– Я поняла, – Дива сдвинула брови. Умила преследует свои цели. Хотя так ли их цели различаются? Им обеим досадила Вольна. – Если ты хочешь отправить письмо моему сыну, то я прикажу писцу помочь тебе в составлении оного…А пока возьми этот кошель с монетами. Когда пойдете с Умой на рынок, купишь себе чего-нибудь, – Умила милостиво улыбнулась, протянув Диве для поцелуя руку в перстнях. Этим она выразила благосклонность и окончание их разговора. **** Ума сидела посреди своих покоев на скамеечке, уложив ладоши на колени. Синеус кружил над ней, словно встревоженный ястреб. Окна были плотно закрыты, в помещении царил полусумрак. Разговор между братом и сестрой должен был остаться тайным, а не выпорхнуть из окна, как почтовый голубь. – Эйрик гостит у нас уже не первый день. Долго ты будешь избегать его? – отчитывал князь. – Я не избегаю его, брат, – опустив глаза, нарочито безропотно оправдывалась Ума. – Я лишь жду, когда ты повелишь мне предстать пред нашим дорогим гостем… – Вот как…– удивился Синеус. Он ожидал от нее возражений и пакостей, но никак не покорности. И теперь чуть сбавил ход, видя, что победил. – Обещание Торвара нагнало на тебя страху…Значит, ты усмирилась? – Как я смею противиться твоей воле? – вздохнула Ума. – Как ты приказал, так я и поступлю. Ибо я молю богов только об одном – послать мне возможность оказаться полезной тебе. – Я рад это слышать. В таком случае бросай эту ерунду, – Синеус кивнул на корзинку с рукоделием, откуда выглядывало вышитое крылышко. – Нарядись и иди в сад: Эйрик там сейчас один, стреляет из лука. Помнится, ты, как раз хотела овладеть этим искусством, – ухмыльнулся Синеус. – Я не рассказывал ему о тебе…Так что он будет приятно удивлен, встретив загадочную красавицу. Тем паче егда окажется, что она княжна. Преподай себя должным образом. А если станешь изображать дуру, и Эйрик не очаруется тобой – то отдам тебя Торвару! Помни об этом! – Ты знаешь его лучше моего. Что он любит? Какой я должна явиться его взору? – с искренним интересом спросила Ума. – Ну, я не знаю…– Синеус почесал затылок в раздумьях. – Но думаю, ему понравится, если ты будешь делать что-то доброе. Его взору не хватает именно таких картин…Умиротворяющих. Будь нежной и слабой, а не языкатой мерзавкой. – Не переживай, я все сделаю, как нужно. Обещаю, твой Эйрик скоро будет пленен…– Ума довольно зажмурилась, вытянув длинную шею. – Я и не переживаю. Ведь это не мне грозит женитьба с Торваром. Я тебя предупредил. В случае чего пеняй на себя! И вот еще что…– Синеус большими шагами двинулся к сундуку, где у Умы хранились наряды. Распахнув ящик, князь бесцеремонно начал ворошить девичьи одежды. У княжны имелось множество ярких платьев, вышитых бисером и отделанных цветными лентами – многообразие красок подчеркивало достаток и высокое положение. Однако Синеус отринул радужные мотивы. Его рука выбрала однотонное одеяние. – Это подойдет! – Синеус подкинул сестре светлый комок – платье из серебряной византийской парчи. – Наденешь его! – Может быть, лучше вон то, с бусинами и узорами? – озабоченно уточнила Ума. – Я сказал, это! Одевайся и иди. Ему скучно. Вокруг один громилы с немыслимыми кривыми рожами. Сейчас самый подходящий момент. И волосы распусти! – Синеус направился к выходу. – Это не по правилам. Я же вдова…Быть может, лучше заплести в косы…Или убрать в…– возразила Ума. – Делай, что я сказал, – рявкнул Синеус, после чего вышел, захлопнув за собой дверь. **** Вернувшись от Умилы, растревоженная Дива продолжила вышивать в своих покоях – рукоделие успокаивало ее. Прежде, то есть будучи в Новгороде, она не любила подобные занятия, нагоняющие на нее скуку. Прядение, ткачество, шитье, вышивание – сие было для нее сродни пытке. Ей нравилось разглядывать карты, изучать руны, перебирать берестяные заметки…Нравилось послушать учителя или других мудрецов…Но теперь ее ум будто обленился, он больше не пытался быть занятым. Напряженные размышления сменились отрешенным спокойствием. – А вот и я! – в тихие покои заглянула Ума. – О, боги, ну что за грустное лицо? Все посиделки ты молчала. И теперь молчишь. Тоскуешь по моему брату в это утро? – улыбнулась дочь Умилы, которой Дива не раз