– Ты сдержал слово, – Велемира вытерла рот краем рушника и развернулась к Барме. – Но и я не отказалась от своего. Благодаря моим усилиям, твоя племянница была возле нашего князя. Она встречала его вместе со мной и Трувором. Я доверила ей держать каравай: как ты знаешь, весьма почетное поручение. Я позволила ей сопровождать князя и развлекать его дорогой. И даже теперь я устроила так, что она все время была рядом с ним. И что же? – картинно задалась вопросом Велемира. – Я растолкую. Она его не заинтересовала… – Но почему? – Барма не сводил глаз с Велемиры, словно она на все знает ответ. – Причин может быть много. Но одна из них нам уже очевидна – твоя племянница не проявила достаточного рвения. Ей следовало трудиться над тем, чтоб привлечь к себе внимание. А она была незаметна и безучастна. Тебе надлежало объяснить племяннице, что он не станет с ней копаться. И она должна устроить все сама! – И что же теперь? – Барма был расстроен вконец. – Велемира, что делать? – Не знаю. По-твоему, дорога к сердцу владыки так проста? – хмыкнула Велемира, невольно вспомнив свои прошлогодние усилия. – Одно явно. Услада все содеяла неправильно. Ей надобно было усердствовать. Быть приветливой и ласковой. А вместо этого она наливала ему вина с таким изнеможенным ликом, как будто совершает подвиг! – Я поговорю с ней…– постарался все исправить Барма. – Уже поздно. Подходящие моменты упущены. Не трудись, – теперь, когда Трувор стал наместником, Велемире был больше не нужен Барма и его покровительство. Что теперь этот боярин может такого, чего не сумеет она? – Княжна…– Барма даже дотронулся до рукава Велемиры. – О, небо…– нарочито раздраженно вздохнула Велемира. – Боги не дают тебе второго шанса… **** Велемира вышла на улицу, дабы проследить за тем, как устраиваются спальные для гостей. Завечерело, и скоро многие захотят почивать. – Горазд, вы подготовили одрины? – позвала приказчика Велемира. – Я за двором надзираю. Что в избах делается – не моего ума дело… Это надо у Домны запрашивать…– приказчик поспешил скрыться от взыскательного ока княжны. Велемира недовольно фыркнула и уже собиралась отправиться искать старую строгую домоправительницу, которая еще при Изяславе следила за всеми горничными и прочими домашними слугами. И тут Велемира увидела бредущего неторопливой походкой по дорожке Орма. Тиун до сего момента отсутствовал на празднике. – Опаздываешь, – ущипнула Велемира, которой так и хотелось сегодня каждого поставить на место. И правда, не явиться на званый пир считалось дерзостью, как и опоздать на него. А тиун запоздал существенно! – Я не могу опоздать. Мне позволено пребывать в самостоятельности. Хочу иду, хочу не иду, – сообщил Орм заносчиво. – Пригорок в низине, который возомнил себя высокой горой? – под шутливым соусом Велемира преподнесла истинное оскорбленное. Она не забыла, как была вынуждена унижаться, умоляя его повременить с отправкой кляуз в Новгород. Ей даже пришлось подкупить его, еще и упрашивая принять подарок в обмен на краткосрочную задержку почты. – Второй человек после князя…– поправил Орм. – Уже нет, – напомнила Велемира, намекая не превосходство Трувора. – Я бы на твоем месте сохранял бдительность, – посоветовал Орм, который в действительности задержался не потому, что полагал себя важной персоной, а так как выполнял княжеское поручение. Но дразнить Велемиру да и вообще окружающих ему нравилось. Даже тогда, когда он в целом бывал согласен с общим мнением, то продолжал приводить доводы, лишающие общество единства и сеющие раздор. При этом он был лишен всяческих внутренних противоречий: его ничто не беспокоило, он ничего страстно не желал и ему всего хватало. Просто он был таков: вечно выражал некое неодобрение, замаскированное под