– Он и от одной едва к Хозяину лесов не уходит, видящий, – приглушенно отвечал Ровент. – Но если ты говоришь, сделаю. – Не ты, а я прослежу за этим, – перебивал его Свенсен, – ты больше не нужен, Ровент. Здесь видящий, здесь я. Без тебя иглы вколем. Убирайся! – Я тут по воле короля, – глухо и упорно рычал линдмор. – Пока сам свой приказ не отменит, не уйду. – У него никого другого просто не оказалось рядом, – напирал Свенсен. – Или ты думаешь, что искупил свою вину? Его величество волен тебя прощать, а для меня ты все равно предатель. И раз ты в состоянии держать оружие, то в состоянии и бой принять. – Вот очнется король, и хоть в тот же миг, – огрызался Ровент. – Хотя, сдается мне, ты не за жену бесишься, пусть разродится мягко и будет богиня ей помощницей, а из-за того, что в замке в безопасности зад просиживал, пока я в горах инсектоидов драл! Свенсен зарычал. В палате запахло адреналином и близкой дракой, и Демьян с усилием открыл глаза – чтобы наткнуться на укоризненный и чуть насмешливый взгляд шамана. Тайкахе в своих пестрых одеждах скромно, поджав ноги, сидел на полу, хотя в палате стояли и стулья, и кресла, и помахивал в сторону короля маленькой перьевой метелочкой. Перед ним дымилась плошка с травой, над которой парил небольшой кувшинчик с водой. Тайкахе махнул последний раз – и убрал метелочку за пояс, и тут же исчезло ощущение щекотки на коже. Спорщики, рычащие друг на друга у дверей, пробуждения короля не замечали – и уже мелькали и клыки, и когти. – Свенсен, – хрипло позвал Бермонт, преодолевая легкое головокружение и садясь на кровать. Берманы разом развернулись к нему – в агрессивных позах, с желтыми звериными глазами, – и почти синхронно поклонились. – Ровент храбро дрался, – сказал Демьян, – и смыл вину передо мной кровью. Ты же вправе вызвать его на поединок или принять виру за пленение Тарьи, но после войны. Во время войны я междоусобицы не потерплю, накажу обоих. – Да, мой король, – проворчал Свенсен, опуская глаза. Ровент удовлетворенно рыкнул. Тайкахе, глядя на них, щурил глаза-щелочки и, что-то шепча, кидал в парящий кувшинчик содержимое разных баночек, выстроенных тут же рядком. – Ровент, – сдержанно продолжил Демьян. – Ты виноват перед Свенсеном, но он стребует с тебя плату потом. Сейчас знай: он остался в замке, чтобы охранять мою жену и матушку. По-твоему, это недостойное и неважное занятие? Ровент, до этого победно скалившийся, побагровел и тоже опустил взгляд. – Нет, мой король. – Что – нет, Ровент? – Достойное и важное, мой король! – рявкнул линдмор зло. – Запомни это. Руку починили тебе? Ровент покрутил локтем. – Виталисты потрудились, ваше величество. Вчера гипс сняли. – Хорошо, – проговорил Демьян. – Благодарю, что исполнил мою просьбу. Оставь мне иглы и можешь возвращаться в свой линд. Позже я позову тебя и других на разговор. Снятие наказания и возвращение всех прав подтверждаю, сегодня же про это объявят в прессе. – Спасибо, ваше величество, – Ровент отцепил с пояса мешок с иглами, отдал его Демьяну в руки и, поклонившись, вышел. – На, медвежий сын, выпей, – протянул королю чашку шаман. – Крови много потерял, поможет восстановить. – Хиль, Полина не просыпалась? – нетерпеливо поинтересовался Демьян, отхлебывая обжигающий напиток. Сразу накатила бодрость, будто выпил крепкого кофе. – Просыпалась, – доложил Свенсен, уважительно косясь на шаманьи баночки, – но не оборачивалась. Медведицей по двору бродит, ваше величество. Как раньше. – Тайкахе? – тяжело обратился Бермонт к старику. Шаман, собирающий утварь в свою котомку, укоризненно поцокал языком. – Говорил же, медвежий сын, – как солнце встанет над головой, вкалывай, не тяни. Зачем пропустил, эй? – Виноват. Помоги, видящий. – Эх, медвежий