доверялась, рассказывая о том, как скучает по мужу и дочке. – Я тоскую по нему почти постоянно, – печально усмехнулась Дива. – Не стоит огорчаться. Я уверена, что весной мой брат прибудет сюда, – наврала Ума. – Правда? – Дива даже отложила рукоделие. – Есть некоторые основания так полагать, – многозначительно сообщила Ума ятровке. – Прогуляемся в сад и обсудим подальше от лишних ушей, – Ума кивнула на хлопочущую возле них служанку. – Погода дивная…Солнце здесь нечасто. Пойдем порадуемся…Тем более Синеус и его гости, кажется, ускакали куда-то. И будут нескоро. Мы, наконец, можем выйти и погулять под небом! – А Синеус не будет ругаться? – уточнила осторожная Дива. – Нет, он сам распорядился. Сказал, что мы должны погулять, пока лиходеи умчались…Мы же не можем сидеть взаперти еще год. Кто знает, когда этот дан нас покинет…Вдруг он останется дожидаться Рёрика…Пойдем! Может, и матушка с нами выйдет! – Пойдем, – согласилась Дива. – Мне лишь нужно облачиться во что-то подходящее…Летние наряды уже не годятся… – Я обо всем позаботилась! – нарочито оживленно защебетала Ума. – У меня для тебя подарок. Он подойдет к твоему новому гребню и поднимет тебе настроение…– Ума повернулась к двери и хлопнула в ладоши. Тут же три служанки внесли красивый наряд, состоящий из платья, теплой меховой накидки и головного убора. – Теперь ты не озябнешь и будешь выглядеть достойно. Нравится? – Очень красиво, благодарю, – Дива обрадовалась нужному подарку. – Я тоже надену что-то красивое. Пусть Ефанда треснет от злости! – хихикнула Ума. – Жду тебя в обнове на нашем месте в саду у ручейка, – улыбнулась Ума широко. – Я, пожалуй, зайду в стряпную. Возьму семян. Покормим птичек, – предложила Дива золовке. – Прекрасно! Лучше и не придумаешь, – вырвалось у радостной Умы. Когда дочка Умилы ушла, Дива принялась собираться. Подарок золовки пришелся ей по вкусу, а главное – взбодрил. Ведь Дива уже полгода носила одну и ту же одежду, привезенную с собой из Новгорода. Нарядов было не так много, да к тому же они все надоели. Дива прежде не думала, что столь зависима от украшений и тканей, но это, к ее сожалению, оказалось так. У нее не осталось жемчугов и драгоценных камней – почти все она перед отбытием из Новгорода сложила в ларец, который отдала Ньеру с тем, чтобы тот вручил сокровища Берегине. Лишь несколько семейных колец теперь украшали ее руки, «подарок жениха» возле ее сердца да серебряный гребень, подаренный ей Водимом. Дива вышла в сад. Листва тихо шелестела. Умы пока не было. Подойдя к ручейку, Дива стала бросать семена в воду, где плавали уточки. Птицы сбились в стайку и потянулись к ней. А Дива в этот момент разглядела свое отражение в воде. С прозрачной глади на нее смотрела красивая женщина в величественном серебряном одеянии. Словно зимняя богиня, неприступная, как ледяная твердыня, Морена. Поверх ее плеч легла короткая серо-голубая накидка из меха. Над темной подпушью норки играли белые волоски, отчего казалось, что от наряда исходит серебристое сияние, такое же, как от парчового платья. На высоком гребне, вколотом в прическу, покоился шелковый платок, а следом такой же кружевной, спадающий по спине невесомой дымкой. Грустный ветерок повеял в лицо Дивы, оставив на ее коже прикосновение чьих-то губ. И ей самой впервые за очень долгое время захотелось петь. Она только сейчас поняла, что давным-давно не вылетало из ее уст песен. Негромок и невесел оказался сегодня ее напев, но проникновенен и сладкозвучен. **** Вечер спустился на портовый город, принеся с собой неистовый дождь. Синеус и Эйрик веселились с дружинами. На сегодняшнем пиршестве женщин не было, оттого, видимо, празднество превратилось в невыносимую попойку. Уже к середине ночи, когда глотки стали хрипнуть от баллад и тостов, а едва узнаваемые лица боевых другов исчезать одно за другим под столом, хозяин и гость вышли на улицу проветриться да развеять хмельное помрачение. Стоя под навесом и любуясь на безумствующую стихию, обсуждали мирное соглашение, взлелеянное Синеусом, словно родное чадо. Но Эйрик то и дело отвлекался от разговора, порой замолкая на полуслове. Возможно, он был слишком хмелен. А может, лишь задумчив чрезмерно. – Друг мой, тебя что-то