— Я повредил ваш дом, — произнес он, прервавшись на этапе чтения. — Это не самое страшное из ваших деяний, а с ремонтом мы справимся сами, — все так же глядя на огонь в камине, ответила я. Дракон напряженно дочитал письмо. Смял его, но выбрасывать не стал — нервным движением скрыл в нагрудном кармане, после прошел, и сел в кресло напротив меня. Боюсь, в этот момент напряжение появилось уже в моей позе. — Мисс Ваерти, — тон градоправителя был холоден и даже враждебен, — вы полагаете, я не осознал причин, почему все это вы высказали мне письменно? Не глядя на дракона, столь же холодно ответила: — Полагаю, осознаете. Несколько долгих, очень долгих, томительно удушающих минут, мужчина молчал. Затем все же, не отыскав в себе благородства, коим, по моему мнению, должен обладать каждый джентльмен, произнес: — Я предлагаю вам защиту, верность и свое сердце. Да, я не в силах предложить руку, мне жаль, но я клянусь никогда не вступать в брак до тех пор, пока вы будете со мной. Я заставила себя повернуть голову и посмотреть не на огонь, а на лорда, сидящего напротив меня. Оборот, казалось, сделал черты лица дракона еще жестче — характер, и так весьма сомнительный, становился почти наглядным. Но в остальном… Арнел выглядел мужественным, сильным, уверенным, властным, непоколебимым, решительным, опытным, безусловно мудрым. Да, мудрость данного дракона не подвергалась сомнениям, как, впрочем и помыслы. — Благородное, очень благородное предложение, лорд Арнел, — с усмешкой сказала я. Дракон помрачнел, хотя казалось, он и так уже был более чем мрачен, и заметил: — Сарказм, не так ли? — Именно он, — подтвердила я. — Впрочем, согласитесь, я имею на него полное право. Позвольте припомнить вам одну сказанную вами лорду Давернетти фразу, которая явно не предназначалась для моих ушей, но все же я ее услышала: «И да – выбрать она может мою постель. Собственно, проблем и обязанностей меньше, а на общественное мнение мисс Ваерти давно плевать». Арнел сел ровнее, резкий злой выдох и лорд явственно собирался сказать что-то в свое оправдание, но увидел мою улыбку, и не стал. Действительно, к чему оправдания там, где им не оставили места. Помолчав, я продолжила: — Вы не правы, лорд Арнел, мне не плевать на общественное мнение. Возможно, будь мне семнадцать, я позволила бы чувствам увлечь себя в эту весьма сомнительную связь, но мне двадцать четыре, и одному дракону я уже отдала шесть лет своей жизни. Результат, как вы имеете возможность лицезреть, весьма печален. Дракон стиснул зубы, но говорить не стал ничего. — Мне вовсе не плевать на общественное мнение, — я говорила, все так же глядя на него, — напротив, мне хотелось бы обрести достойное уважения положение в обществе. Я устала, ловить на себе осуждающие взгляды. Мне неприятно, что меня считают дамой унизительного состояния. Я не желаю до конца дней своих ходить, отчаянно сохраняя невозмутимость, и демонстративно «не слыша» всего того, что обо мне говорят. Я прожила так шесть лет, лорд Арнел, и это притом, что у меня не было никакой постыдной связи с профессором Стентоном. А теперь, посмотрите мне в глаза, и повторите еще раз ваше «благородное» предложение. Лорд Арнел все это время смотрел мне в глаза, но едва я договорила… промолчал. — Что ж, — проговорила я, сильнее кутаясь в шаль, — на этом, я полагаю, наш разговор следует считать завершенным. Время позднее, лорд Арнел, вам пора. И на этом я поднялась, недвусмысленно намекая, что визит окончен. Но Арнел остался сидеть в кресле, стиснув зубы и взирая на меня взглядом, в котором ненависти, ярости, и желания было больше, чем огня в полыхающем, чрезмерно наполненном дровами камине. И потому столь явным диссонансом вдруг прозвучало глухое: — Анабель, я не желаю жить без вас. Как неожиданно больно мне стало от этих слов, и все же: — Лорд Арнел, я не желаю жить с вами. Вам пора. Но дракон все так же оставался сидеть в кресле. — Я многим обязан вам, — сдавленно произнес он. — Обойдусь без благодарностей, — нервно отрезала я, отходя ближе к камину. Возможно, прозвучало резко, но воистину… драконья благодарность не самая приятная вещь на свете. Однако лорд Арнел никак не отреагировал на мои слова, и продолжая все так же пристально взирать на меня, он произнес неимоверное: — Поверьте, я и сам ничуть не рад собственным чувствам. Меня бы вполне устроили ваши, более чем устроили. Гораздо приятнее и проще, отвечать притворной взаимностью на искренние чувства, и ничего приятного нет в том, чтобы сгорать от желания сжать вас в объятиях и утолить, наконец, этот безумный голод… Он умолк на полуслове. Я же, с горькой усмешкой переспросила: — Голод? Лишь голод? Лорд Арнел, разве я обед? Всего лишь дичь на охоте? Или может я кусок мяса? О, Боже, вы себя слышите? Я говорю вам о жизни, о своей жизни, а вы мне о голоде! Дракон молниеносно поднялся. Затем медленно приблизился, остановился, в полушаге от меня и, к моему огромному огорчению, счел нужным сообщить: — Да, Анабель, вы для меня голод. Дикий, неистовый, пламенный, возрастающий с каждым днем голод. И я готов уже практически на все, чтобы