сын, – прокряхтел старик. – И силен ты, и умен, да самонадеянности в тебе слишком много. Но что делать, и на камне есть трещины. Не хмурься, уже помог, не нужны мне твои просьбы, чтобы ей помогать. Как увидел в воде королеву медведицей, сразу поспешил сюда, день на лыжах шел, день на поезде ехал. В замок пришел, посмотрел на нее – здорова, а потом медведь, – он кивнул в сторону Свенсена, – меня сюда привел. Две иглы теперь каждое утро тебе вкалывать, по одной в каждую руку. И, смотри, не пропусти больше ни одного полудня! Если кто из якорей еще пропустит, не вернется она больше, навсегда в шкуре останется! – Я прослежу за этим, – пообещал Бермонт. – Когда она снова обернется, Тайкахе? – Может, и сегодня, – сощурился старик. Демьян поднялся на ноги, покачнулся. – Э-э-э, какой нетерпеливый. – Шаман мягко махнул рукой, в грудь его величества словно теплой ладонью ткнуло, и он сел обратно. – Не спеши, медвежий сын. До полудня еще далеко. Послушай пока, что я увидел. А я тем временем тебя подправлю. Свенсен замер у двери, но никто его не гнал, а Тайкахе, достав еще скляночки, подошел к королю. – Сними-ка, – велел, указывая на сорочку, и, когда Бермонт послушался, сунул склянки ему в ладонь и начал проминать его величество острыми и на диво сильными пальцами, словно выправляя покореженные жилы и недавно сросшиеся ткани. От шамана пахло жиром, дымом и травами. – Трижды воскуривал я траву о?сью, позволяющую будущее увидеть, с духами у столба ледяного танцевал, бубном границы времен пробивал… видел я белого змея обезглавленного с тремя язвами огромными на спине. И тигра золотого – зреет на лапе его нарыв, вот-вот лопнет. И сокола красного – взлететь он пытается, но перебиты у сокола оба крыла и раны на них кровоточащие. Тьма с трех сторон и, если поглотит кого-то из великих, снова в землю Бера придет… Демьян кивал, не перебивая и стараясь даже не дышать, потому что глаза Тайкахе остекленели, стали неподвижными, и вещал он голосом напевным, гортанным, не прекращая зачерпывать пахнущую жухлой листвой мазь из скляночек и больно вдавливать ее в какие-то точки на теле. – Трижды кидал я кости тюленьи и вопрос задавал: откроется ли на земле Хозяина лесов еще проход в иной мир? Трижды кости сложились в знак «нет», медвежий сын. – Точно ли это, Тайкахе? – забывшись, спросил Демьян. – Э-э-эх, – сердито заморгал и закрякал шаман, выходя из транса. Замер, что-то соображая, и продолжил промазывать едва заметный шрам на груди Бермонта, – мое дело тебе рассказать, а уж тебе решать, что делать дальше. Точно я только то сказать могу, что детей тебе поскорее надо, и побольше, медвежий сын. Может, тогда остепенишься и навстречу смерти с такой ретивостью прыгать не будешь. Хозяин лесов степенный, обстоятельный, а Бермонты все рискуют, будто вместо твердого камня в крови то ли огонь, то ли ветер… А удачлив ты так, словно Инлий у тебя первопредком, сколько раз от смерти уходил… – Разве ты не слышал истории о молодых годах Михаила Бермонта? – с улыбкой спросил Демьян. – Не скажешь сразу, кто был неистовей, он или Иоанн Рудлог. Его величество слушал старческое ворчание шамана без гнева, почтительно, как слушал бы отца или деда. Тайкахе был вне титулов, а уж в Бермонте и вовсе оставался единственным, кто мог бы пожурить короля без оглядок на статус. И Демьян ценил это. И помнил, как после смерти отца растерянным девятнадцатилетним мальчишкой пришел за советом к Тайкахе. И вышел из яранги, не успев сказать ни слова. «Придешь после боев», – пробурчал шаман, не вставая с места. И Демьян пришел второй раз, победив всех линдморов, подтвердив свое право на трон и доказав, что клан Бермонт по-прежнему сильнее остальных. Пришел уже почувствовавшим вкус власти и крови