заботу или опасения о деле. – Что это значит? – не поняла Велемира, но тон тиуна ей не понравился. – Это значит, что новое назначение лишь приближает твоего Трувора к печальному концу, – Орм, конечно же, не мечтал и не надеялся, что наместником окажется назначен он сам. Тем не менее он был не единственным, кого удивило решение князя. Для этой должности Трувор, кажется, не подходил. – Сама посуди…Твой суженый не уберег Годфреда. И Рёрик так просто этого не простит. Я думаю, Трувор назначен лишь для того, чтобы потом прилюдно быть подвергнутым наказанию во имя упрочения княжеской власти…Ведь нет никакой трудности в том, чтобы наказать обычного гридя. То ли дело покарать наместника! Злоупотребления и промахи легко сыщутся, даже если Трувор окажется старательным и исполнительным. Была бы спина – найдется и вина. А итогом станет то, что все будут знать, как грозен новгородский владыка…Как он строг и не щадит даже собственных людей…Так что лучше не задирай нос, а старайся не лишиться тех друзей, которые однажды смогут вступиться за твоего Трувора…– Орм намекал на себя. Он был изрядным бездельником. Вся его ценность заключалось в превосходном знании нескольких языков, а также способности действовать решительно в особо острых обстоятельствах, случающихся относительно редко. Однако он как никто мог создать видимость работы и уверить окружающих в своей необходимости. Впрочем, с основной своей задачей он справлялся. Он был отправлен Умилой сюда для того, чтобы доглядывать за положением, а не сновать с котомками взад и вперед, выполняя мелкие поручения. – С чего ты все это взял? – настроение Велемиры испортилось. Пророчества Орма напугали ее, хотя еще совсем недавно она чувствовала себя всемогущей. – А помяни мое слово, – многозначительно пообещал Орм. – До добра это возвышение не доведет… – Не будем ссориться…– Велемира быстро спустилась с небес на землю, осознав, что судьба ее любимого всегда переменчива. **** Ночное небо постепенно светлело. Скоро рассвет. Завтра весь детинец будет спать до полудня – такой окажется расплата за продолжительное ночное пиршество. – Заяц отвезет тебя домой, – обратился Барма к Усладе, которая стояла вместе с ним возле повозки, огорченно потупив взор. – Прошу меня простить…– извинилась Услада за то, что не смогла воплотить план Бармы в жизнь. Рёрик не оказывал ей знаков расположения и, по большому счету, не обращал на нее внимания. – Я так подвела всех нас… – Нет, это не так, ты вообще ни при чем тут, – Барма понимал, что его задумка провалилась, но он почему-то очень быстро перестал переживать об этом. – Наш князь нынче в тоске. Как-никак он потерял племянника. Вероятно, ему не до утех… – Или я просто не понравилась ему, – заключила Услада, которая выглядела несчастной, возможно, оттого, что никому не нужна. – Нет, такого не может быть. И ты не должна так думать! – Барму почему-то расстроило, что она считает себя непривлекательной. – Ты же видишь, он занят эти дни…С виду кажется просто – назначить наместника – но на самом деле рискованный шаг. Ему сейчас не до услаждений. Ему нужно, чтобы все прошло гладко, чтобы Изборск не взбунтовался. Понимаешь? – Может, нам попробовать позже? – огорченно вздохнула Услада. Она очень рассчитывала на то, что план Бармы сработает. – Разумеется, мы попробуем снова, но не все сразу, – Барма не отметал в сторону вероятности, что Услада еще может добиться своего. В конце концов, Рюрик только приехал. – Забирайся в повозку… Барма поднял глаза к постепенно выцветающему на горизонте небу и глубоко вздохнул. Он не хотел домой, хотя обычно возвращался ночевать, что бы ни случилось: от детинца до его усадьбы было совсем близко. И все-таки глава вече решил остаться сегодня здесь. Тут полно