– Какая воинственная. Я начинаю трястись от страха, – оскалился Синеус, который был почти в два раза больше своей добычи. Его веселила собственная шутка. Чтобы забавляться, ему не требовалось охоты собеседника. – Не ярись, я ж любя! Лучше скажи, отчего это все-таки мой братец тебя прогнал? – Я уже раскрыла: таковы обстоятельства, – Дива чувствовала обиду, смешивающуюся с негодованием. Она сама отлично осознавала свое положение, но ей не нравилось, когда об этом судили посторонние. – Если б не они, Нег ни за что бы не расстался со мной. Я ему дорога…Он ценит и… – А я слышал иное, – перебил Синеус. – Будто там объявилась его прежняя баба, в коей он души не чаял. Услышав это заявление, Дива исказилась от гнева. Вот, значит, как они все видят произошедшее! Вольна одержала над ней победу, и именно по этой причине ее саму, дочку Гостомысла, выслали из родного города! – Аз есмь законная супруга нашего князя! – гневно ответила Дива, принявшись решительно вырываться из рук Синеуса, который теперь откровенно глумился, забавляясь тем, что третировал ее здесь втихаря от всех. Он любил подобные потехи. Его развлекало, когда кто-нибудь вырывался, оправдывался или звал на помощь. У него был живой нрав, сторонящийся скуки. Многим женщинам он нравился, но Дива даже и помыслить себе ничего не могла относительно него. Брат мужа был для нее не мужчина, а нечто иное, одним словом, родственник. – А она просто девка! – Ну, нет. Сама же знаешь, что это не так. Ту он любит, а тебя, похоже, нет, – Синеус говорил с не слишком серьезным лицом. Но подобные речи не могли не обидеть, даже будучи сказанными в шутку. А Синеуса столь сильно оскорбляло его вассальное положение, что он, разгоряченный вечерней беседой и хмелем, решил отыграться на женушке своего «сюзерена». Тем более последняя не дурна собой, с ней должно быть приятно и без всяких условий. – Никто не смеет говорить мне подобного! – Дива была оскорблена. Но одновременно с этим ею постепенно овладевало смятение: верзила в темном коридоре…Да еще и домогается, кажется…– Я не только жена князя Рюрика, но и княгиня Новгорода! Мне следует выказывать уважение! – Впрочем, нрав у тебя прескверный, как я погляжу, – Синеус продолжил потешаться. – В этом, надо думать, причина, по которой он тебя отверг. Баба должна быть смирной, – на этих словах Синеус прижал к себе Диву, его глаза заблестели. Неопытная в любовных вопросах Дива, тем не менее, ощутила вполне ясные и непристойные намерения Синеуса относительно нее. И сие уже даже не столько возмутило ее, сколько напугало. Она ведь в самом деле совсем не знает его. Неосмотрительно ждать от него только хорошего. – Что за бесстыдство?! Прочь от меня! – Дива предприняла жалкую попытку отпихнуть от себя Синеуса, который, уже не стесняясь, принялся знакомиться с тем, что попало ему в руки. – Я не разрешаю! Не сметь! – Да хватит уже…– Синеус не обращал внимания ни на ее крики, ни на усилия высвободиться. – Нег тебя не ценил, а я другой! Слышишь? – на этих словах Синеус поцеловал напуганную Диву в губы. Его щетина больно оцарапала ее лицо. – Со мной будешь, как за высокой стеной. Я тебя не прогоню и в обиду не дам… – Я сейчас закричу, – сбивающимся голосом предупредила Дива, испугавшись даже позвать на помощь сразу: мало ли как воспримется, пусть лучше сам по доброй воле отпустит ее. Но это ее предупреждение не очень-то помогло. Лишенный каких-либо нравственных убеждений Синеус уже волок ее куда-то в темный угол. Было понятно, что тянуть не стоит. И потому Дива закричала громко и просто. – А-а-а! Помогите мне! – Не ори, – Синеус не стал долго уговаривать и отвесил гостье своего дома крепкую затрещину. У Дивы потемнело перед глазами. Она сначала решила, что богатырь не рассчитал сил. Но потом поняла, что ошиблась. – Я тебе не Нег. И нянчиться с тобой не стану, – на последних словах Синеус скомкал свою добычу и впечатал ее в стенку. Стало понятно, что в обращении с женщиной он сущий негодяй. – Я расскажу все Негу…– последний довод, который шел на ум Диве. – Твой герой давно позабыл о тебе, – прорычал Синеус, разозленный ее угрозами. Это же надо было додуматься грозить ему Рёриком! – И если с тобой здесь что-то сотворится, то он даже не узнает об этом. Выучи сие… Диве ужаснулась. А ведь он прав! Она одна. В чужом городе. Среди врагов. Рядом нет никого, кто