побежденных. Тайкахе встретил его на входе и поклонился, как сыну Хозяина лесов и своему королю. С тех пор Демьян пусть редко, раз в несколько лет, но навещал старого шамана. Тайкахе к силам своим взывал редко, прямых советов не давал, часто разговаривал на отвлеченные темы, а то и вовсе сидел напротив и попыхивал трубкой, но всегда король выходил от него с созревшим решением. – О Михаиле слышал, да и видел кое-что, – все так же ворчливо отозвался Тайкахе, затыкая баночки пробками. Его величество покрутил плечами – после шамановых притираний тело казалось наполненным силой и резвостью, как у малого медвежонка. – Расскажешь? – полюбопытствовал Демьян, бросая взгляд на старающегося выглядеть невозмутимым и незаметным Хиля. – Ох, медвежий сын, и зачем тебе пересказы слушать, когда ты у самого спросить можешь, – запричитал Тайкахе, хитро блеснув черными узкими глазами. – Приходи к его яблоне с детьми, если война кончится и жену вытащишь. Медвежатам тоже полезно прадеда послушать будет, и ему уважение приятно. Ну, пора мне, – он притопнул, заплясали пестрые лоскуты и кусочки меха на одеждах, мелькнул красный тряпочный браслет на запястье. – Куда ты? – Демьян встал, прислушался к себе – больше не шатало, тело было послушным. – Не поел, не отдохнул. Будь моим гостем, Тайкахе. Сейчас меня выпишут, вместе в замок поедем. – Нет, медвежий сын, – покачал головой Тайкахе. – Благодарю, но некогда мне прохлаждаться. У тебя своя забота, у меня своя. В тайге и людям, и зверям, и духам помощь нужна, не люблю надолго их оставлять. Скажи жене, пусть приезжает ко мне летом, как спать перестанет. Я люблю ее, рад буду. А теперь пора, пора… Демьян вернулся в замок, когда до полудня оставалось еще более двух часов, и, приказав собрать военное совещание, направился во внутренний двор. Полина, растянувшись на боку и вытянув вперед лапы, мирно спала у своей любимой ели на берегу пруда и не отреагировала ни на его появление, ни на поглаживание по холке, ни на низкое рычание с просьбой проснуться. Демьян еще погладил ее – на душе было тяжело, – пощекотал толстенькую шею и встал. Нужно было успокоить матушку и засвидетельствовать ей свое почтение. Да и дела не могли ждать. Леди Редьяла уже ждала его на выходе из внутреннего двора, деликатно давая возможность побыть рядом с женой. Невозмутимая и величественная, как всегда, матушка окинула Демьяна внимательным взглядом и почти незаметно с облегчением вздохнула. – Я горжусь своим сыном и королем Бермонта, – сказала она торжественно, протягивая ему руки. Он склонился, поцеловал их. – И отец бы гордился тобой, Демьян. Мне рассказали, как ты сражался, и отец наверняка с гордостью наблюдал за тобой из небесных чертогов Великого Бера. Демьян склонил голову, принимая похвалу, и обнял матушку. – Спасибо, что приглядывала за Полиной, – проговорил он. Леди Редьяла стиснула его с такой силой, что стало ясно, какие переживания скрываются за ее спокойствием и невозмутимостью. – Она не требует присмотра, – немного укоризненно сказала матушка. – У тебя хорошая жена, Демьян. Ответственная. Люди за это время еще больше полюбили ее. Она посещала больницы, военные части… – Полина мне писала, – улыбнулся он. – Для нее это забава. Леди Редьяла с сомнением покачала головой. – Нрав у нее легкий, но к таким вещам она подходит серьезно. Но что случилось? Почему она перестала просыпаться? Его величество потер лоб, поморщившись от чувства вины и злости на себя. – Не успел вовремя вколоть иглу, матушка. Тайкахе обещал, что это поправимо и Полина снова проснется. Может, я неплохой король и боец, – проговорил он глухо, – но пока что муж из меня получается никакой. Плохой я ей муж, вот что случилось. – Только она считает иначе, – мягко сказала