– Затем она и нужна здесь? – осведомился Тротт. Алина неуверенно улыбалась, видимо, радуясь, что может быть полезной. – Чтобы дать мне силы, и я смог пройти к вратам через солдат императора и инсектоидов? – Не хватит ее огня на все битвы твои, – усмехнулся Корвин. – Да и не это главное. Пусть ты сильнее всех ныне живущих детей моих, но в мизинце королей династии Гёттенхольд было больше силы, чем в тебе, сын мой. Это не укор, это горе мое, беда моя, вина моя. Ты силен, но недостаточно: способен дойти до портала, но при переходе тьма моя поглотит тебя, и ты, вернувшись на Туру, развеешься. Умрешь, дав мне свободу. – Я все еще не понимаю, какова роль принцессы, – сухо ответил Тротт. Страх смерти всплеснул и отступил, ибо был привычным – он тысячу раз мог умереть до этого. Но проход к вратам казался безумством. Жрец с выражением крайнего терпения на лице покачал головой. – Она – принцесса дома Рудлог, птенец. Она укрепит тебя, ее кровь усилит тебя. Тротт недоуменно взглянул на Богуславскую – та с ужасом смотрела то на него, то на бога, мгновенно покраснев до невозможности. – Вы же не имеете в виду… – пролепетала она. – Ты станешь его женой, пташка, – благосклонно кивнул Черный. И Тротт опустил глаза, потому что внутри, заглушая и шок, и неверие, взвилась такая свирепая радость, такая жажда обладания, что высохли губы и руки сжались в кулаки. Выдохнул, поднял взгляд на принцессу, стараясь ничем не выдать своей непозволительной жадности. – Ой-ей, – шептала она, уткнувшись лицом в ладони. Крылья ее нервно дрожали. – Ой-ей! – Чем тебя не устраивает он в роли мужа, девочка? – недоуменно спросил Корвин. – Он силен, может защитить тебя, сердце твое тронул… Богуславская застонала, сжимаясь. Шея и уши у нее тоже заливались краской. – Брак – имеется в виду только ритуальное действие? – уточнил Макс сипло. – Произнесенные клятвы? Черный посмотрел на него, на нее, и вдруг усмехнулся. – Эмоции, – сказал он и встал, потягиваясь и опираясь на посох. – Как я отвык от них. Птенцы, птенцы… Так много значения простому действию. Нет, сын мой, клятвы лишь укрепят тебя и не позволят моей тьме поглотить тебя на пути к порталу. Без них и в тебе не уверен, что вынесешь меня. Но ты точно погибнешь при переходе, если не сделаешь деву Рудлог женой на брачном ложе. Макс старательно удерживал дыхание и слушал, поражаясь собственному сумасшествию. Что ему бог, что судьба мира и возможность погибнуть – когда перед глазами стоит совсем не это. А Алина Рудлог в его руках. – Эмоции, – проворчал Жрец, окутываясь тьмой. – Палят не хуже солнца, но куда ярче, – раздалось уже из слепящей пустоты. – Я все сказал вам, птенцы. Слишком долго я пробыл в этом облике, хватит тратить силы. Уйду я в пещеру, отдохнуть от солнца и долгих речей, и буду ждать вас. Приходите ко мне, когда будете готовы дать клятвы и подтвердить их. Когда-то я сам заключал браки первых Гёттенхольдов, благословлю и вас. Он потек черной сверкающей пылью в сторону входа пещеры и рассеялся. Принцесса, покрасневшая, напряженная, проводила его взглядом, вскочила, с отчаянием глядя на Тротта, краснея еще больше. – Я не знаю, что мне делать! – прошептала она свистяще. – Пока хотя бы не уходите далеко от меня, – попросил Тротт сдержанно, потому что она явно намеревалась сбежать. – Поверьте, я не собираюсь вас оглушать и тащить надевать брачные браслеты. Из глаз ее мгновенно потекли слезы. – А вам бы все смеяться! – крикнула она, вытирая их ладонью. – Но ведь все это совсем не смешно, лорд Макс! – Я знаю, – с тяжелым чувством вины согласился он, стараясь не смотреть на ее губы и диковатый испуганный блеск глаз, который будил совсем уж темные инстинкты. – Разве кажется, что я веселюсь? Принцесса всплеснула руками, словно желая еще что-то сказать и не находя слов, метнулась в одну сторону, в другую – и побежала в лес. На углях черным дымом чадила забытая всеми рыба. Тротт проследил за Алиной до небольшой заводи – там принцесса опустилась на землю, уткнувшись лицом в колени и не шевелясь. Постоял в десяти шагах, наблюдая за ней. – Я никуда не уйду, – сказала она глухо, не поднимая глаз. – Дайте мне побыть одной, лорд Макс. Глава 13 Долина Источника Алина Алина Рудлог пыталась мыслить спокойно, но в душе и голове творился такой хаос, что она могла только сидеть, глядя на озеро, обхватив себя за колени и раскачиваясь, либо, вскочив, метаться туда-сюда по берегу, прокручивая в голове слова первопредка, жмурясь от стыда и неловкости и не понимая, как сейчас ей возвращаться и что говорить лорду Тротту. Если бы можно было сделать так, чтобы этого разговора не было и никаких решений принимать не приходилось! Ну как, как? Как она сможет лечь с профессором рядом? Не в смысле рядом… они уже спали вместе, но не так же! Да она умрет от ужаса и смущения, как только он к ней прикоснется как мужчина к женщине! Нет, она прямо сейчас умрет просто оттого, что думает об этом! – Мамочки! – простонала Алина, присаживаясь на корточки и закрывая горячее лицо руками. – Да что же мне делать? Соберись, соберись, соберись… хватит уже бегать, начни думать! Думать не получалось. Совсем не получалось, а от выбора, перед которым ее поставили – либо смерть Тротта, либо