— Ну да, я прям возьму и поверю тебе. Человеку, который громко крикнул его имя. — Ты говоришь про Н… — Не смей! Ты хочешь пригласить его сюда?! Прямо к нам?! Сигруд начинает понимать. — Нет. — Хорошо. Держи рот на замке, пока не испортил еще что-нибудь. Они поворачивают за угол и видят две лестницы вниз. Одна освещена газовым светом, другая темная. — Будем надеяться, эта выведет наружу, — бормочет девушка, когда они приближаются к освещенному коридору. Человек в окровавленном фартуке выходит оттуда и минует их без единого слова. Сигруд смотрит на него в недоумении. Он видел эти дверные проемы всего лишь час назад, и оба почти обвалились. — Мы… мы действительно в прошлом? — Отчасти. Это его куски, части. Они нас не увидят. Прошлое не меняется, оно твердое и долговечное. По нему легко передвигаться, от секунды к секунде, как лягушка прыгает по кувшинкам. Ты заметил? — Заметил что? — Переходы между секундами? — Н-нет. — Значит, я делаю хорошую работу. Будем надеяться, что это продлится достаточно долго, чтобы мы смогли выбраться… Они начинают спускаться. Потом границы пузыря снова дрожат, и девушка кричит и спотыкается, словно ее ударили ножом. Сигруд приседает, чтобы помочь ей встать. — Опять? — Я… я больше не выдержу, — говорит она, задыхаясь. — Я думала, что смогу, но он теперь сильнее меня. Я рискую собой, спасая тебя. Он убил стольких из нас и теперь может заполучить меня… Сигруд мало что понимает в происходящем, но до него начинает доходить грубая, причудливая как сон логика того, что предлагает девушка. — Итак… ты хочешь провести нас вниз через прошлую версию скотобойни… а как только мы окажемся снаружи, на свету, вернуть в настоящее? Девушка опять вскрикивает от боли, прижимая пальцы к вискам. — Да! — кричит она. — Ты тупой? — Но ты не сможешь туда дойти, — говорит Сигруд. Она качает головой, слезы текут из ее глаз. — Похоже, не смогу. Сигруд смотрит на радиопередатчик, висящий на поясе. — У меня была стратегия выхода отсюда — на случай, если здание будут штурмовать… но здесь от нее мало толку. — Он быстро соображает. «Какие инструменты могут быть полезны против этого существа? Какие инструменты у нас вообще есть?» Потом у него появляется идея. — Ты можешь хотя бы довести нас до первого этажа? — спрашивает он. — Может, поближе к выходу? — Может. Я попробую. — Ладно. Второй вопрос… — Он роется в своем ранце и вытаскивает кусочки гравированной жести из туфель Кхадсе. — Знаешь, что это такое? Она таращит глаза. — Это… это чудеса, которые были на убийце, верно? Они не давали мне толком рассмотреть его, следить за его передвижениями. «Солнечный свет на горном перевале…» Сигруд щелкает пальцами. — Так вот как оно называется! Я не мог вспомнить. Держи. Засунь в туфли. Быстрее. Сейчас же. — Но… — Немедля! Она садится на ступеньки и делает, что велели, — морщась и кривясь, как будто от болезненного шума в ушах. — Хорошо, — говорит Сигруд. — Теперь третий вопрос. Что бы ни было, э-э, кем бы ты ни была… ты можешь пострадать от взрыва? Она бросает на него сердитый взгляд. — Чего?! — Будем считать, — говорит дрейлинг, — что это значит «да». * * * К моменту, когда они добираются до нижней части лестницы, дела идут так плохо, что девушка уже едва переставляет ноги. Сигруд почти несет ее. — Это плохо, — говорит она, почти теряя сознание. — Не уверена, что смогу хотя бы убежать. — Тебе и не придется, — отвечает Сигруд. — Просто подведи нас как можно ближе к двери. Потом мы зажжем спички, и ты позволишь пузырю лопнуть — я хочу сказать, вернешь нас в настоящее… — Да, да! Я поняла! — Хорошо. Затем ты сделаешь свой ход. Они ковыляют через нижние помещения скотобойни, что-то вроде зоны упаковки и погрузки, куда раньше заезжали и откуда выезжали грузовики и повозки. Граница пузыря дрожит и дребезжит, словно кто-то колотит по ней снаружи, и каждый раз девушка стонет чуть сильнее. — Кто ты? — спрашивает Сигруд. — Ты друг Шары? Шары Комайд? Девушка молчит. — Ты… «М»? Из письма, адресованного Шаре? Она угрюмо смеется. — А ты не дурак. Послушай, убийца, — ты рыбешка в очень большом пруду. Скорее всего, если ты выживешь сегодня — в чем я, честно говоря, сомневаюсь, — то тебя просто поймают на следующей неделе, в следующем месяце или, возможно, завтра же ночью. И когда он поймает тебя, то вытащит все твои секреты из самого нутра. Я не допущу, чтобы среди них оказался и мой секрет. — А если я все же выживу? — Если выживешь и я снова тебя увижу… возможно, передумаю. — Она подозрительно смотрит на него. — Возможно. Сейчас они возле входа на скотобойню. Сигруд аккуратно опускает девушку на пол. Их маленький пузырь прошлого теперь довольно сильно трясется, словно ворота, в которые бьют тараном. — Быстрее, — шепчет она. — Пожалуйста, поторопись… Сигруд сует руку в ранец и достает коробок спичек и пальто Кхадсе. «Слава морям, — думает он, — что я еще курю». Он надевает пальто Кхадсе — оно трещит на дрейлинге, но это наименьшая из его проблем. Потом, двигаясь аккуратно и плавно, он зажигает одну спичку. Вручает девушке, а сам собирает половину оставшихся спичек в пучок и тоже передает ей. Затем зажигает еще одну спичку и берет оставшуюся половину так, что они оба держат по зажженной спичке в одной руке и по пучку незажженных — в другой. Он смотрит на девушку: она тяжело дышит от боли и ужаса. — Готова? — спрашивает Сигруд. — Да. — Тогда вперед. Она закрывает глаза. В тот же самый миг они подносят зажженные спички к незажженным пучкам. Спички ярко вспыхивают, и свет от них столбом пронзает тьму. Пузырь прошлого вокруг них содрогается. Трясется. Растворяется. Тьма с ревом и писком льется со всех сторон — дикие, странные звуки ночного леса…