Несколько недель спустя – Тебе нужно разнообразие! – заявляет Антон, словно его осенило гениальной мыслью. – Блондинка! Почему бы тебе не трахнуть блондинку? А все брюнетки, да рыжие. – Ну, давай блондинку, – соглашаюсь я, потому что мне уже похуй. Я взвыть готов от того, как меня заебало все! Не сказать, что скучаю по Карине, но кого бы я не трахал после нее, все кажется не таким. Скучно, пресно, до тошноты однообразно. Девочки стараются, у каждой свои таланты и свои границы, или полное их отсутствие. В первую неделю было даже интересно, все-таки, такое разнообразие после долгих лет с одной бабой. А сейчас понимаю, что все – конец. Я словно каждый раз трахаю свой кулак, эмоций столько же, то есть ноль. Блондинка Антона проблему не решает. Если не считать цвета волос, то самое то – большая грудь и задница, что надо. Стонет, сука, красиво, и даже оргазм не имитирует, но все равно не то. Сам не знаю, в чем проблема, но сколько не трахаюсь, меня не отпускает. Не могу расслабиться, только еще больше внутренности скручивает, так и хочется что-нибудь раздолбить. Скоро взорвусь от напряжения или просто прибью первого подвернувшегося под руку бедолагу. Хоть бы не Жору! Что не говори, а к мажордому я привык, хоть что-то хорошее после себя оставила Карина. – Тоха, я домой, – заплатив блондинке, которая выдоила меня досуха, но не удовлетворила, захожу я в кабинет старого знакомого. Назвать его другом язык не повернется. Нет у меня друзей, кроме брата. – Тархан, ты чего? Ночь только начинается, сегодня новые девочки выступают. Останься, посмотри, – льет мне в уши этот недоделанный сутенер. – Не, неинтересно. Бывай. Выхожу, пока он не начал предлагать другие развлечения, потому что мне ничего не интересно. Я, сука, устал, как собака! Работаю на Попа почти круглосуточно, потому что мне повезло быть в круге доверенных лиц, пока этот «покойник» расслабляется где-то, не предпринимая никаких решительных действий и позволяя всякой швали диктовать свои условия общине. Творится непонятно что и я в ярости от того, что отсиживаюсь в сторонке и как какой-то офисный планктон залипаю целыми днями в компе, или разгребаю скучные старые документы из столетнего архива, которые у меня в печенках уже засели. Руки так и чешутся кого-нибудь отколошматить, но Антоха для этого не лучший кандидат, все-таки, он мне пока был полезен. Дом темный и пустой, когда возвращаюсь. Все спят, середина ночи. А мне, блядь, пожрать охота! Разбудить, что ли, Жору? Не, лучше не буду. Пусть старый спит, а то сляжет, как кухарка, которой неделю больничного пришлось взять и я всю эту неделю питался непонятной херней из ресторанов. Иду на кухню и рыщу в холодильнике. Та-а-а-к, а это у нас что? Пирог. Тот самый, который кухарка только один раз готовила. Значит, сегодня тоже был. Почему мне никто не предложил? Совсем оборзела прислуга, готовит для себя всякие деликатесы, а хозяину шиш с маслом. Ну Жора, я тебе этого не спущу! Достаю пирог, наливаю себе воду и начинаю есть. Блин, ну что за вещь, а? Я в еде не капризен, сладкое не люблю, но этот пирог… Он не сладкий, вот в чем вся соль! Ореховый, вроде как десерт, но все равно не сладкий. Эх, надеюсь, кухарка не двинет кони, а то сердце-то у нее больное. Надо сказать Жоре, чтобы серьезно занялся ее лечением, я оплачу расходы. Нельзя терять такой кадр. У нее и холодец отменный получается. Наяриваю пирог, запивая водой, и сам не замечаю, когда он заканчивается. Бля, да я половину пирога в одно рыло умял! Такими темпами скоро весь жиром обрасту, это даже хорошо, что его нечасто готовят. Внезапно на кухне включается верхний свет, почти ослепляя меня, а следом раздается громкий испуганный визг. – Да заткнись ты, что орешь? – морщусь от громкого звука. Это горничная. Альбина. Застыла на месте, схватившись за сердце, словно приведение встретила, и смотрит на меня большими глазами, прерывисто дыша. Вот истеричка! – В-вы меня напугали, – хлопает ресницами, неловко переминаясь на месте и кутаясь в длинный махровый халат, который больше подошел бы ее бабушке. – Извините. Пугливая. Мне это всегда в ней нравилось. Трусливая прислуга намного лучше нахальной, я в этом уже убедился на опыте. Такие косячат меньше и держатся за свое место, прилагая больше усилий в работе. – Ничего, я тут решил перекусить. Бери, что тебе нужно, я закончил. Поднимаюсь со стула, чтобы уйти, потому что и правда уже все умял, а на сытый желудок ко сну клонит, но девчонка меня останавливает неожиданным вопросом. – Вы что, съели весь пирог?! И такой ужас в голосе, словно я последнюю еду у сироты отнял. – Ну съел, и что? – А то, что он был не для вас