утолить его. А вы, прожили достаточно долго под одной крышей с драконом, чтобы не осознавать, на что способны драконы, поставившие перед собой цель. Как же горько мне было в этот момент. — Да, лорд Арнел, я прожила под одной крышей с драконом достаточно, чтобы вы сами, при нашей первой и весьма неприятной встрече, назвали меня любовницей престарелого Стентона, — тихо напомнила я. И добавила: — Разговор окончен. Дракон явно не желал молчать, но в состоянии крайней ярости он уже едва ли контролировал себя, и под угрозой окончательного разрушения моего дома, вынужден был удалиться. А миссис Макстон очень вовремя подала мне мятный чай — боюсь, после всего случившегося, я едва ли была в состоянии оставаться в спокойствии. *** Спустя несколько часов, невзирая на крайне позднее время, а часы показывали уже глубоко за полночь, курьер доставил письмо. Мистер Уоллан, по скрипу половиц в спальне профессора догадавшийся, что я не сплю, поднялся и передал мне послание. Мне казалось, что пребываю в состоянии нервного волнения? Увы, истинное нервное волнение пришло едва я увидела имя отправителя. И все же письмо было открыто, а его содержимое прочитано. «Бесценная мисс Ваерти, поверьте, мое послание ни в коем смысле не оскорбит ни вас, ни ваши чувства. Я пишу это в надежде, что вы прочтете все до конца, не предав мое письмо огню. Надеюсь на вашу рассудительность. Итак, приступим. Вынужден признать, я оценил ваш способ выражения помыслов — воистину, писать Вам оказалось гораздо проще, нежели с трудом подбирать слова в вашем присутствии, и пытаться придать смысл выражениям в ситуации, когда единственным желанием является воистину забыть все слова. Возможно, я вас шокирую, но боюсь, добрую половину ваших слов я не слышал вовсе, завороженный видом вас, ваших глаз, ваших губ. К счастью, мне хватило предусмотрительности сохранить ваше письмо, в котором, я полагаю, в гораздо более щадящем мои чувства стиле изложено все то, что вы мне сообщили. Больших усилий для меня стоило прочесть первые строки вашего послания. И я считаю правильным и справедливым сообщить, что мне прекрасно известно — вы солгали. Я пишу это вовсе не желая ранить ваши чувства, надеюсь, вы простите мне прямолинейность. И в моих намерениях вовсе нет желания вас унизить, скорее напротив — я вынужден признать ваш ум, догадливость и невероятную сообразительность и прежде, чем вы бесспорно придете к правильным выводам, не стану отрицать, что я причастен к возникновению вашей симпатии». В этот миг в глазах заметно потемнело, и я, на ощупь найдя спинку стула, тяжело опустилась на него, едва дыша и искренне не веря в происходящее. Однако, даже накатившая слабость, не стала препятствием в желании дочитать это адское письмо. И я продолжила, тяжело дыша и пытаясь сдержать слезы. Далее значилось: «Вы оскорбили меня. По факту, оскорблений было множество, но в полицейском управлении я поцеловал вас лишь с одной целью — облегчить страдания, причиненные вам по моей вине. Что сделали вы? Мисс Ваерти, еще никогда я не ощущал себя так, как в тот день, когда вы столь брезгливо смывали со своего лица мои прикосновения. Я был в бешенстве». Я была в ужасе. «Вы сочли подлыми и бесчестными поступки лорда Давернетти, что ж, вынужден признать, в отличие от меня, он играл открыто и честно. Я, пусть и не осознанно, — нет. Анабель, каждый раз, когда Вы оскорбляли меня — ваши чувства усиливались. От ненависти до любви, мисс Ваерти, от ненависти до любви… Я пытался это остановить. Да, тогда, в полицейском участке, став свидетелем вашей повышенной брезгливости в отношении моей персоны, я сорвался, но после, ощутив сначала искреннюю благодарность, а затем и чувства к Вам, я желал это остановить. До сегодняшнего дня. И, невзирая на то, что для меня использование данных способностей моей расы произошло спонтанно и впервые, в результате я уверен гораздо больше, чем Вы в своих способностях и находчивости». — Мисс Ваерти, — миссис Макстон, и так весьма тревожно спящая в эту совершенно бессонную для меня ночь, приподнялась на постели, — дорогая, с вами все в порядке? Что я могла ответить на это? Я, растоптанная и уничтоженная?! Я… верившая в его благородство до последнего! Я, даже сейчас не способная поверить, что все это правда! — О, все хорошо, — выговорила дрогнувшим голосом. И вернулась к чтению. «Я прекрасно отдаю себе отчет в том, Ваши чувства будут восставать против Ваших желаний. И я понимаю, что битва за Вас с Вами же будет не простой. Я так же не прошу меня простить. Я не жду понимания. Я не желаю оскорбить или же расстроить Вас. Но Вы должны знать — Ваши чувства ко мне будут становиться сильнее с каждым днем, что бы Вы не предпринимали. Сегодня Вы столь пренебрежительно сказали о голоде. Что ж, теперь этот голод ждет и Вас. И Господь Вам не поможет. Адриан». Мне сложно описать мои мысли в тот момент, когда я дочитала это письмо. Я пребывала в смятении. И даже в ужасе. Я ощущала разом и ужас и ярость, я… Вздрогнула, когда внизу вновь раздался стук в двери. Едва дышала, слыша шаги мистера Уоллана пока он поднимался по лестнице.