерла сонные глаза и со стоном сползла обратно на лавку, на бок. Потянулась. – Я не выспалась, – пробурчала она мрачно. Тротт бросил на нее взгляд и отвернулся. – И вообще я с вами не разговариваю, профессор! – Я уже понял, – пробормотал он, склоняясь над большим сундуком. – Мне, конечно, не стоило на вас кричать, – покаялась она. – Неужели? – с ехидцей откликнулся инляндец, перебирая какие-то вещи. – А вам не стоило… не с-стоило… – Не стоило, – раздраженно подтвердил он и, повернувшись, кинул ей длинную сорочку и темную юбку. – Позавтракаем, перестираете свою походную одежду, – он сел на кровать, склонился, надевая ботинки. – Потом подойдете ко мне, я обрежу вам волосы. Венин Алина подергала себя за волнистую отросшую прядь и кивнула. – Завтра с утра выдвигаемся дальше, – продолжал он. – Нас будут сопровождать другие дар-тени, сегодня вы их увидите у главы поселения. Помните, что лучше молчать. Придержите свое любопытство и бойкий язык, принцесса. – Да, лорд Тротт, – пробормотала она, погладила шершавую ткань юбки. – А чье это? – Далин, – буркнул инляндец, поднимаясь. – Она не будет против. Алина очень сомневалась, что кому-то было бы приятно, если бы его вещи отдали другому. Но озвучивать свои сомнения не стала. Лучше потом потихоньку спросит. – Вы ночью просыпались, – сказал Тротт, не глядя на нее. Алина непонимающе нахмурилась – и тут же на нее нахлынули воспоминания, заставившие снова скривить губы и заморгать. – Мне снилась Тура, – проговорила она тихо. – И Матвей. Будто он рядом. И доктор делал мне укол. Я думала, что смогу вернуться туда, лорд Тротт. Наверное, приснилось. Матвей говорил какую-то ерунду. Будто у нас война. – Не приснилось, – Тротт пошел к двери. – Там действительно война, я вчера узнал. Открылись устойчивые порталы, соединяющие Туру с Лортахом, и сейчас там воюет армия императора. – Вы мне не рассказали, – с упреком произнесла она. – Не успел, – бросил он сухо, и Алина снова покраснела, глядя на захлопнувшуюся дверь. Женщины вовсю занимались домашними делами: Венин доила мелкую козу, Далин с крыльца кормила лохматых кур; умывшаяся Алина, воспользовавшись тем, что Тротт пошел к ванрану, тронула слепую за плечо и спросила, можно ли взять у нее одежду. – Охтор сказал, что отдал ее тебе, – с удивлением и настороженностью проговорила слепая. – Зачем спрашиваешь? – Она же твоя, – с неловкостью объяснила Алинка. – Он хозяин, – Далин щедро сыпанула курам какого-то мелкого зерна, и те заквохтали, бросаясь на угощение. – Он решает. Голос ее был грустным, и она как-то тяжело вздыхала, поворачивая незрячее лицо в сторону принцессы. На крыльцо поднялась Венин, держа в руках широкую плошку с молоком, сдула с поверхности шерстинки и, отпив немного, предложила Далин – та взяла с благодарностью, потом протянула Алине. Принцесса не отказалась. Молоко было голубоватым, сладким. У ворот дома то и дело останавливались жители поселения, заглядывали внутрь, переговаривались. – Ты ругалась, – сказала Венин, с любопытством глядя на принцессу. – Зачи-ем? Говорила она куда лучше, чем вчера. – Ты хочешь оставить его только себе? – осторожно продолжила Далин. – Хочешь подговорить выгнать нас? Алина чуть не поперхнулась молоком. – Нет! – сказала она, мучительно вспоминая слова на чужом языке. Потому что от смущения они все вылетели из головы. – Я просто… – она не знала, как сказать «застеснялась», поэтому попыталась объяснить по-другому: – Никогда… нельзя смотреть, как другие это делают! Это плохо! Венин округлила глаза и что-то быстро проговорила. – Не понимаю, – призналась Алина. – Она говорит, ты не была с мужчиной? – спросила Далин медленно. – Нет, – сказала принцесса, чувствуя, что краснеет еще больше. От женщин ощутимо повеяло жалостью, и при этом они как-то приободрились. Венин коснулась ее руки. – Ни-е бо-ойся, – сказала она сочувственно. – Ты краси-ивая. И с крылья-ами. Ты только не кри-ичи больше, и Охтор точно возьмет ти-ебя себе. А если возьмет, ты ве-е-едь не будешь просить нас выгна-ать? Алинка открыла рот, чтобы объяснить все… но слишком много пришлось бы говорить. – Нет, – сказала она со вздохом. – Не буду. Вы хорошие. Женщины окончательно повеселели, и в этот момент из ванрана появился Тротт – волосы его заметно укоротились, лицо опять было чисто выбрито. Венин подхватила плошку с молоком, побежала к нему, протянула. Лорд Макс отпил, так и стоя у двери ванрана, что-то сказал, она засияла – и Алинка, нахмурившись и отвернувшись, пошла в дом. Переодеваться. День тянулся неспешно – она успела и постирать, развесив одежду на солнышке, и неловко обрезать ужасные обломанные ногти коротким ножичком, и, зажмурившись, постоять рядом с молчаливым Троттом, чувствуя, как срезает он ей пряди, аккуратно смахивая пальцами волосы с лица, плеч, крыльев и шеи. А когда открыла глаза – наткнулась на злой, тяжелый взгляд и недоуменно заморгала. Он вообще большей частью игнорировал ее, а если и разговаривал, то сухо и коротко, и это было очень обидно. Отвел он принцессу и к главе поселения – там было тесно от присутствующих дар-тени, и Алинка жалась к спутнику, потому что ее бесцеремонно, жадно и с восхищением осматривали, но обсуждали так, словно ее здесь нет. Говорили они и о предстоящем путешествии, и о снах, которые им снятся про Туру, про войну, которую там видят. Алина понимала не так много, как хотелось. А отдельные разговоры и вовсе не стоило бы понимать. – Охтор, – сказал один из бойцов – лицо его было покрыто шрамами. – Если Источнику она будет не нужна, отдай ее мне. Я заплачу золотом. – Почему это тебе? – мрачно вопросил другой. – У меня тоже есть золото, и я хочу предложить его за девку. Бойцы загомонили, перекрикивая друг друга. – Если Источнику она будет не нужна, я оставлю ее себе, – отрезал Тротт-Охтор, и Алина, глядя в пол, начала мысленно чертить на половицах матмагические формулы, чтобы не раскраснеться снова. – Девка – моя. Если кто-то считает иначе, пусть скажет это сейчас, и мы решим спор поединком. В пути не место для споров. Воины слушали его уважительно и кивали, соглашаясь и успокаиваясь, а принцесса покосилась на спутника – лицо его было невозмутимым, будто он сам верил в то, что говорит. Ей же было чудовищно стыдно это слышать, чудовищно вообще находиться в месте, где ее ни во что не ставили, где к женщинам привыкли относиться как к бессловесному имуществу. На обратном пути она тоже молчала. – Вы уже успели всех осудить? – сухо поинтересовался Тротт, когда они заходили во двор. Вдруг оказалось, что день почти закончился, и длинные тени от заходящего солнца лежат на земле.