бы мог ее защитить. Здесь вообще за нее никто не вступится. Никто даже не пожалеет и, точно, не поможет ей в случае беды. Она княгиня, а с ней обращаются, как с невольницей! Так не должно быть! Из мыслей Диву вывела еще одна мощная оплеуха, оказавшаяся сильнее предыдущей. Не устояв на ногах, Дива упала, ударившись о стену. Новый тумак, видимо, явился ответом на то, что она, кое-как исхитрившись, ударила раззадорившегося князя по щеке ладонью, нечаянно оцарапав его. Впрочем, не так уж это было болезненно для него, чтоб столь жестко с ней расправляться. Почувствовав шум в ушах, Дива испугалась лишиться чувств в неблагонадежной компании и закричала из последних сил. Ей было страшно и она не видела просвета впереди. Это не город и не семья! А какой-то разбойничий вертеп! Вдруг совершенно нежданно, когда надежд уже почти не осталось, поблизости раздался знакомый глас. – Что за шум? – вопрос принадлежал Умиле. Она, видимо, услышала визги и отправилась на них. Стройная фигура правительницы Дорестадта в вечернем одеянии застыла в недоумении со свечой в руке. – Княжне стало дурно и она упала, – спокойно ответствовал Синеус, на щеке которого рдели царапки, оставленные Дивой. – О, Гармы Хельхейма! Этого еще не хватало! – Умила ускорила шаг к месту борьбы, где Дива силилась подняться с пола. Старая княгиня оглядела сына и заметила, что лицо у него расцарапано. – А это еще что? – недовольно кивнула Умила на следы борьбы, явственно говорящие о том, что Синеус выступил в роли нападающей стороны. В ответ князь сердито отмахнулся от матери и недовольно отер следы. – Давай-ка подними ее, – неодобрительно оглядев сына, приказала Умила. – Да ты что, еще и хмелен?! – Умила поморщилась. – Как это я сразу не заприметила…Ну же, поднимай! – Я сама…Уже встаю…Встаю…– Дива кое-как поднялась на ноги, не желая помощи Синеуса. Сейчас она даже была рада видеть Умилу, которая появилась весьма вовремя. Дива не заблуждалась относительного того, что сможет оказать сопротивление Синеусу на должном уровне. – А, ну и прекрасно…– кивнула Умила, не желая дальнейших разбирательств. В ее понимании все были должны отправиться спать, а утром ни о чем не вспоминать. Однако оказавшись возле невестки, старая княгиня озабочено оглядела ее. – Что-то у тебя здесь…– Умила со свечей приблизилась к лицу Дивы, разглядывая то место, куда ударил Синеус. – Ты, верно, сходи-ка сперва на дворы. Достань холодной воды из колодца, намочи ткань и приложи к ушибу. Я пришлю тебе позже мазь. Ступай, дитя мое…А ты…– Умила перевела взыскательный взгляд на своего отпрыска. – Пойдем-ка со мной. – Да ну, – скривился раздосадованный Синеус. – Пойдем-пойдем, – Умила строго оглядела сына. Однако вместо того, чтобы следовать за матушкой и новыми наставлениями, Синеус забористо отмахнулся от нее и отправился отсюда прочь. Что он ей: малыш разве? Отчитывать его теперь будет! Пусть вон своего старшего сынка поучит, он ненамного лучше. Задумки Синеус потерпели крах, и он еле сдерживал гнев. Как его все достало! Сначала разговор с матерью о Рёрике. Потом еще случай с этой дурой Дивой, которая возомнила себя не пойми кем. Помыслила, что может перечить правителю! Видите ли, она «княгиня и жена князя Рюрика»! Да сейчас она уже не то и не другое! В столь беспокойном настроении князь отправился к своей жене Ефанде. Принцесса была холодна и сдержанна. Казалось, в ее сердце царит непреходящая зима. Леденящая бесстрастность – ее вечная спутница. Возможно, именно это и помогало ей переносить общество такого сложного и вспыльчивого супруга, как Синеус. Охваченная отчаянием Дива пыталась запереть дверь в свои покои. Засов не слушался ее дрожащих рук. Опасность миновала, но ей все еще было страшно. Кажется, она слышит шаги Синеуса и его голос в коридоре. Но нет, это всего лишь шалит дождь на крыше. Как же так получилось, что ее основной защитник на чужой земле сделался источником опасности? Как ей быть, что делать? Сидеть безвылазно в своих покоях и не попадаться ему на глаза? Быть всегда с Умилой или Умой? Сколько она сможет так выдержать? А может, все не так плохо: просто Синеусу привиделось что-то по пьяни, и завтра он оставит ее в покое? Как бы там ни было, ничто не поменяет главного: это место ей домом не станет. Она должна вернуться поскорее в свой Новгород или присоединиться к батюшке и матушке в загробном мире. Глава 11. Искатели Долгожданное лето выдалось непривычно холодным, а прошедшая неделя пасмурной. Ненастье не выпускало жителей на улицу. Затяжные дожди мешали полевым работам. Зато высвободилось время на домашний труд. В преддверии праздника чистили дворы и избы, готовили торжественные блюда. Какой бы продолжительной ни была непогода, вскоре и она отступит, повинуясь воле богов. – Ужели тепло придет к нам? – Роса сидела у распахнутого окна, из которого тянуло свежестью и прохладой. Небо над Новгородом было все еще покрыто тучками, но их будто сносило куда-то, горизонт очищался. – Покос обычно начинается после Снопа. В этом году праздник на четверик выпадает, волхвы посчитали. Если богам будет угодно, в этот день они вернут нам тепло. И начнем сено заготавливать…– вздохнула Роса. – Восточный ветер…– задумчиво изрек Арви, помешивая в широкой глиняной канопке подогретое молоко с медом. – Это знак. Все должно проясниться…– сказал Арви самому себе. Его голова была занята вовсе не погодой и не заготовкой сена. Он думал о возвращении Рёрика, ждал этого дня, надеялся на него и опасался. – Какой знак? – не поняла Роса. – Восточный ветер дует к ведру… Раздался стук в дверь. В дом тиуна могли постучать и в середине ночи. А уж дернуть его куда-либо вечером было привычным. Роса уже собиралась встретить посетителя, но тиун остановил ее. – Я сам, – Арви поставил кружку на подоконник рядом с женой и пошел открыть. На дорожке возле избы стояла Гудрун. Очевидно, она сперва взошла на крыльцо, постучала в дверь, а затем спустилась обратно на землю. С некоторых пор она начала украшаться: вот и сейчас на ней были большие яркие серьги, плетенные из цветных ниток. – Я же велел не приходить к моему дому, – строго напомнил Арви. – Прибыл гонец от Рёрика, – сообщила Гудрун, не отвечая на замечание тиуна. – И что он сказал? – Арви вопросительно приподнял бровь вверх. – Он сказал, что ждет тебя в гриднице, – Гудрун развернулась и пошла прочь от дома Арви. Тиун сначала хотел остановить ее и потребовать более четкого ответа. Разумеется, она знает, что принес гонец. Но потом понял: она ничего ему не скажет, она обиделась. Обиделась за то, что он отверг ее. Смех да и только. Он уже не юнец и не ищет любовных приключений. Ему такое даже как-то не к лицу. – Ты уходишь? – Роса заложила руку за руку, недовольно оглядев собирающегося супруга. Арви надел чистую рубаху: вообще, он всегда надевал парадные вещи, если собирался на вылюдье. Он был аккуратен и бережлив, разделяя домашнюю и уличную одежду. Но Росе сегодня это не понравилось. Пока он ходил открыть дверь, она отправилась к другому окну, чтобы видеть, кто беспокоит их семейство в вечерний час. – Прибыл гонец, надо встретить его…– Арви торопливо обувался. Еще бы. Гонец не просто откуда-то, а от князя. Возможно, тот на подходе. А Арви как раз этого и ждет. Очень ждет. Ему нужно точно знать, когда прибудет владыка. Тут нельзя ошибиться. – А почему о гонце докладывает именно эта женщина?! – Роса не знала о тяготении Гудрун к тиуну, но все равно ревновала. Она вообще ревновала Арви часто и много. Хотя повода к такому ее поведению он не давал. Он был хорошим мужем, обожал Росу и к тому же не желал порочить свое имя, влипая в романические передряги, до которых охотником не был никогда. Спокойная ровная супружеская жизнь – вот что было для него идеалом. – Я не знаю. Обожди, я думаю, – Арви не смотрел на Росу, не слушал ее. Он, и правда, думал. У него был заготовлен план, воплощение которого требовало слаженности. Ему понадобится задействовать несколько лиц, некоторые из которых являются неотъемлемой частью замысла, но не знают об этом. – Обождать?! – Роса надула губы. Она не умела устраивать шумных ссор. Но дуться и хлопать дверьми могла в совершенстве. – Мне подозрительно, что эта женщина постоянно является в наш дом. Почему она позволяет себе это? Или, может быть, это мой муж ей дозволил? – Роса, мой нежнейший цветок…– обратился Арви к молодой жене, попутно занимаясь сборами. Он знал таких людей – ревнивцев. И знал, что они не останавливаются. Они день и ночь подозревают, заставляя свою половину оправдываться в несуществующих прегрешениях. Тиун не таков, чтобы оправдываться, отдавая свои душевные силы кому-то, пусть даже любимой жене. – Я люблю только тебя. Не надо меня