– Ты чего? – опешившая от столь свирепого приветствия Велемира приподнялась на локте. – Зачем ударил? Что я сделала?! – Сама знаешь! – заорал Трувор, грубо ухватив Велемиру за ворот и потянув с пола. – Знаю. Помогла тебе встретить полоцких послов накануне. Перед этим помогла встретить Рюрика. Затем помогла подготовить сегодняшний пир. Ждала тебя весь вечер…– упрекнула Велемира, оставаясь все такой же невозмутимой. Она уже была на ногах и не спешила пока снова падать наземь. – И вот какова благодарность. Чего еще мне от тебя ждать? – Велемира разочарованно покачала головой. – Ты нарисовала руну от Росы! – Трувор был несколько пьян после пиршества, а также расстроен после встречи с Росой. И теперь уже даже хотел не разбираться, а буйствовать. – Что за бредни? Ты сам себя слышишь?! Какой еще Росы? Какую еще руну?! Да, отпусти, – Велемира отпихнула руку Трувора. Она знала, что с ним лучше всего действовать смело и уверенно. – Научись сначала объясняться так, чтоб было ясно, о чем речь. Ты же теперь посадник княжеский. На тебя смотрит весь город! Трувор чуть потерялся. Наверное, и правда, он поспешил. Надо сначала растолковать ей суть притязаний, а уж потом… – Ну и? – выслушав историю Трувора, Велемира поняла, что ложь вылезла. Это неприятно, но не безвыходно. Тем более попробуй теперь докажи что-то. Столько времени прошло. – Это Роса напридумывала? Или ты сам измыслил? – Она…– неуверенно ответил Трувор, вдруг утративший цель из поля зрения. – Я сделала то, что она просила, – Велемира отряхнула подол платья. – Отдала и все. – Но она сказала, что присылала что-то другое! – упорствовал Трувор. – Как же! – усмехнулась Велемира. – Если б там было что-то другое, она бы отдала самолично, порассуди здраво. Посредники нужны лишь для тех посланий, которые не желаешь доставлять самостоятельно… – Я верю ей! – Трувор с поразительной твердостью каждый раз принимал сторону Росы. Даже после сегодняшнего. Даже невзирая на все то, что сделала для него Велемира. – Это твое право. Выбери уже, кому доверяешь…– Велемира задумалась. Пока любимый бесится, надо поразмыслить, на кого свалить вину. Пусть будет какая-нибудь помощница. Там, в княжеских теремах, всегда околачивалось много девок, помогающих по хозяйству. Конечно, Роса может все оспорить. Но будет ли она это делать? Ведь в этом случае события той весны выплывут наружу. И Арви узнает, что собственная жена обманывала его все это время, прикидываясь непорочным бутоном. Судя по тому, как Трувор рассержен, Роса его отвергла. А значит, хочет жить с мужем, и ей этот разбор теперь не нужен. Она будет вынуждена молчать, дабы Трувор не наломал дров. А ей, Велемире, только одного и нужно: чтобы милый снова искал утешения в ее объятиях… – Она отдала послание тебе в руки? – засомневался уже и Трувор. Все-таки Велемира ему друг, и плохо это – обвинять ее тотчас, ни в чем не разобравшись. – Кто-то из ее помощниц вынес…– Велемира изобразила задумчивость. – Кто?! – Трувор в нетерпении навис над княжной. – Не помню. Спроси у Росы, – Велемира отошла от Трувора, который застыл в растерянности. Выходит, нет никого поблизости, на кого ему надо обрушиться – Велемира невиновата, а служанка, вообще, в Новгороде! – Я не понимаю, к чему все эти вопросы…– продолжала Велемира, заложив руку за руку. – Будь глубже, зри, какое ядро, а не скорлупа. Ведь иногда за плотной кожурой скрываются гниль и пустота. Неважно, что Роса говорит. Важно, что она делает. Она предала тебя, выйдя замуж за Арви. А все остальное лишь рассуждения, не стоящие наших переживаний… Приняв этот новый провал, Трувор вышел из терема и отправился туда, где не так давно гуляло пиршество. Нашел нескольких бодрствующих другов и остался с ними, не замысливая возвращаться домой. Он уже вообще не хотел ни к одной из двух сестер. Выглянув в окно, Велемира проводила Трувора взглядом, полным досады. И только теперь слезы набежали на ее глаза. Столько усилий и стараний, а он