тревожит? Быть может, слишком мало вин и браги? Или, вероятно, нам следует пригласить на наше пиршество рабынь, которые порадовали бы твой взор танцами? – хлопая по плечу Эйрика, уточнил Синеус как радушный хозяин. – Если наш мирный договор будет таким же кислым, как и ты сам сейчас, то, боюсь, нам снова доведется сражаться на поле брани, – пошутил князь. – Открой, брат, что не так. И если кто-то посмел оскорбить или расстроить тебя, я лично отрублю наглецу его пустую голову. – Празднество изрядное, – махнул рукой Эйрик, вздохнув. – Но ни вкус вина, ни танцы твоих рабынь не смогут затмить картину, что стоит пред моими очами. – Что же это за картина такая? – справился захмелевший, но при этом всецело соображающий Синеус. Ему было нелегко напоить дана, при этом самому оставшись вменяемым, помнящим о своих целях. – Сегодня утром стреляя из лука в твоем саду, я заметил вдали прелестную девицу. Она гуляла у ручья и кормила птиц. Никогда не видел я ничего прекраснее, – Эйрик был пьян, возможно, потому обычные вещи казались ему намного романтичнее, чем они были на самом деле. А может, это есмь то самое любовное наваждение, время от времени посещающее утомленного схватками викинга. – Сияние ее красоты затмевало свет солнца в небе. Но, несмотря на все это, она была грустна. – Картина, и впрямь, прекрасна, – для вида поддержал Синеус, хотя сам не видел в зарисовке ничего сражающего. Он бы не терял время, просто пялясь на девицу. Впрочем, на этот раз дан повел себя, как подобает доброму гостю: найдя родовитую красавицу в саду, он не кинулся тут же клеиться к ней, а заговорил о ее судьбе с хозяином дома. – И ты, конечно, узнал, кто есмь сей нежный сияющий бутон? – Рабыня сказала, что эта девушка – княжна, – Эйрик перевел затуманенный от хмеля взгляд на Синеуса. Было ясно, зачем он рассказал эту трогательную историю. Мирный договор – это хорошо и нужно. Помимо условленной дани и повинностей для правителя Рагнара, Эйрику следует выторговать что-нибудь и для себя лично. – Я начинаю понимать твои переживания, – Синеус смекнул, к чему ведет дан. И это его радовало. Он поначалу опасался сложностей. Там где Ума – там всегда сложности. Но дело оказалось проще пареной репы: Эйрик угодил в капкан сразу. – Наша княжна прекрасна не только внешне…Доброта ее милостивого сердца согревает своим теплом весь этот промозглый град. Не только птицы, Эйрик, но даже волк покорно ел бы из ее ласковых рук, – Синеус принялся нахваливать Уму, набивая цену. Он не был романтиком, но мог красиво изъясняться при надобности. – Но если сие божественное видение так восхитило тебя, то отчего тогда ты печален, брат?! – Подобные видения рождают мечты. А я не люблю пустых мечтаний, – сообщил Эйрик. – Так поведай мне о своих мечтаниях. И, быть может, мы с тобой сочтем, что они не так уж и пусты…– Синеус еле сдерживал улыбку. Все идет по плану: он не только заключит мир с грозным врагом, но и всучит им туда сестрицу, которая будет охранять этот мир. Так что Дорестадт протянет еще не один десяток лет. – Моя мечта лишь в том, чтобы кручины этой девицы развеялись, а на губах ее расцвела улыбка… – Девичья улыбка прихотлива. Но есть способы, которые действуют наверняка…– размышлял Синеус. – Что это за способы? – Эйрик знал тьму этих способов, но здесь речь идет, конечно, об определенном. – Сам посуди. Княжна древнего рода, красива, молода…Но одинока, как луна. Ее муж давно уже не с ней. Но не только тоска по любимому супругу одолевает ее. Судьба родных земель заботит ее не меньше…Вот так-то, – Синеус даже рассмеялся в конце. Но это ничего, Эйрик тоже любит пошутить. – Не сомневаюсь, что именно тревоги за родные земли заставляют ее горюниться, – ухмыльнулся Эйрик, обнажив ряд зубов. – Что ж…Раз так, то, стало быть, способы вернуть ей радость нам доступны… – Нам? О боги, что мы можем содеять?! – теперь наступила очередь Синеуса недоумевать. Пусть Эйрик сам предлагает. А он, Синеус, согласится помочь. Ведь, кажется, дану Ума понравилась сильно. А значит, как и любой влюбленный мужчина, он сначала попытается сделать так, чтоб она сама потянулась к нему. И кто тут может поспособствовать лучше родного брата? – Дабы душа девы перестала