приготовлен! – нахально заявляет мне она. – Все в этом доме мое, – напоминаю ей. – Моя кухня, моя продукты, значит, и пирог мой. – Нет, не ваш! – смеет со мной спорить эта пигалица. – Это был мой пирог и я его специально оставила, чтобы завтра отвезти своей маме. А вы просто взяли без разрешения и съели! Ну от такой наглости я просто охренел! Вы только посмотрите на нее, как осмелела! *** – Без разрешения, значит? – опасно низким голосом спрашивает хозяин, надвигаясь на меня, словно хищник, почуявший кровь. – А ты ничего не перепутала, девочка? – Нельзя брать чужое без разрешения, – стою на своем, хотя злость меня постепенно отпускает и здравый смысл кричит не продолжать этот спор. Естественно, я в жизни никогда не разговаривала так ни с Тарханом Артуровичем, ни с его женой. Просто не посмела бы настолько нарушить субординацию. Но сегодня с самого утра все только и делают, что играют на моем терпении. Я просто не могу уже держать в себе накопленную злость и обиду! – Ты спросонья такая тугая или действительно осмелела настолько, что думаешь, будто можешь так разговаривать со мной? Я не держусь за своевольных слуг, уволю в два счета, – останавливаясь в двух шагах от меня и физически подавляя своим огромным телом, нависшим надо мной, предупреждает хозяин. А мне, вдруг, хочется заплакать. Навзрыд, от души. Не столько из-за него, сколько из-за мамы и нашего сегодняшнего разговора. Я весь день держалась, говорила себе, что все хорошо, послушно приготовила этот чертов пирог, который она попросила принести завтра, в мой единственный выходной, который я хотела провести с ней. А он взял и просто съел все подчистую. Вот гад! Никогда не заходил на кухню и не рылся в холодильнике, а сегодня, как назло, решил начать и среди кучи упакованной еды выбрал именно мой чертов пирог! – Вот и увольняйте! – уже не думая о последствиях, в сердцах заявляю Тархану Артуровичу. – От этого правда не перестанет быть правдой! Может, это и ваш дом, но пирог был мой и готовила я его на продукты, купленные на свои деньги! Вы не имели права его трогать! – Да что ты так бесишься из-за этого пирога?! – рычит он, глядя на меня, как на псих больную. – Можно подумать, я у тебя последний кусок хлеба украл! Приготовь другой, раз он тебе так нужен. В доме продуктов что ли нет? – Да что вы вообще знаете?! Георгий утром обещал отвезти меня к маме, а я обещала ей пирог! Когда я его приготовлю? Или вы думаете, что у меня тоже есть личная машина с водителем, которая может доставить меня в город из этой глуши? Если не заметили, автобусы тут не ходят! – Ну все, ты доигралась! – сердито раздувает ноздри хозяин. – Я никому не позволяю так с собой говорить и какой-то жалкий пирог не оправдание твоему дерзкому рту! Чтобы утром духу твоего здесь не было, поняла? Ты уволена! – Вот и прекрасно! – кричу, что есть мочи, срываясь на злые слезы и сжимая кулаки, которыми хочется раздолбить его страшную рожу. – Уйду с удовольствием от такого распрекрасного работодателя, как вы! И если мой пирог жалкий, то не стоило его есть! В-вы… Вы… Обжора невоспитанный! Отвернувшись, пока и правда не напала на него, рискуя быть убитой этим злым узурпатором и тираном, я бегу в свою комнату и сразу же начинаю собирать свои вещи в единственный чемодан, с которым год назад приехала в этот дом. Давно было пора уволиться, а не терпеть этот дурдом! Я себе другую работу, что ли, не найду? Да с легкостью! Лучше работать за меньшие деньги, зато там, где о тебя не вытирают ноги и не считают пустым местом. Козел! Это я еще не все ему высказала, надо было быть пожестче. Жаль, что у меня от ярости из головы все вылетело в тот момент, а то я многое ему припомнила бы и рассказала о всех его недостатках. И правильно Карина Васильевна сделала, что ушла от этого мерзавца! Таким вообще нужно запретить жениться, а в идеале – изолировать от людей, чтобы не травмировал их психику своей больной головой и манием величия. Нет, ну что за придурок, а?! Ненавижу! Я каким-то образом умудряюсь собрать все свои вещи, кроме наряда, который хотела надеть завтра к маме и заранее разложила на стуле. Выкатив готовый чемодан на середину комнаты, смотрю на него и на меня резко обрушается реальность. Я должна уйти из этого дома, а возвращаться мне некуда, кроме как к маме. И к Вите. Ужасному, отвратительному Вите, который теперь обосновался в нашей квартире, как у себя дома. Нет, я так не смогу! Именно эта новость сегодня так сильно расстроила меня. Мама в разговоре призналась, что уже пару недель, как снова сошлась с Витей и они теперь живут вместе. Попросила приготовить и принести с собой пирог, который он