И вот тут-то наступила самая сложная часть, то, что я никогда ни с кем не обсуждала, даже с Шарлоттой. Но я подготовилась к этому моменту. Я репетировала его много ночей подряд, между подсчетом плюсов моей ситуации и подсчетом овец. Я собралась с духом, чтобы не выдать свое волнение ни дрожью в голосе, ни смущенным взглядом. Я сосредоточилась на приятном шорохе крови в ушах. Я слышала, как она мягко пульсирует, набегая и отступая, точно волны где-нибудь на далеком пляже. – Я не была одна. В той комнате, – сказала я. – Сначала я думала, что одна, но это было не так. Шарлотта круто обернулась и воззрилась на меня. – Молли?! – сказала она. – О чем вы говорите? Я сглотнула, потом продолжила: – После того как я в первый раз позвонила на ресепшен и попросила кого-нибудь прислать, я повесила трубку. Потом повернулась к выходу из спальни. И тогда я увидела… – Молли, я хочу, чтобы вы очень хорошо подумали, прежде чем говорить, – посоветовала мне Шарлотта спокойным тоном, хотя глаза у нее расширились от тревоги. – Я сейчас задам вам вопрос, а вы должны будете ответить на него абсолютно честно. Что именно вы увидели? Она склонила голову набок, как будто ничего не понимала. – На дальней стене напротив меня висело зеркало. Я сделала паузу и стала ждать, когда Шарлотта сообразит. Это не заняло у нее много времени. – Зеркало, – повторила она. – И что же в нем отражалось? – Во-первых, я сама, мое перепуганное лицо. Во-вторых, за спиной у меня, слева, в темном углу рядом со шкафом Жизели, стоял… человек. Я впилась взглядом в Шарлотту. Казалось, ее разум лихорадочно работает, точно сложная машина, пытаясь проникнуть в мои мысли и решить, как действовать дальше. – А… у этого человека было что-нибудь в руках? – спросила она. – Подушка. По залу суда пробежал шепот. Судья призвал к порядку. – Молли, а этот человек, чье отражение в зеркале вы увидели тогда в темном углу, присутствует сейчас в зале суда? – Боюсь, я не могу с полным правом это сказать. – Потому что вы не знаете? – Потому что в тот самый момент, когда я обернулась, чтобы посмотреть на этого человека в темном углу напрямую, я упала в обморок. А когда очнулась, его там уже не было. Шарлотта медленно кивнула. Она тянула время. – Разумеется, – произнесла она. – Вы ведь вообще склонны падать в обморок, верно, Молли? Детектив Старк показала, что вы один раз упали в обморок на пороге своей квартиры, когда вас арестовали, и еще один раз в полицейском участке, я ничего не путаю? – Да, все верно. Я падаю в обморок в состоянии крайнего нервного напряжения. И я совершенно определенно пребывала в состоянии крайнего нервного напряжения, когда меня ошибочно арестовали. И точно так же я пришла в состояние крайнего нервного напряжения, когда посмотрела в то зеркало и поняла, что в номере я не одна. Шарлотта принялась расхаживать туда-сюда перед трибуной, потом остановилась прямо передо мной. – И что произошло, когда вы пришли в себя? – спросила она. – Когда я пришла в сознание, я снова позвонила на стойку регистрации. Но тогда в номере уже больше никого не было. Только я. Ну, то есть я и труп мистера Блэка, – уточнила я. – Возможно ли такое, Молли, – я не спрашиваю, он это был или нет, – но возможно ли такое, что этим человеком в том темном углу был Родни Стайлз? Адвокат Родни вскочил на ноги. – Возражение! Наводящий вопрос! – Поддерживаю, – ответил судья. – Адвокат, вы хотите переформулировать свой вопрос? Шарлотта некоторое время молчала, хотя я сомневаюсь, что это потому, что она думала. Я в это время внимательно разглядывала Родни. Его адвокат наклонился вперед и что-то шептал ему на ухо. Я задалась вопросом, какими эпитетами меня награждают в этот раз; впрочем, не то чтобы это имело какое-то значение. На Родни был очень дорогой c виду костюм. Когда-то этот мужчина казался мне таким красивым, сейчас же, глядя на него, я лишь недоумевала, что вообще могла в нем находить. После долгого молчания Шарлотта наконец произнесла: – Вопросов больше не имею, Ваша честь. – Она обернулась ко мне. – Спасибо, Молли. Я уже было решила, что все закончилось, но потом вспомнила, что это только половина дела. Адвокат Родни неторопливым шагом направился ко мне и, остановившись прямо передо мной, смерил меня взглядом. Это меня не особенно смутило. Я привыкла к таким взглядам. Мир хорошо меня подготовил. Я сейчас не воспроизведу дословно, что именно было сказано, но помню, что стояла на своем, излагая ту же самую историю в том же самом виде каждый раз, когда меня спрашивали. Я ни разу не запнулась, потому что очень просто говорить правду, когда ты знаешь, где правда, а где нет, и когда ты провел для себя четкую линию. Однако в какой-то миг во время перекрестного допроса адвокат Родни начал наседать на меня особенно яростно. – Молли, в вашей истории есть один момент, которого я до сих пор не понимаю. Вас несколько раз привозили в полицейский участок. У вас была масса возможностей рассказать детективу Старк о человеке, которого вы видели в углу номера в тот день. Тем самым вы, возможно, вывели бы себя из круга подозреваемых. И тем не менее вы раз за разом