ни в чем подозревать. Особенно если ты сама не столь уж безупречна. – Что это значит?! – возмутилась Роса. Она не допускала, что Арви может знать о ее сердечном приключении с Трувором. Но с убежденностью полагала, что правда в таком вопросе неважна: если супруг не может ее ни в чем уличить, то пусть и не смеет упрекать! – Что слышат мои уши? Кжеди мой муж обвиняет меня в подобном, то что же мне ждать дальше?! – искренне негодовала оскорбленная Роса. Ее чувства к Трувору притупились, не выдержав разлуки. А вместе с тем и померкли воспоминания: Росе уже начало казаться, что никакого другого мужчины, помимо самого Арви, у нее не было. Она с трудом верила, что могла быть столь безрассудна когда-то и позволила себе недопустимую близость с посторонним, по сути, человеком. – Я пока не начинал тебя обвинять, – констатировал Арви прохладно. – Но возле имени дочери князя не должно виться слухов…– Арви переступил порог и вышел из дома. Ему не хотелось спорить с Росой или что-то ей доказывать. Он знал, что женщины могут врать о своей невинности и делают это по мере необходимости. Он не хотел верить, что его Роса в числе этих лукавниц, но не мог теперь уверенно отрицать этого в своих мыслях. – Во вторник или позже князь прибудет в Новгород, – доложил запыхавшийся гонец тиуну. – Если только его не задержит непогода…– задумчиво изрек тиун. – Это да, – согласился гонец. – Дороги развезло. Я сам еле добрался. Лошадь вязнет копытами даже на дорогах. А уж в болотистой местности и подавно. – Ступай и отдохни…Пусть его накормят, – распорядился Арви. И тут же гонец в сопровождении слуги тиуна вышел из гридницы. А когда дверь за ними захлопнулась, Арви оборотился к домоправительнице. – Дороги размыло. Рёрик во вторник не прибудет, надо полагать. Запоздает. Тритейник, а то и четверик. Но на кухнях ждать пущай начинают со вторника, конечно. Так и распорядись. И приказчику передай, чтоб дворище готовили. А у нас с тобой времени и вовсе мало остается. Мы должны успеть к его приезду все завершить. Приступай уже теперь, Гудрун. – А чем будешь захвачен ты сам? – спросила вдруг служанка Умилы. Арви медлил с ответом, обдумывая непонятный ему вопрос. – Голубить свою Росу? Все вы болтаете, что главное – это верность и доброта…– Гудрун подразумевала весь мужской род, а не одного только Арви. – А между тем, оказывается, красота, ведущая к пороку, для вас важнее добродетелей. – Я не хочу обсуждать с тобой мою жену, – отрезал Арви. Гудрун раздражала его с самого начала. А теперь она еще пытается очернить Росу. И это получается у нее успешно, ведь даже он сам, многоопытный тиун, засомневался в жене, которая всегда казалась ему невинным цветком. – Я и не обсуждаю твою женушку. Я лишь говорю, что помогала тебе во всем. И сейчас помогаю, выполняя самое сложное и рискованное. А ты все к ней… – О боги, конечно, она ведь моя жена! – возмутился Арви. – Ну и что ты заладил? Жена и жена. И не жена, а попрыгунья. От него к тебе. От тебя к нему! – Гудрун располагала скудными знаниями, основанными на слухах. А чего не знала, то додумывала. – Ну-ка замолчи, – Арви замахнулся на Гудрун. Он не собирался рукоприкладствовать. Сделал это только с тем, чтобы устрашить. Но служанка Умилы не очень испугалась. – Если так, то пособляй себе сам. Сам осуществляй свои приказы. И Рёрику потом сам растолкуй, как мыслил извести его Вольну, подсунув ей чужую корону! – Гудрун явственно погрозила тиуну разоблачением. Арви опустил руку и оглядел Гудрун. Она не была красавицей. Но ведь многие женщины не красавицы. Однако это не мешает им быть кем-то любимыми. Что не так с этой женщиной? Дело ведь не во внешности. Она грубая. Громкий голос. Четкие сухие суждения. И в целом мужские повадки: она все делает резко, порывисто. Это и отталкивает от нее противоположный пол. Хотя на самом деле она неплоха. И во многом права. Внешность для него, Арви, важна. По крайней мере, именно наружность Росы привлекла его внимание. Светловолосая голубоглазая кудесница с маленьким носиком и розовыми щечками. А ее плавность и мягкость окончательно привязали его к ней. – Мы ценим верность, Гудрун, – неожиданно спокойно заговорил Арви, успев передумать за столь короткий срок. – Но ведь это редкое свойство. И встретить его, кажется, не так-то просто. Даже для тебя. – Я была бы верна! – настаивала Гудрун.