так сильно любит именно в моем исполнении. Знаю я, что он любит! Этот отвратительный кусок говна, а не человек! Мама встречалась с ним два года и рассталась, когда мне исполнилось двадцать, потому что он уже откровенно ей изменял, не скрываясь, и перестал приносить деньги в дом, сев ей на шею. Но даже задолго до этого я его ненавидела, потому что Витя не скрывал своего интереса ко мне. Откровенно не приставал, потому что я четко давала понять, как презираю его, но нужно быть полной дурой, чтобы не замечать его взгляды и якобы случайные поглаживания время от времени. Как же я мечтала, чтобы мама распознала его истинную сущность и как же радовалась, когда он сам перестал притворяться хорошим и проявил себя во всей красе! Ну почему она снова повелась на этого негодяя? Не могу этого понять, и тем более не могу смириться с тем, что мама ведет себя, как влюбленная малолетка без мозгов, а не взрослая женщина. Я хотела завтра попытаться мягко поговорить с ней, открыть глаза, поэтому и приготовила пирог, чтобы задобрить, раз она меня попросила. А теперь придется вести себя, как паинька, и не говорить ничего против Вити, если хочу иметь крышу над головой. Мама выберет его, я это знаю, так что глупо надеяться на другой исход. Боже, ну зачем я только открыла свой тупой рот? Нужно было промолчать и приготовить другой пирог, либо вообще идти в гости без него! Теперь я не только лишилась работы, но и поставила себя в ситуацию, когда вынуждена проситься жить с мамой, переживающей второй медовый месяц. Не знаю даже, что может быть хуже этого. Дерьмовее ситуации просто не придумаешь. Глава 9 У меня встал на горничную. Нет, не так. У меня встал на взбесившуюся бабу! Вот так, сходу. Несмотря на пустые яйца и дикий недосып. И не просто член встал, еще и в мозгу что-то зашевелилось, а такого давно не случалось. Слишком давно. Я думаю об этом, пока пытаюсь заснуть, думаю об этом утром, пока тренируюсь, потом в душе и вот, картинка в душе начинает формироваться в очень живую фантазию, но я отказываюсь передергивать с мыслями о потерявшей берега горничной. Этого мне только не хватало! Когда выхожу из спальни и спускаюсь вниз, предо мной, как черт из табакерки, неожиданно выскакивает Георгий. – Жора, ты чего такой дерганный с утра? – Доброе утро, Тархан Артурович! – здоровается он. – Я бы хотел поговорить с вами, если у вас найдется пять минут. – Ну давай, – соглашаюсь я. – Будешь говорить, пока я ем, у меня сегодня весь день расписан. – Дело в том, – начинает мажордом, когда я устраиваюсь за обеденным столом. – Что Альбина сегодня сообщила мне о своем увольнении. Она призналась, что нагрубила вам. – Так и было, – подтверждаю я. – Девчонка забыла свое место. Я такого ни от кого не потерплю, ты знаешь это, Жора. – Разумеется, Тархан Артурович. Однако, я все же осмелюсь сказать пару слов в ее защиту. Я не оправдываю поведение Альбины, она сама признала, что на эмоциях совершила непростительную глупость, но так как она хороший работник, обычно не позволяющий себе ничего лишнего, я прошу вас в качестве исключения дать ей второй шанс. – Почему она сама не пришла ко мне извиниться, а послала тебя? – Она не просила меня вступаться за нее, – еще больше расправляя плечи, говорит Жора. – Это моя личная инициатива, о которой ей пока не известно. Я просто не хочу терять хорошего работника. Альбина очень сдержанно себя ведет и не болтлива, что обычно свойственно женщинам. Я ценю такие качества в людях. – Эх, Жора, Жора, – посмеиваюсь я, понимая, где собака зарыта. – Так ты беспокоишься о собственном удобстве, а не о ее судьбе? – Не вижу в этом ничего плохого, – заявляет Георгий. – Я предпочитаю работать в комфортных условиях. Сейчас трудно найти молодую девушку, которая умела бы держать рот на замке и прилежно работать, не болтаясь по всему дому без дела. На самом деле мне плевать на удобства Жоры. Никому не позволено говорить со мной неуважительно, такое я не спускаю с рук, но девчонка меня заинтриговала. Мне любопытно. Это разовая акция или в ней действительно что-то есть? Я хочу проверить. Поэтому решаю уступить. – Хорошо, Жора, раз ты впервые у меня что-то просишь, я пойду тебе навстречу. Пусть Альбина вечером зайдет ко мне и лично извинится. – Спасибо, Тархан Артурович, – едва заметно кивает Георгий. А потом лично обслуживает меня за завтраком. *** Когда Георгий заявляет, что поговорил обо мне с хозяином и я могу остаться, мне хочется его расцеловать. Естественно, я сдерживаюсь, потому что он этого не оценит, и благодарю его от всей души словами. Я готова извиниться перед Тарханом Артуровичем вечером, потому что тоже была не права.