готов убить ее, свою преданную Велемиру, по одному лишь слову Росы! В тереме топилась печка. Воздух был теплым. Но Велемира не могла согреться под ледяным пуховым одеялом. Ей даже пришлось надеть соболью душегрейку. Так она и уснула, согреваясь мехами и утирая набегающие от обиды слезинки. Глава 18. Подарок для гостя Это осеннее утро в Дорестадте выдалось небывало солнечным. Даже летом таких дней выпадало не так много. Умила велела распахнуть ставни, выгнать спертый воздух и тоскливые мысли, подступающие вместе с похолоданием. Сегодня у княгини было особое настроение: ей желалось выступить заботливой наставницей, умудренной опытом прожитых лет. И она повелела пригласить к себе тех, кто, по ее мнению, нуждался в ее внимании и совете. – В последнее время я редко вижу вас за окном…– делилась обеспокоенностью Умила со своими гостьями. – Я и сама не любительница прогулок, все больше сижу в покоях. Но вы молоды, вам пристало гулять и радоваться небу над головой… – Матушка, Синеус велел не болтаться на улице без надобности. У нас же гостит Эйрик со своими дикарями, – напомнила Ума. Она сидела на одной из трех лавочек, разбросанных возле окон, ближе к свету. Две другие были заняты хранящими молчание женами братьев. – Мне кажется, Синеус сумел расположить к нам сына Рагнара…– довольно предположила Умила. – И теперь Эйрик нам друг, с которым мы можем заключать союзы… – Матушка, ну какие союзы они могут заключать, будучи почти всегда хмельными за столом? – недовольствовала Ума. – Они только и делают, что развлекаются. Что ни день – то праздник, как-то: турнир, охота или пир. – Ох, моя березка, ты не представляешь себе, как заблуждаешься…– изрекла Умила с задумчивой улыбкой. – Все самые крепкие союзы заключаются за хмельным столом. Общая трапеза и сладкая брага сближают крепче, чем самая долгая переписка… – Только если речь не идет о таком звере, как Эйрик…– возразила Ума. – Вечор он убил раба прямо в пиршественном чертоге. – Чудовищно…– прошептала Дива про себя. Она была занята вышиванием, но попутно внимала беседе, хоть и не высказывая своего мнения. – Уповаю, это был его раб, а не наш, – высказала надежду Умила. – Да какая разница, матушка? Суть в ином. Сегодня он убил раба, а завтра может напасть на кого-то из нашей семьи. Он уже чувствует себя хозяином в нашем доме. И все это лишь потому, что Синеус ни в чем ему не отказывает! – сердилась Ума. – Не соглашусь с тобой, дочь, – Умила не только знала, как ведет себя Синеус с гостем, но и сама наставляла его. – «Все лишь потому, что» рядом с этим грозным викингом нет прекрасной женщины, которая направила бы его драккар к мирным берегам…– Умила многозначительно оглядела дочь, напоминая ей об их давнем разговоре. – Как бы там ни было, пока этой женщины не нашлось, нам лучше реже попадаться ему на глаза! – упрямо подытожила Ума, не отвечая на намеки матери. – Тогда лучше всего проводить время таким образом, как сегодня…Все вы – женщины, принадлежащие к одной семье, – напомнила Умила слушательницам, молча склоненным над пяльцами. – Я хочу, чтобы вы чаще бывали вместе: рукодельничали, вкушали…И, конечно, поддерживали друг друга, приходя на помощь советом и делом, – пребывающая в блаженных мечтаниях Умила не позволяла никому испортить их. Ее совершенно не смущало то, что женщины, собравшиеся в ее покоях, недружны, мягко говоря. – Мы будем чаще совместно мастерить и трапезничать, радуясь друг другу…А теперь покажите мне ваши работы, я хочу взглянуть…– Умила подозвала к себе сначала дочь. Та подошла к матери, держа в руках пяльцы, в которых была вставлена туго натянутая льняная ткань с прорисовывающимся на ней узором: крыло птицы. – Лепота несказанная, ласточка моя…И узор в духе нашего дома…Крыло сокола…– похвалила Умила дочку. – Что это будет? – Наволока на подушку, – улыбнулась Ума, любуясь рукоделием. В действительности, задуманный сюжет не имел отношения к гербу дома. Ума работала над приданым, полагая