пустующих изб, одну из них он как раз забрал себе и там вел приемы и заседания. В ней он и заночует. Правда, в избушке не на чем спать: лавки слишком узкие. Впрочем, на чердаке имеется сено, можно улечься там… – Барма! – послышался негромкий окрик откуда-то из темноты построек. – Что такое…– Барма признал Велемиру, она поманила его рукой. Ее длинные рукава доставали до самой земли, словно крылья. Ей всегда нравились наряды, подчеркивающие ее особое положение, избавляющее от необходимости трудиться. Не зная, что и думать, глава вече двинулся к княжне. – Ну что опять вы мешкаете?! – Велемира огорошила Барму неясным вопросом. – Князь собирается почивать. Сейчас Трувор проводит его до гридницы. Они оба почти невменяемые. Это то, что нам нужно! И твоя Услада должна уже быть там к его появлению! Неужели неясно! – Ты же сама сказала, чтобы Услада ехала домой, – Барма предположил, что Велемира жаждет помотать ему нервы. Подобное часто происходит, когда на непорядочного человека внезапно обрушивается власть – он начинает так или иначе измываться над теми, с кем раньше был дружен. – Она может ехать домой, если ты так хочешь! Но потом не говори, что это я сорвала нашу затею! – ткнула Велемира, которая в своем вздорном характере могла казаться непоследовательной, хотя на самом деле отлично знала, что делает. – Ты совсем запутала меня…– признался Барма. – Сейчас что нужно свершить? – Срочно веди к нему свою племянницу! – приказала Велемира, которая в душе почему-то опасалась, что Услада будет отвергнута. И дело не только в том, что в этом случае они с Бармой лишатся поводий. Велемира не простила Диве ее судьбу – младшая дочь Гостомысла стала княгиней Новгорода! И единственное, чего старшая княжна хотела больше власти – это навредить сестре, пусть даже последняя и не узнает об этом. А впрочем, рано или поздно узнает: кто-то да доложит о новой наложнице. – Но я не представляю…– Барма, и правда, не понимал, под каким предлогом Услада должна оказаться в княжеской опочивальне под утро. Ладно бы еще днем или вечером: она могла бы растапливать печь, носить воду или мести пол. Но сейчас – это подозрительно. – Пусть разденется и ждет его! А лучше – сделает вид, что уснула! – у Велемиры на все был готов ответ. – Я думаю, ты права в том, что на сегодняшний день Услада не заинтересовала его, – Барма не видел причин отрицать очевидное. – Ну и что…К утру все переменится. Не представляю себе такого, чтоб викинг прогнал со своего ложа спящую девицу, особенно если она нагая…– тараторила Велемира. Ее житие с Трувором началось примерно так, как она описала. – Ступайте. И поскорее. Надеюсь, завтра смогу тебя поздравить, – подмигнула Велемира и, развернувшись, пошла прочь. Барма проводил княжну озадаченным взглядом. Она шла деловой походкой уверенной в себе персоны. Часто скверный нрав женщины только сильнее распаляет пыл ее поклонников. Но иногда он делает ее отвратительной кикиморой. Примеров таких немало: вот хотя бы Хлебослава и Велемира. Впрочем, он, Барма, мог бы дополнить множеством имен этот список капризных баб, весь успех которых заключался лишь в том, что они сумели прилипнуть к влиятельному мужчине. Мало ли тут таких ступало по этим самым дорожкам. Вместо того, чтобы выполнять свое святое предназначение и радовать дарованных им богами благодетелей, эти наглые ничтожества пытаются издеваться и руководить. Хоть где-то, хоть кем-то. Пусть руководят муравьями в своем садике. – Пойдем, – Барма подал руку Усладе, помогая ей сойти с повозки. Девушка слышала весь разговор главы вече и княжны. Барма знал об этом. Также он приготовился к тому, что Услада сейчас потребует с него объяснений. Хотя нет, она не потребует. Она не из тех, кто мучает его, заставляя оправдываться