брак и близость с ним, – было противно и кисло. Алинка сделала несколько шагов и склонилась над озером – смыть вкус страха и горечи изо рта. – Это ведь несправедливо, – укоризненно прошептала она своему расплывчатому отражению. По лицу снова потекли слезы, срываясь в воду, и принцесса, зло всхлипывая, начала ожесточенно умываться. Не то чтобы она боялась лорда Макса… он ей очень нравился. Постоянно хотелось быть рядом: смотреть на него, касаться и шутить, ловить его редкие улыбки, внимательные взгляды. Это было волнующе, любопытно и безопасно. Но принцесса совсем не готова была к физической близости. То, что происходит между мужчиной и женщиной, было интересно со стороны, но применительно к ней и лорду Тротту казалось пугающим, странным и неловким. Читать любовные сцены или представлять, как профессор может целоваться, это одно… – Хотя тоже нелепо! – выругалась пятая Рудлог, присаживаясь спиной к папоротнику и запрокидывая голову, чтобы посмотреть, как шевелятся от ветра сочные зеленые листья. Это успокаивало. Но не сильно. И ведь лорд Макс тоже не в восторге. Побелел весь, губы сжал. У него всегда такое лицо, когда он скрывает чувства или чем-то разозлен. И, наверное, он очень разочарован из-за ее поведения сейчас. Ведь от нее зависит его жизнь. Именно поэтому ей нужно сейчас пойти и сказать, что она готова. Потому что ни слезы, ни нервы ничего не исправят. Это просто способ справиться с шоком. Точно. Нужно встать и идти. Нельзя тратить время. Но Алина осталась на месте. Стоило пошевелиться, как снова накатило смущение, щедро приправленное страхом. – Да мне вообще нельзя замуж! Я еще ребенок! – жалобно крикнула она папоротниковым деревьям и тут же осеклась, тяжело дыша. Сколько раз она пыталась доказать обратное тому же Тротту! А стоило жизни потребовать взрослых решений, как она пошла на попятную. – Ты просто несчастная трусиха, Алина Рудлог, – яростно сказала принцесса себе, шмыгая носом. – Лорд Тротт столько для тебя сделал, а ты думаешь, дать ему умереть или нет. Немедленно вставай! Он же не откажется помогать богу. В любом случае. Он такой. Но выговор не помог – только слезы потекли сильнее, а всхлипывания переросли в обиженный скулеж. – В конце концов, – она срывающимся голосом попыталась договориться с собой еще раз, – ты ведь готова была отдать за него жизнь. А девственность, – это слово она выговорила почти беззвучно, – не готова? «Это совсем другое, – возразила она мысленно. – Совсем!» Но принцесса так и не смогла объяснить себе, почему «это другое». Кроме «так несправедливо» и «все неправильно», ничего не приходило в голову. Мелькали обрывки мыслей о свободном и несвободном выборе, о добровольности любви и о том, что это все очень похоже на эмоциональное принуждение, но для того, чтобы вразумительно сформулировать свои ощущения, Алина была слишком взбудоражена. Она очень долго маялась на берегу, забыв и про голод, и про усталость, пока солнце не коснулось вершин гор. Как бы ей хотелось, чтобы она могла посоветоваться с кем-то близким! С Полиной… или лучше с Ани. Старшая сестра все объяснила бы, помогла бы справиться со страхами. Но родные были далеко. Рядом был только один человек. Не дожидаясь, пока остров погрузится во тьму, Алина неизвестно в какой раз умылась, вздохнула, набираясь смелости, и побрела обратно к костру. Максимилиан Тротт Принцесса отсутствовала так долго, что успел прогореть костер и разварившийся рыбный суп почти остыл, заполнив котелок вязкой массой. Тротт переложил ее в миски, поел и вымыл посуду, выбросил сожженную рыбу, еще раз просмотрел сумки, проверяя припасы. Он, погрузившись в привычную внутреннюю глухоту, делал все, что требовалось, заставлял себя размышлять о чем угодно – о полученной от первопредка информации, о том, как провести Богуславскую до порталов и пройти самому мимо армий, – но только не о предстоящем браке. Жаль, что полностью отстраниться не получалось. До Макса то и дело доносились отзвуки рыданий и сердитых восклицаний – водная гладь никогда не способствовала секретности, – и тогда он морщился от чувства непонятной вины, приказывая себе быть рациональным. Не время для сентиментальности и эмоций. Он это сделает, чтобы вернуть бога на Туру и остановить войну. Об этом нужно думать. Не о том, что происходящее очень похоже на шантаж. Не о своих желаниях. Хотя кого он обманывает? Со стороны заводи опять донеслись тихие, обиженные поскуливания, и Макс, шагнув в том направлении мимо узловатого папоротника, опомнился и заставил себя остановиться. Конечно, ей страшно. Девочке, едва не пережившей насилие, которая только-только вошла в половую зрелость и так невинна, что не понимает его очевидной тяги к ней. Для нее он – объект восхищения и привязанности. И чиста она так, что собственные чувственные реакции осознать пока не может. И он бы никогда не стал ее касаться, никогда… Дыхание от мелькнувших образов опять сорвалось, понеслось рваным ритмом, и кровь стала горячей, и Тротт уткнулся лбом в ствол и закрыл глаза, признавая свое бессилие перед несуразным, ненужным и таким несвоевременным чувством. Тем самым, которое тянуло его пойти к ней и утешить, пообещать, что никаких жертв с ее стороны не потребуется.