умалчивали о том, что видели в номере кого-то еще. Вы ни единого слова об этом не сказали. И если поведение вашего адвоката что-то значит, она, по всей видимости, тоже ровным счетом ничего об этом не знала до сегодняшнего дня. Чем вы это объясните, а, Молли? Может, на самом деле там никого не было? Или вы защищаете кого-то другого? Или, когда вы взглянули в то зеркало, все, что вы в нем увидели, это отражение вашего же собственного виноватого лица? – Возражение. Психологическое давление. Самого отвратительного свойства, – вмешалась Шарлотта. – Принимается, за вычетом последней фразы. По залу пронеслись шепотки. – Я перефразирую свой вопрос, – сказал адвокат Родни. – Вы солгали детективу Старк, когда в самый первый раз рассказывали ей о том, что увидели в том гостиничном номере. – Я не лгала, – возразила я. – Напротив. Вы все читали протоколы допроса. Возможно, вы даже смотрели видео с моими показаниями, которые я дала в самый первый день в том грязном полицейском участке. Я практически первым же делом сообщила детективу Старк в самых недвусмысленных выражениях, что, когда я объявила о себе, входя в номер, мне показалось, что в номере был еще кто-то, кроме меня. Я специально попросила ее занести это в протокол. – Но детектив, по всей видимости, подумала, что вы имели в виду мистера Блэка. – Вот почему додумывать за другого человека опасно, – сказала я. – А-а, – отозвался он, расхаживая туда-сюда перед трибуной. – Значит, вы утаили правду. Вы не стали ничего пояснять. Это ведь тоже ложь, Молли. Он покосился на судью, который еле заметно опустил подбородок. Я подумала, что Шарлотта, возможно, вмешается, но она не вмешалась. Она сидела на своей скамье, молчаливая и неподвижная. – А не могли бы вы, Молли, поведать нам, почему вы не сочли необходимым пояснить следователям ваше утверждение о том, что в номере был кто-то еще и что этот человек держал в руках подушку? – Потому что я… – Потому что вы что, Молли? Вы производите на меня впечатление человека, который за словом в карман не лезет, так что давайте проясним этот вопрос. Это ваш шанс. – Я не была на сто процентов уверена, что именно я видела. Я привыкла сомневаться в себе и в собственном восприятии окружающего мира. Я отдаю себе отчет в том, что я другая, понимаете, не такая, как большинство людей. Мое восприятие будет отличаться от вашего восприятия. И потом, люди не всегда меня слушают. Я часто боюсь, что мне не поверят, что мои соображения не примут во внимание. Я всего лишь горничная, никто. И то, что я увидела в тот миг, показалось мне сном, хотя теперь я знаю, что это было наяву. Что там был кто-то, у кого был веский мотив убить мистера Блэка. И это была не я, – сказала я. С этими словами я посмотрела на Родни, а он посмотрел на меня. На его лице появилось совершенно новое выражение. Такое впечатление, что он впервые за все время увидел во мне ту, кем я на самом деле являюсь. Зал взорвался, и судья снова призвал всех к порядку. Мне задали еще несколько вопросов, на которые я ответила четко и учтиво. Но я понимала, что все, что бы я ни говорила дальше, уже не имеет никакого значения. Я понимала это, потому что видела лицо Шарлотты. Она улыбалась, и эта улыбка была для меня чем-то новым, чем-то, что я была намерена добавить в свой мысленный каталог под буквой В, которая означала «восхищение». Я удивила ее, поразила до глубины души, но ничего не испортила. Все выходило по-нашему. Вот что говорила ее улыбка. И она была права. Все действительно вышло по-нашему. Я вновь вспоминаю все то, что произошло вчера в зале суда, и против воли улыбаюсь сама. От моих воспоминаний меня отрывают Сунита и Солнышко, направляющиеся ко мне. Они только что заступили на смену. Обе в безупречно чистой и отглаженной униформе, с аккуратно убранными волосами. Они молча останавливаются передо мной, что совершенно в порядке вещей для Суниты и абсолютно нехарактерно для Солнышка. – Доброе утро, дамы, – приветствую их я. – Надеюсь, вам не терпится поскорее приступить к приведению номеров в идеальное состояние. Обе продолжают молчать. Наконец Солнышко произносит: – Давай. Скажи ей! Сунита выходит вперед. – Я хотела сказать: ты поймала змею. Теперь в траве чисто, благодаря тебе. Я не очень понимаю, что именно она хочет сказать, но вижу, что это комплимент. – Мы все хотим, чтобы в отеле было чисто, так ведь? – О да! Где чистота, там и зелень! Ее слова доставляют мне огромное удовольствие, потому что она цитирует мою же собственную фразу, которую я произнесла на последнем тренинге для горничных. «Где наводят чистоту, там и зелень тут как тут». Под зеленью я имела в виду деньги – чаевые, купюры. Фраза показалась мне весьма остроумной, и мне приятно, что Сунита ее запомнила. – Большие чаевые сегодня и в будущем! – провозглашает она. – Это будет очень хорошо для нас всех, – говорю я. – Ну что, идемте? И мы без промедления беремся за тележки и направляемся к лифтам. Но ровно в ту минуту, когда мы подходим к лифтам, в кармане у меня начинает вибрировать телефон. Двери лифта распахиваются. – Поезжайте сначала вы. Я подожду следующего, – говорю я.