даже тогда, когда он невиноват. Барма и Услада подошли к красивому высокому терему, рядом с которым горели пламенники. Возле крыльца стояла грозная охрана. Увидев главу вече и его спутницу, страж отошел в сторону: приказ Велемиры пропустить в терем девушку. – Что ж…Доброй тебе ночи…– вымолвил Барма, оглядев Усладу напоследок. – Доброй ночи, – ответила Услада, поставив ногу на ступеньку. – Обожди, – Барма задержал Усладу за руку. Ему на ум почему-то пришел тот день, когда он впервые увидел князя Рюрика. И в тот же день их знакомства владыка Новгорода, кажется, проломил кому-то череп. Да, так и было, князю что-то не понравилось, причем, что-то не столь уж возмутительное, как можно было бы решить, узрев последствия гнева. Всего лишь какое-то неуместное слово, какое-то несвоевременное возражение. – Что такое? – не поняла Услада. – Велемира велела торопиться. – Пойдем, – Барма сжал ладонь Услады в своей руке, увлекая девушку следом за собой и прочь от покоев важного гостя. Недоумевающая Услада едва поспевала за Бармой – торжественный наряд стеснял ее. И вскоре они оказались возле небольшой отдельно стоящей избы, заросшей плющом. Даже окна в ней заплелись. Крыльцо было тесным, зато высоким. Это была та изба Бармы, в которой он вел приемы и в которой собирался заночевать сегодня. В горенке оказалось прохладно и темно, лишь свет луны, пробивающийся сквозь ажур листьев, чуть освещал обстановку. Барма запер дверь на засов и приложил ладонь ко лбу. Он понимал, что собственными руками ведет свой корабль на мель. Но что если он больше не хочет дальних плаваний? Что если он желает тихую гавань для своего судна? Может, ему не расположение Рюрика нужно, а нужна Услада? Или, может, ему необходим отдых… – Знаешь, наш государь не только прославленный воин и мудрый правитель. Он опасный и непредсказуемый человек. Быть с ним рядом – это как гулять по полю, над которым сверкают молнии. Рано или поздно молнии начнут бить по полю, – пояснил Барма недоумевающей племяннице. – Я передумал. Тебе не нужно к нему ходить. – Но я же сказала, что хочу этого, – вдруг вымолвила Услада. – Правда? – слова племянницы расстроили Барму, хотя он вроде изначально жаждал, чтобы она действовала по своему собственному желанию. – Он что, так полюбился тебе? – Я не разглядела его, – ответила Услада уклончиво. – Тогда как ты можешь хотеть к нему? – Барма не постигал, что имеет в виду племянница жены. – Я хочу не к нему. Я хочу не возвращаться в поместье, – ответила Услада. А Барма даже встрепенулся. Он тоже не хочет возвращаться в это поганое поместье, где его ждут, чтобы снова и снова облить грязью и вычерпать последние силы. Он больше не сильная река, он теперь иссыхающий колодец, из которого выхлебали всю его мощь. – Мне все равно где быть, лишь бы не там. Если есть какие-нибудь женихи для меня, то я согласна на любого…Если нет, то я могу уйти из дома и отправиться служить в храм или помогать кому-то по хозяйству…Я умею шить…Могу ткать… – Что ты такое говоришь…– в сердце Бармы речь Услады внезапно отозвалась каким-то ужасным эхом. Эта девушка ни на кого не надеется, как и положено сироте. И все-таки она ищет помощи. Но ей нельзя вверяться чужим, потому что она хорошенькая и слабая, и ее очень легко обидеть. Он сам постоянно пенял на то, что она живет у них. Затем Хлебослава начала заедаться к ней. Дочери Бармы тоже оказывались недовольны ею по каким-то своим женским причинам. И вот к чему это привело. – Мне всю мою жизнь тяжело. Тяжелее чем было, наверное, не будет…– неожиданно произнесла Услада. Барма никогда не интересовался жизнью племянницы, особенно той порой, когда она жила с родителями. Не было ему дела до этого. Он и сейчас не хотел этого знать. Единственное, что он видел – ее смирение и трудолюбие не ведут ее никуда. И тут вдруг он почувствовал, что хочет взять ее под свою защиту. Как и в любом мужчине, в нем, оказывается, есть потребность защищать. И не исполняя ее, он, кажется, несчастлив. Потому что перестал чувствовать в себе силу. Ведь за Хлебославу не надо заступаться. И даже, напротив, ему самому порой приходится отбиваться от нападок вымотанной супруги, часто срывающейся на крик, слезы и обвинения. Вот он и перестал ощущать себя тем, кем по сути является, как и любой глава семейства: защитником и благодетелем. – Я буду оберегать тебя сам, – Барма наконец дал себе волю, обняв Усладу, о которой помышлял все эти дни, вопреки желанию оставаться равнодушным. Не ведая того, она пробудила в нем нечто, давно забытое. То, что делало его счастливым. И суть, конечно, не только в ее внешности и новизне. Но и в том, что она действительно нуждается в нем, в своем покровителе. И он не станет передавать ее на попечение каким-то другим мужикам. Ей без разницы, с кем быть, как она сама призналась. Но только ему не без разницы, с кем будет она. И уж лучше, он оставит ее себе самому. – Ты не вернешься в то ужасное поместье, – Барма прижал к себе Усладу, ощутив, как в его теле будто вспыхнуло пламя. Он словно печь, которая все эти годы была остылой, засыпанной золой. И теперь в этой печи снова полыхает жар. – Ты будешь жить в своем доме. И ни в чем не станешь нуждаться, – шептал Барма, вдыхая аромат пушистых волос Услады. Последняя, к его удивлению, не выражала своего отношения к происходящему: она не отбивалась от настойчивых объятий главы вече, не напоминала о своей тетушке и ни о чем не спрашивала. Возможно, она была растеряна. А возможно, корыстна. Но Барма не видел ее расчетов, потому что был занят только собой. – Моя девочка, тебя больше никто не обидит, – Барма и сам не понял, в какой момент потерял голову. Ведь, кажется, он не был влюблен в Усладу, да и, вообще, давно не влюблялся. Но сейчас ему виделось, что она не просто девушка, а будто созданная богами именно для него отрада. Да он же, наверное, умер бы через неделю, если б она не появилась. Он вроде бы еще не столь стар, у него почти нет седых волос. Но он все это время ощущал себя дряхлым стариком. И теперь он поразился, как много у него сил и желаний, дремлющих до сего дня. Он удивился и тому, что Услада не только не отвергла его, но и помогла ему распутать завязки на ее воротнике. Ему было без разницы, во что она одета, в ней его привлекли не нарядные платья. Раннее утро оказалось холоднее ночи. В маленьком домике, затененном старым плющом, было стыло. Барма погладил плечо Услады, спящей возле него. Ее кожа была бархатной и упругой, словно только сорванный лепесток. Ему нравилось в этой девушке все, даже ее неопытность, которая лишь сильнее распалила его. Нет, он не любил Усладу столь сильно, как, к примеру, когда-то любил свою жену. Но тем не менее он ни на мгновение не пожалел о том, что отказался от своего первоначального замысла и оставил Усладу себе. Укрыв ее, он вознамерился поспать и сам. Опустил веки, невольно прислушиваясь к звонкой трели жаворонка за окном. Пение этой птицы не было выдающимся, но оно казалось мелодичным и приятным. Раз его некогда нежный соловей больше не поет для него, для своего Бармы, глава вече готов удовольствоваться и жаворонком. Так Барма и погрузился в сон. **** – Чем ты занят? – удивленная Хлебослава повисла над Бармой, опираясь кистями рук в бока. Ее взыскательный взор не сходил с его спины: он как раз заканчивал делать отжимания. Обычно Барма не выполнял подобных упражнений, это-то и озадачило Хлебославу. – Если тебе нечем заняться, то помоги мне по хозяйству! Натаскай воды, раз уж не позволяешь ввести в дом слуг!