скоро выйти снова замуж, но на сей раз по любви. Понадобятся две подушки: одна для невесты, другая для жениха. И Ума уже видела себе образ будущего спутника – статный, смышленый, дюжий и пользующийся почетом. Такого нелегко найти, но ей, Уме, удача улыбнулась, она уже отыскала его – Олег. Когда они поженятся, то будут единым целым, неделимым, как два крыла одной птицы. – Умница, – умилялась Умила. – Ефанда, дитя мое, теперь твоя очередь…– Умила призвала на сей раз жену младшего сына. – Это какой-то предмет одежды, я вижу, – Умила разглядела на тончайшей ткани тонкую полоску цветочного орнамента. – Что это? – Это моя сорочка, – ответила Ефанда, которая украсила вышивкой лишь ворот рубахи, поскольку не любила рукодельничать. – Мне очень нравится. Однако в первую очередь тебе следовало бы позаботиться о том, чтобы обережными вышивками была украшена одежда твоего супруга. Ведь он твой защитник и благодетель…– напомнила Умила. – Дива, теперь ты…– распорядилась Умила. Благоразумная Дива уже не обижалась на то, что всегда оказывается на последнем месте в этой семье. Возможно, однажды это изменится, если она будет стараться. Кроме того, она стала все чаще ловить себя на мысли, что путешествие в Дорестадт пошло ей на пользу. Лишенная всего, что ей дорого, она будто бы успокоилась, стала терпеливее и мудрее. Впрочем, легко быть безмятежным в отсутствие сильных чувств. – Это ясало?..– высказала догадку Умила, глядя на рукоделие Дивы. – Занятно…Кажется, это не просто узоры, а какие-то знаки… – Охранные, – растолковала Дива. – А, ну да…Аккуратно и красиво, – похвалила Умила. – Только слишком строго…Цвета, возможно, лучше взять светлее… – Это не для меня. Это для Нега, – объяснила Дива выбор красок. – О, вот как…– Умила оторвала взор от ткани и одобрительно оглядела сноху. – Получается очень хорошо. Потом поведаешь мне, что обозначает каждый символ…– теперь уже вышивка вызывала у Умилы всплеск интереса и восхищения. – Я довольна тобой…Мы обязательно найдем способ передать твой подарок мужу, – пообещала Умила. – Сейчас многие ходят в Хольмгард: прознали, что Нег там княжит, и идут к нему по старой дружбе. Я сама отправляю туда письма при случае…Если захочешь что-то передать ему, то попроси меня, и я помогу с этим, – неожиданно расщедрилась Умила. – Спасибо, матушка, – Дива даже растерялась от столь небывалого благорасположения в свою сторону. Умила хотела добавить что-то еще, но дверь отворилась, на пороге возник Синеус. Его появление оказалось кстати. Для всех присутствующих. Сегодня Умила была в редчайшем расположении, потому и вела речи, не соответствующие ее складу. Обычно она не любила посиделок, хотела чаще бывать одна, чем с кем-то, и, уж точно, не занималась рукоделием. И вот сейчас она уже почувствовала, что с нее хватит на сегодня вышивок и бесед. Что касается ее гостий – то они вообще не пришли бы в эти покои, если б обладали правом выбора. Но пока что они были обязаны являться на зов княгини-матери. – Матушка, – Синеус проследовал сразу к Умиле и поцеловал ее руку, как примерный сын. Несмотря на вздорный нрав, он любил мать и умышленно никогда не хотел огорчить ее. Она была единственным человеком, о чувствах которого он заботился. – Мы как раз занимаемся рукоделием…– пояснила Умила причину сборища. – Я очень рад…Мне нужно поговорить с сестрой. Немедля, – объяснил Синеус цель визита. – Ну что ж, надо так надо, – согласилась Умила. – Забери ее… – Матушка, я, пожалуй, тоже пойду, – Ефанда поднялась на ноги, попутно складывая в корзинку пяльцы и нитки. Она была рада, что появился повод уйти отсюда. Ни к одной из наличествующих в комнате особ она не питала симпатии. Дива вызывала у нее почти ненависть, Умила – брезгливое презрение, а сплетница-Ума – отвращение. – Ступай, дитя мое…– Умила отпустила жену младшего сына. – Дива, задержись ненадолго. Я хочу перемолвиться с тобой…Присядь вот здесь, возле меня, – Умила указала на скамеечку возле ее