страдать по покинувшему ее супругу, мы найдем ей нового…– Эйрик внимательно следил за Синеусом. Их взгляды договаривались лучше слов. – Позаботимся, как близкие люди… – Я и сам подумываю над этим…– нарочито доверительно сообщил Синеус. – Но ведь она – княжна, и я как добрый благодетель ейный не могу отдать ее первому встречному. Нужен достойный претендент, который позаботится о ней. Он должен происходить из уважаемого и состоятельного рода, дружественного нашему…Я же не могу отправить ее в стан к врагу, сам понимаешь. Кстати, у тебя есть кто-то на примете? Открой, если так… – Требования слишком высоки…Такого найти непросто, – задумался Эйрик. А после неожиданно заключил, – видно, придется мне взять ее себе, ибо только у меня имеются все эти добродетели, которые мы вывели. – Признаться, я и сам подумал, что ты самый достойный спутник для нее. Но, как ты помнишь, есть у нее и иная причина для грусти…– кашлянул Синеус. – Судьба родных земель, я помню… – ухмыльнулся Эйрик, подмигнув Синеусу. – Что ж, относительно этого княжне не следует переживать, ведь мирное соглашение почти заключено. – Ей стало бы значительно легче, если б величина откупа, о коем мы с тобой условились, все же была бы несколько снижена, – пояснил Синеус. И водворилась тишина. А после Синеус и Эйрик одновременно рассмеялись. – Мне бы хотелось порадовать ее подобным, но отец выразил четкие пожелания…– признался Эйрик, которого повеселила шутка. – Впрочем, мы могли бы чуть снизить ваш долг перед Рагнаром… – И как мы могли бы его снизить? – уточнил Синеус, которого исход переговоров интересовал больше судьбы Умы. Одно хорошо – видимо, она крепко зацепила дана, раз тот все же готов пойти на уступки. – Откуп ведь будет отдан тобой в мои руки. Вот и подумай, как он снизится, – оскалился Эйрик. – Все будет пересчитано «должным образом». Мы проследим, чтоб число по уговору «совпало» с тем, что на деле…– Синеус и Эйрик снова огласили округу громовыми раскатами смеха. Действительно, не станет же Рагнар пересчитывать шкуры и мешки с зерном. – А что с серебром? – Синеуса еще больше волновал денежный вопрос, чем вопрос тканей и еды. – С серебром я ничего поделать не могу. Рагнар в состоянии пересчитать каждую монету. Но не стоит расстраиваться, – на этот раз уже Эйрик хлопал Синеуса по плечу. – Зато у тебя есть зарука, что, отдав ему свое серебро, ты не потеряешь Дорестадт точно так же, как твой отец утратил Рарожье. Да и мое расположение к тебе навсегда останется безграничным, брат. По крайней мере, будешь уверен, что никто не спалит твой город дотла и не уведет жителей в рабство…– Эйрик уже не стеснялся изъясняться. – Да уж, – кивнул Синеус, посчитавший, что условия для слабой стороны приемлемы. **** Солнце спряталось среди тучек. На улице было тепло, но как будто пасмурно. Синеус и Эйрик возвращались с конной прогулки. Выходя из конюшен, дан заметил вдали девицу, пленившую его сердце. Она была в сопровождении женщины, с которой прогуливалась по дорожкам сада. Так как Синеус с Эйриком обо всем уже договорились, то гость обратился к князю без обиняков. – Представь меня ей. Хочу, чтоб она знала, кто я, – кивнул Эйрик в сторону гуляющих девиц. – Нет никакой проблемы, – улыбнулся Синеус. – Она и так почти твоя. Пойдем, брат. На вид Эйрик был среднего возраста. Высокий и ладно сложенный викинг, с аккуратно постриженной бородой и заплетенными во множественные косицы длинными волосами. Шрам на выступающей скуле не портил его мужественного лица, но делал облик более опасным. Как и подобает человеку его положения, он имел не только добротную одежду и дорогое оружие, но и украшения, которые часто менял. Лишь один оберег был всегда при нем и украшал его летнюю и зимнюю одежу – огромный клык какого-то животного, очевидно, сраженного данном, и повисший на кожаном шнурке у него на шее. В целом Эйрик зрительно соответствовал роду своих занятий. Хотя Синеус уже понял, что перед ним не только разбойник, но разумный и хитрый переговорщик, которого лучше не иметь среди своих врагов. Они направились к девицам, мирно бродившим по саду. Завидев приближающихся викингов, прогульщицы замедлили шаг и в итоге остановились возле вечнозеленых елей.