леди Редьяла. – Любит тебя, Демьян. Боги, как она тебя обожает! Нам, берманам, странна и чужда такая яркость чувств, но я бы приняла твою жену только за ее любовь к тебе. Видел бы ты, как горят ее глаза, когда она слушает о твоем детстве и юности или смотрит на портреты. А уж после того, что случилось на свадьбе и позже, я на нее молиться готова. У тебя достойная и хорошая жена, сын. И она понимает, что ты прежде всего правитель, несешь ответственность перед страной и не можешь все время быть рядом. – Ты утешаешь меня как мать, – снова улыбнулся Демьян. – Конечно, – величественно кивнула леди Редьяла. – Как мать короля и как жена короля. Военные при появлении его величества встали, поклонились – и Демьян, поглядывая на тяжелые деревянные часы на каменной стене, велел занимать места и начал совещание. Отчеты зачитывались один за другим, подчиненные докладывали о потерях среди своих и количестве пленных, а Демьян внимательно слушал, задавал вопросы, отдавал распоряжения и при этом следил за стрелкой часов. Пока король находился в лечебном виталистическом сне, пленных рассортировали и разместили в разных линдах. В замке шли допросы командиров иномирян – Демьяну кратко доложили о результатах и положили перед ним увесистую папку с подробной информацией. Вокруг закрытого королем прохода в другой мир собирали павших бермонтцев, людей и берманов, и отправляли в родные места, чтобы уже там предать огню. Трупы врагов сжигали прямо на склоне, оперативно, дабы предупредить появление нежити: и так в стране каждый день отмечались случаи поднятия кладбищ и нападений на людей, и только самоотверженная работа служителей Триединого позволяла сдерживать нашествие восставших тварей. По окрестностям долины отлавливали и уничтожали инсектоидов, и это стало огромной проблемой, потому что разбежалось их очень много и уже приходили сообщения о том, что они появлялись у хуторов и окрестных городков, резали стада и нападали на граждан. От внутренних проблем перешли к делам у соседей. В Йеллоувине, вопреки видениям Тайкахе, проход еще не открылся, и откроется ли, можно было только гадать. В Блакории военные продолжали удерживать северо-восток страны, но все же отступали перед полчищами врагов, пусть медленно. В Рудлоге отсутствовала королева, и куда она делась, пока было непонятно, на Севере и Юге шли кровопролитные бои. – Можно ожидать, – говорил докладчик, – что первой из наших соседей падет Блакория. При нынешней расстановке сил – в течение месяца-двух. И как только это произойдет, отряды иномирян из Блакории направятся на помощь к своим на Севере Рудлога, потому что в Инляндии усиление не требуется… – А захватив Север, либо попробуют снова ударить по нам, чтобы не оставлять нас в тылу, либо двинутся на Иоаннесбург и, захватив его, силами двух армий наверняка нападут на нас, – подытожил Демьян. – Благодарю за подробный доклад, У?льсен. Послушайте теперь меня. Видящий Тайкахе узрел, что на земле Бермонта не будет больше переходов в другой мир. Военные возбужденно загудели. – Но всегда остается вероятность ошибки, – продолжил король, – поэтому нельзя расслабляться. Нужно решать, что делать дальше. Окапываться ли и укреплять оборону Бермонта, помня, что, если одолеют соседей, нам не выстоять при всей нашей силе и доблести. Или идти на помощь соседям, чтобы уничтожить на их территории тех, кто хочет прийти к нам – и при этом рисковать тем, что здесь может открыться проход, а часть армии будет за границей… – он взглянул на стену. Часы показывали без пятнадцати двенадцать, и Демьян встал. – Обдумайте это. Продолжим после обеда, господа, – он направился к выходу. Но у самой двери остановился, повернулся. – Ульсен, приготовь доклад о положении дел в Дармоншире.