кресла. Двери закрылись, оставив Диву и Умилу наедине. Пожелание княгини-матери было ново: она прежде не оставляла сноху для бесед. Подобрав подолы, озадаченная Дива расположилась на указанном ей месте. Она только сейчас обратила внимание на то, что кресло Умилы – это самый настоящий трон. С высокой спинкой, торжественным орнаментом и мощными подлокотниками. Дива не могла даже помыслить о том, что женщина восседает на троне. Но вон как бывает… – Дитя мое, я хочу знать твое суждение по одному значимому вопросу, – голос Умилы прозвучал доверительно. – Надеюсь, ты будешь искренна со мной, как я с тобой… – Конечно, матушка…– подтвердила Дива. Ее смутило только одно в речи Умилы: «Как я с тобой». Дива не была уверена в том, что свекровь искренна с ней. Хотя почему нет? Разве Умила выражала более того, что чувствовала? Да, она, пожалуй, искренна. – Каким ты находишь Рарога, моего внука? – спросила неожиданно Умила. – Я недостаточно знакома с ним, – Дива не знала, что отвечать. Сам по себе юноша, возможно, и неплох. Но в действительности ей нет дела до того, каков он. Потому что одно его присутствие для нее болезненно. И это даже здесь, в Дорестадте. А что же будет, если он окажется в ее Новгороде? Окажется там не как гость, а как преемник Рёрика?.. – Так тебе следует познакомиться с ним ближе, – назидательно заметила Умила. – Матушка, я…– начала Дива. Она хотела раз и навсегда подвести черту под этим вопросом, надолго удовлетворив собеседницу объяснением: ей, изгнанной дочери Гостомысла, пока не до ознакомлений – она в чужом городе, тоскует по мужу и собственному ребенку. – Не возражай. И ничего не отвечай. Я знаю, каково это…– неожиданно призналась Умила. – У меня ведь тоже был пасынок. И он был законным сыном моего Годслава, его первенцем. Ты, наверное, помнишь это имя – Харальд…Его мать покинула земную сень рано. И я заменила Харальду его опочившую навеки родительницу. Я заботилась о нем, лечила его, учила и направляла, как собственного сына…Моего мужа убили. Но наш дом не пал вместе с ним. У него появился новый глава – Харальд. Что касается тебя, то я предвижу иное, нежели выпало мне. Я уверенна, ты обязательно вернешься в Новгород к мужу, который, наверняка, ждет тебя, – Умила всегда додумывала о чувствах сыновей, не зная о них на самом деле. – Однако когда это произойдет? Может статься так, что ты окажешься не младше меня к тому моменту. А значит, не сможешь больше иметь детей, – по мере рассуждений Умилы лицо Дивы становилось все ненастнее. – Только вообрази на миг такое…Вернувшись в своей дом, ты обнаружишь, что там больше не хозяйка. А заправляет в городе твоего отца, скажем, Вольна с сыном. Так что лучше быть мачехой преемника княжеского, чем вообще никем…– Умила неспроста решила нацелить Диву. И причину своей заботы она озвучила, не скрывая. Ей не давало покоя, что Вольна благоденствует да еще и наследника родила. – Кстати, насчет ее сына…Эта женщина на все способна. На любую бесчестную ложь, я имею в виду…Могла ли она сохранить дитя, оказавшись в полынье? Возможно ли такое?…Я в это не верю…Что думает Нег? – Мы не разговаривали об этом…– вздохнула Дива напряженно. Ей не хотелось говорить о Вольне. – А следовало б…Кто-то должен был сказать ему…Ведь он безоговорочно верит этой злодейке. Что думаешь ты сама? – это был первый раз когда Умила спрашивала мнение Дивы. – Это сын Нега? – Мне тоже верится с трудом…– призналась Дива. – Вот поэтому ты тем паче должна отстранить ее с дороги…– Умила наконец объяснила, чего ждет от Дивы, как когда-то от Любавы. Но дочь Дражко не смогла ни устранить Вольну, ни затмить ее. – Нам не нужна в семье такая женщина…Ты согласна? – Согласна. Но разве я могу что-то сделать? – вздохнула Дива. – Быть может, скоро ты вернешься к своему мужу и родишь ему наследника. Но даже если такого не произойдет и возвращение твое окажется далеким, как свет гаснущей звезды – сделай так, чтобы матушкой тебя называл хотя бы Рарог…