— Слушайте, что-то вас заносит, мистер. Дэнни отстранил менеджера и через весь зал направился к эстраде с музыкантами. «Султаны» заметили его и переглянулись: узнали копа, не впервой. Ударник оставил свои барабаны; трубач отошел назад и встал у ведущего за кулисы задника; саксофонист перестал прилаживать мундштук. Дэнни взошел на помост, щурясь от яркого света рампы. Он посчитал саксофониста за главного и решил разговор с ним вести помягче — они были на виду всего зала, заполненного публикой. — Служба шерифа. Я насчет Марти Гойнза. Первым в разговор вступил ударник: — Марти чист. Только прошел курс лечения. Подсказка другим, если не желание бывшего осужденного поспешить выгородить коллегу. — А я и не знал, что он наркоманил. Саксофон хмыкнул: — И не один год, но завязал. — Где лечился? — Лекс. Больница в Лексингтоне, штат Кентукки. Это насчет условно-досрочного освобождения? Дэнни отступил на шаг, чтобы видеть всех сразу: — Вчера ночью Марти убили. Скорее всего, его увезли отсюда сразу после вашего последнего номера. У всех троих последовала естественная реакция: трубач перепугался, скорее всего, он вообще боялся полиции; ударника охватила дрожь; сакс тоже сильно струхнул, но повел себя агрессивно: — У всех нас алиби — на тот случай, если вы об этом не знаете. Дэнни подумал: «Мир праху твоему, Мартин Митчел Гойнз» — и сказал: — Знаю, что вы ни при чем. Просто ответьте мне на простые вопросы. Были ли у Марти враги, и если да, то знаете ли вы, кто именно? Может быть, у него были какие-то сложности в отношениях с женщинами? Объявлялись ли здесь какие-то его дружки-наркоманы? — Марти был скрытный — могила, блин, — говорил сакс. — Знаю только, что как черт хотел вылечиться и рванул в Лекс. Нарушил условия условно-досрочного. Считай, стал лицом, скрывающимся от правосудия. Это ж каким штыком быть надо: федеральная лечебница — там же проверить в два счета могут. Но у Марти, всё, блин, молчком. Мы даже не знали, где он кантовался. Дэнни смерил его взглядом и перевел глаза на трубача, стоявшего почти вплотную к заднику сцены и державшего трубу как икону, которая оградит его от нечистой силы. Трубач сказал: — Мистер, у меня есть кое-что для вас. — Что? — Марти сказал мне, что встречается с каким-то человеком после ночного номера, и я видел, как он пошел на стоянку у «Зомби». — Он сказал, как этого человека зовут? — Нет, не сказал. — Он что-нибудь еще говорил — что они собираются делать или еще что-то? — Нет, но сказал, что скоро вернется. — Может, он хотел купить дозу? Саксофонист вперил в карие глаза Дэнни свои — голубые: — Слушай, чувак, я ж, блин, сказал тебе, Марти завязал и развязывать не собирался. В зале поднялся шум: в ноги Дэнни полетели скомканные бумажные салфетки. Глаза ему слепили огни рампы, по груди текли струйки пота. Кто-то крикнул: — Вали отсюда, притырок! В зале захлопали, в спину Дэнни угодил недоеденный цыпленок. Саксофон насмешливо улыбнулся, облизал мундштук и подмигнул Дэнни. Подавив желание вбить саксофонисту инструмент в глотку, Дэнни быстро покинул клуб через боковой выход. Вечер был прохладный, и взмокший Дэнни быстро продрог. В глазах пульсировали неоновые огни. Отрывочные мелодии сливались в какую-то какофонию, а гигантский негр-лунатик на крыше «Зомби» высился ночным кошмаром. Дэнни поежился и направился к входу в клуб. Увидев служебный жетон, привратник впустил Дэнни в помещение, заполненное дымом и разноголосым гамом; джаз-банд в передней части зала переходил на крещендо. Находившийся в левом углу бар формой походил на гроб и был украшен эмблемой клуба — негром-лунатиком. Дэнни направился прямо туда, уселся на табурет, поманил пальцем белого бармена, вытиравшего стаканы. Бармен положил перед ним салфетку. Перекрывая шум, Дэнни крикнул: — Двойную! Как по мановению ока появился стакан; Дэнни одним махом прикончил бурбон; бармен снова налил. Дэнни снова выпил и почувствовал, что нервное напряжение спадает. Музыка кончилась оглушительным аккордом. Зажегся свет, публика зааплодировала. Когда шум улегся, Дэнни сунул руку в карман, выудил пятидолларовую бумажку и фото Гойнза. — С вас два зеленых, — сказал бармен. Дэнни сунул пять долларов в карман рубашки бармена и сунул под нос фото: — Знаешь его? Бармен прищурился: — Он теперь старше? Может, прическа теперь другая? — Снимок шестилетней давности. Видел его? Бармен вытащил очки, надел их и отставил фото на длину вытянутой руки: — Он что, тут где-то поливает? Дэнни не понял вопроса, подумал, что жаргонное словцо относится к сексу: — Что вы имеете в виду? — Ну лабает, джазует, играет в оркестре — по соседству? — Тромбонист в «Бидо Лито». Бармен щелкнул пальцами: — Да, я его знаю. Кажется, зовут Марти. Закладывает за галстук у нас между номерами в «Бидо», там с Рождества ошивается. У них в баре обслуживают только клиентов. Алкаш типичный, вроде того… «Вроде тебя», — подумал Дэнни. Хмель немного исправил ему настроение. — Вчера вечером его видел? — Видел. Он шел с каким-то парнем к машине на углу Шестьдесят седьмой улицы. Нагрузился, видать, по полной. Может… Дэнни подался вперед: — Что — может? — Может, и наширялся. Наверно, просто был поддатый. Поработаешь в джаз-клубах, быстро на это дело подсядешь. В общем, парень этот, Марти, плелся так, как будто подогрелся уже. Другой парень поддерживал его за плечи и в машину помог сесть. — А теперь помедленнее и по порядку, — сказал Дэнни. — Мне нужно описание машины и второго парня. Все детали. Бар уже заполняли посетители — негры в «зутах»,[18] чуть позади них — женщины в платьях и макияже под Лену Хорн.[19] Бармен окинул взглядом толпу посетителей, потом взглянул на Дэнни: — Было это примерно от четверти первого до без четверти час, где-то так. Марти этот и тот тип шли по тротуару, наискосок. Машина — «бьюик», я узнал по боковым «иллюминаторам». А о том парне помню только, что он был высокий и седой. Я видел их немного сбоку и еще подумал, что хорошо бы иметь такие волосы. А теперь, если вы не против, я обслужу клиентов. Дэнни уже хотел возразить, но бармен обернулся к бородатому человеку с альт-саксофоном на шее: — Коулмен, ты знаешь белого тромбона из «Бидо»? Марти, как его там? Коулмен перегнулся через стойку, схватил две пригоршни льда и прижал к лицу. Дэнни внимательно его оглядел: высокий блондин, лет под тридцать, совершенно неординарной внешности, будто попал сюда из мюзикла, на который его таскала Карен Хилтшер. Голос у него звучал гнусаво и устало: — Знаю, конечно. Говорят, совершенно позорный звук. А что? — Расскажи, что знаешь, этому джентльмену из полиции. Дэнни указал на свой стакан — он уже вдвое превысил свою вечернюю норму. Бармен наполнил стакан и отошел. Саксофон спросил: — Вы из семьдесят седьмого? Дэнни опорожнил стакан и машинально протянул руку: — Апшо. Из управления шерифа, Западный Голливуд.