— Ты так говоришь. И все же я тебе не верю. Долгая тишина. Сигруд чувствует, как что-то шевелится среди теней: сухой шорох, приглушенный вздох. — Ты знаешь, кто я такой? — шепчет голос. Граница тени уже всего в нескольких дюймах от ног Сигруда. Он держится очень прямо и напряженно, стараясь изо всех сил не допустить, чтобы локоть или колено соприкоснулись с этой мрачной завесой. — Знаешь, что я могу с тобой сделать? — спрашивает голос. — С Кхадсе ты, конечно, расправился… но я способен на такое, что убийство покажется благостью. Рядом раздается вздох. Шарканье и скрип — что-то тащат по бетонному полу. Рука так болит, что Сигруд не может перестать сжимать ее в кулак. — Вечное блуждание в самой темной ночи, — шепчет голос, теперь с другой стороны. — Бескрайняя черная равнина под далекими звездами… Ты будешь идти, идти и идти, идти так долго, что забудешь, как выглядит твое собственное лицо и кто ты вообще такой. И лишь когда это случится — когда ты забудешь собственное имя, саму идею о себе, — тогда я нарушу твое уединение и задам тебе вопросы. Что-то шипит впереди него. Позади слышится хихикающий звук, но издает его точно не человеческое горло. — И ты, — шепчет голос, — рыдая, расскажешь мне все. Тень приближается. Сигруду кажется, что он стоит в тоненькой трубочке света. Шепот над ухом, как будто существо во тьме нависло над ним со спины: — Хочешь, чтобы я так поступил с тобой? — Нет. — Тогда скажи, кто… Граница темноты дрожит. Сигруд ждет первого удара. Потом невидимка издает досадливое восклицание: — Хм. Сигруд приподнимает бровь. — Хм? Круг света у его ног расширяется, как будто кто-то — или что-то — теряет хватку. Голос говорит: — Кто… кто это делает?! Кажется, у невидимки ужасная мигрень. Сигруд озирается. — Делает… что? Круг света продолжает расширяться. А потом он слышит коров. * * * Мир сдвигается, меняется, искажается. Единственный глаз Сигруда распахивается от полнейшего изумления. Дрейлинг не уверен, когда все изменилось: всего пару секунд назад он был во тьме, и ему угрожало… нечто или некто. Но теперь, и в этом нет сомнений, все обстоит совсем иначе. Ведь прямо сейчас Сигруд стоит посреди бетонного коридора и таращится на гигантское стадо коров, которое бредет мимо и мычит в легком раздражении. Яркий белый солнечный свет льется из-за его спины. Он поворачивается и видит что-то вроде деревянных ворот на скотный двор. Очевидно, что в какой-то момент ворота откроются и коров выгонят наружу, но пока что они топчутся в тесном коридоре и громко выражают недовольство. Сигруд тоже недоволен тем, что ничегошеньки не понимает в происходящем. Звучит странно, и все же в последний раз он был уверен в реальности окружающего мира, когда перерезал глотку Кхадсе. А вот теперь все стало каким-то… податливым. Его окликает женский голос: — Эй! Сигруд оборачивается. Через стадо коров к нему пробирается девушка. Он ее узнаёт: невысокая, бледная континентка с забавным вздернутым носиком… — Ты, — говорит Сигруд. — Я тебя знаю… Континентка изящно огибает последних коров и резко спрашивает: — Какого хрена ты тут устроил? Сигруд понятия не имеет, как отвечать. Он глядит на эту девушку всего-то пяти с половиной футов ростом с пышной гривой черных волос и таким дерзким ртом, словно с ее языка в любой момент может сорваться едкое замечание. Но есть что-то странное в ее глазах: они бледные, блеклые, цвета неправильно окрашенного фарфора — не серые, не синие, не зеленые. Сигруду кажется, что ее глаза созданы видеть… нечто иное. — Ты назвал его по имени? — продолжает девушка. — Назвал вслух?! Да что с тобой такое? Хочешь, чтобы всех убили? Сигруд поднимает руку, словно школьник на уроке, пытающийся ответить на вопрос. — Кажется, я должен признаться, — говорит он, поглядывая на толпящихся впереди коров, — что на самом деле не понимаю, что происходит. — Ха-ха, тоже мне новость! Ты прикончил убийцу? Кхадсе? — Э-э… да. — Почему?! — Потому что он убил Шару Комайд, — говорит Сигруд. — И я не смог это вытерпеть. Девушка тяжело вздыхает, словно ждала такого ответа, но не хотела его услышать. — Понятно. Провались оно все пропадом. — Почему? — Потому что я, — говорит незнакомка, — искала его по той же причине. — Что происходит? Кто ты? Где мы? — То же место. Скотобойня. Незадолго до того как ее перестроили, так что поблизости был дневной свет. Я могу — я попробую! — тебя отсюда вытащить, но… — Погоди, — перебивает Сигруд. — Постой. Ты хочешь сказать, это… прошлое? — Что-то очень близкое к нему, да, — говорит девушка. — Достаточно далекое, чтобы дневной свет былого просочился в настоящее. Он наиболее силен там, где простираются тени, и, хотя это делает его могущественным, оно же влечет за собой кое-какие ограничения. Там, где есть свет, его нет. Сигруд пытается понять. Потом он бледнеет и задает вопрос, который, как он считал, ему не придется задавать ни разу в жизни: — Ты Божество? — тихо говорит он. Девушка с сожалением рассмеялась. — Я? Нет. А вот он… Он старается изо всех сил. Ты ничегошеньки не знаешь, верно? Разве ты не знаешь, что идет война? Теперь нам придется… ой! Она падает на колени, ее лицо искажается от боли. Сигруд смотрит вверх и видит, что стены скотобойни дрожат, а потом мир как будто сжимается в точку… Их захлестывает тьмой, и в конце концов оказывается, что они не на бойне, но внутри крошечного пузыря света, который дрейфует в море теней. В этом пузыре только часть бойни — словно кто-то смотрит на нее через телескоп, кажется Сигруду, и видит лишь миниатюрный кружок изображения, исключая все прочее. — Что происходит? — спрашивает Сигруд. — Я проигрываю, вот что происходит, — рычит девушка. — Часть нас все еще на бойне, в настоящем, с ним. Он может бить по стенам пузырька прошлого, который я создала. И он их разобьет. — Она сдувает прядь волос с лица и стискивает зубы. — Ты хочешь выбраться отсюда? — Да. — Тогда следуй за мной. Не отставай. Если выскользнешь из пузыря, попадешь прямо туда. — Куда? — К нему. В ночь. За пределами этого пузыря — настоящее. А он там. И тебе с ним быть не захочется. Она идет вперед, пробираясь между коровами. Пузырь движется вместе с нею, как будто она проецирует его вокруг себя. Сигруд, встревоженный, бросается следом и старается держаться поближе. — Я наблюдала за Кхадсе много дней, не одну неделю, — говорит девушка, качая головой. — А потом появился ты и начал стрелять… — Что ты знаешь про Кхадсе и Шару? Она косится на него.