— Клэр, мне хочется поработать на профсоюз, а не подлизываться к старым перечницам, выпрашивая деньги. — Это у вас впереди. А они вовсе не старые перечницы, если женщин моего возраста вы не считаете старухами. Начало положено. — А сколько вам лет — тридцать один, тридцать два? Грубый комплимент рассмешил Клэр: — Дипломат. А вам сколько? Дэнни стал вспоминать, сколько лет Теду Кругману, вспомнил не сразу. — Двадцать шесть. — Так вот: я стара для мальчиков и еще молода для альфонсов. Годится такой ответ? — Уклончиво. Клэр рассмеялась и принялась вертеть пепельницу. — В мае мне будет сорок. Так что за вашу арифметику спасибо. — Я серьезно. — Неправда. Вытаскивать рыбку сейчас пока не время. — Клэр, вы доверяете мне в политическом отношении? — Да, доверяю. — Тогда у меня есть предложение. Давайте встретимся помимо нашей работы в союзе. Лицо Клэр — сама нежность; Дэнни захотелось влепить ей пощечину, чтобы эта сучка пришла в ярость и стала достойным врагом. — Я — серьезно. Сама искренность. Комми-вариант. — Тед, я помолвлена. — Мне все равно. Клэр открыла сумочку, достала оттуда дохнувшую тонким ароматом визитную карточку и положила на стол. — По крайней мере, мы ближе познакомимся. Сегодня вечером несколько членов нашего союза собираются у меня дома. Подходите к концу встречи, я вас с ними познакомлю. Вам многое станет ясным, а мы потом съездим куда-нибудь и поговорим. Дэнни взял визитку. — В котором часу? — В восемь тридцать. Ну, он будет там пораньше — настоящий коп, настоящая работа. — Буду ждать. Клэр де Хейвен полностью собой овладела, взгляд твердый и полный достоинства. — Я — тоже. Кругман снова стал Апшо. Дэнни поехал в голливудский участок, оставил машину за три квартала и пошел пешком. Майк Брюнинг встретил его в дверях для личного состава с улыбкой: — Вы мой должник, помшерифа. — За что? — Те парни из вашего списка уже под наблюдением. Дадли распорядился, так что вы и у него в долгу. — Отлично, — улыбнулся Дэнни. — Кто они? Дали им мой телефон? — Нет. Это, если можно так сказать, выкормыши Дадли из убойного отдела. Ребята толковые, но они докладывают только Дадли. — Брюнинг, следствие веду я! — Понимаю, Апшо. Вам просто здорово повезло, что дали еще людей; Дадли тоже на большое жюри работает и сделал вам такой подарок. Скажите ему спасибо, черт возьми. У вас и звания толком нет, а под вами семь человек. В ваши годы мне приходилось утюжить бомжей по подворотням. Дэнни молча прошел в комнату, где толпились оперативники в гражданском и полицейские в форме и что-то со смехом обсуждали у доски объявлений. Он глянул туда из-за их плеч и увидел карикатуру еще более гадкую, чем была та, что сорвал Джек Шортелл. Микки Коэн, с клыками, с кипой на макушке, огромным членом дерет в задницу парня в форме управления шерифа округа. У того из кармана сыплются купюры. Из уст Коэна вылетают слова: «Смотри веселей, милок! Микки К. дает кошерными!» Дэнни растолкал полицейских в синей форме и сорвал с доски карикатуру; повернулся и на глазах зло смотревших на него копов разорвал листок на мелкие клочки. Полицейские сначала остолбенели, потом раздались возмущенные голоса. Сквозь толпу синих пробрался Джин Найлз и смерил Дэнни взглядом. — Разговаривал с парнем по имени Лео Бордони. Он сразу все не выболтал, но я уверен, что его уже допрашивали. Я думаю, что допрашивал его ты, и сделал это в квартире Гойнза. Когда я описал ее, у него был вид, будто ему там все знакомо. Комната поплыла у Дэнни перед глазами; только Найлз был в фокусе. Дэнни сказал: — Я сейчас занят, сержант, — твердо, голосом начальника. — Иди в жопу со своим «занят». Ты лезешь на мою территорию. И переговоры по рации ты услышал не у пончиковой на Вестерн, и я, черт тебя дери, знаю, где ты получил эту информацию. Если я это докажу, тебе… — Я занят, Найлз. — В жопу твое «занят». У меня было верное дело по грабежу, пока ты не появился с этими мудацкими гамаками. Ты просто помешался на голубых, спятил, да ты, видно, сам педераст! Дэнни молниеносно врезал ему с правой, с левой в челюсть; застигнутый врасплох Найлз мотнул головой, но не шелохнулся. Копы в синем попятились. Дэнни хуком махнул ему в живот. Найлз увернулся и сильнейшим апперкотом откинул Дэнни на стенку. Дэнни замер, сделал вид, что оглушен и стоит неподвижной целью. Найлз с размаху послал свой кулак ему в корпус. Дэнни увернулся, кулак Найлза ударился в стену — хруст костей, вопль Найлза. Дэнни отошел на шаг, развернул Найлза и выдал ему серию ударов в печень — Найлз скрючился. Дэнни почувствовал, что синие начали на него наседать. Кто-то крикнул: — Прекратите! — Сильные руки обхватили его и подняли над полом. Невесть откуда возник Джек Шортелл, шепнув на ухо: — Тихо, тихо. Отпустил его, и тут раздался крик: — Командир идет! Дэнни, поддерживаемый старым коллегой, прихрамывая, дал вывести себя из участка через задний ход. Кругман — Апшо — снова Кругман. Шортелл подвез Дэнни до его машины и взял с него слово, что тот отправится выспаться. Дэнни едет домой — его то охватывает полузабытье, то он дрожит от возбуждения. Под конец его одолевает полное изнурение, и только воспоминания о пикировке с Клэр удерживают Дэнни от того, чтобы заснуть за рулем. С мыслями об этом он направился в спальню, даже не взглянув на бутылку Консидайна. Накрылся вместо одеяла курткой Кругмана и мгновенно уснул. И приснились ему странные женщины и ОН. 1939 год, школьная танцулька в Сан-Берду. Через усилители громыхают Гленн Миллер[56] с Томми Дорси,[57] а Сюзан Леферт выводит его из спортзала и заманивает в раздевалку для мальчиков пол-литровой банкой со шнапсом. Там она расстегивает ему рубашку, лижет грудь и покусывает за волосы. Он силится себя возбудить и смотрит на свое тело в зеркало, но продолжает видеть Тима… Ему становится хорошо, но отзывается болью, и все оборачивается как-то плохо. Он говорит Сюзан, что встретил взрослую женщину и хочет остаться ей верным, она напоминает ему самоубийцу Донну, которая купила ему чудную куртку, настоящую, какую носили летчики в войну. Сюзан спрашивает: «В какую войну?» Действие прекращается, потому что Дэнни вдруг осознает, что до Перл-Харбора еще два года. Потом появляется высокий седой человек без лица, голый; все окружили его, и, украдкой заглядывая в его лицо, он мягко входит в рот Сюзан… Потом — коридор, все стены в зеркалах, он преследует ЕГО. Внезапно налетают Карен Хилтшер, Рокси Босолей, Дженис Модайн и кучка шлюх с Сансета… он начинает извиняться: — Не могу сегодня, мне надо учить уроки… Я не танцую, я стесняюсь… В другой раз, ладно?.. — Золотце, не напрягайся. Мы тебе поможем… — Я не хочу… — Ну, давай… — Клэр, после Донны у меня не было таких женщин… Клэр, я так тебя хочу, как трахал Донну и других женщин. Им так это нравилось, а я это раньше так любил… …Он уж догонял ЕГО, уже яснее видит вертлявую, развратную фигуру седого человека. Призрак резко оборачивается; у него нет лица, но тело — Тима, и член у него больше, чем у Демона Дон Эверсола, любившего валандаться в душевой, ловить воду своей огромной чашей крайней плоти и ходить, напевая: «Приди, испей из моей чаши любви»… Страстные поцелуи, сплетенные тела, они слились воедино, и Клэр выходит из зеркала со словами: «Это невозможно». Потом выстрел, еще и еще. Дэнни проснулся только на четвертом звонке телефона. Почувствовал, что взмок от пота так, что в постели было сыро, будто он обмочился. Скинул куртку, штаны были мокрыми. Нащупал телефон и прохрипел: