Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 7 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Там, в актовом зале, я сперва думала, что могу помочь мальчику-привидению, если увижу, что с ним случилось. Но тогда Джейкоб сказал, что все это вообще не так. Раньше Джейкоб ничего подобного не говорил, он вообще никогда ничего не рассказывал о Вуали. Я думала, что он и сам не знает, почему меня так тянет туда. И о том, как мне удается туда попадать. Но что, если он все-таки знает, но только не говорит мне? Сейчас он слышит все мои мысли, вопросы, сомнения. – Правило номер семь, – говорит он. – Не суй нос в чужие дела. Ну да, конечно, думаю я. Но первое-то правило дружбы гласит: у друзей нет секретов друг от друга. Джейкоб вздыхает. – Я не могу все тебе рассказать, Кэсс. У нас… – он взмахивает рукой, – есть свои правила. – И что это за правила? – не отстаю я. – Правила как правила! – огрызается Джейкоб, краснея. Мне неприятно видеть друга огорченным, и я замолкаю. Ну, то есть, я не могу совсем перестать думать об этом – очень громко, к тому же, – но Джейкоб притворяется, что не слышит, а я больше не задаю вопросов вслух. – Хочешь, бери не пять, а шесть комиксов, – говорю я вместо этого. Он надувает губы, но мне почему-то кажется, что это не всерьез. Мне очень нравится отходчивость Джейкоба: если он и разозлится, то ненадолго. Все плохое мигом забывается. – Ладно, семь, – говорю я, когда мы добираемся до моей улицы. – Но окончательный список должна одобрить я. И никакого «Бэтмена». Он глядит на меня с напускным ужасом. – Для тебя нет ничего святого! Я поднимаю фотоаппарат и гляжу на счетчик кадров – интересно, получится ли хоть что-нибудь из того, что я нащелкала сегодня за Вуалью? Замечаю, что остался один последний кадр. – Улыбнись, – я навожу камеру на Джейкоба, а он успевает вскинуть руку в победном жесте. Но, пока я снимаю, он не смотрит в объектив. Он никогда в него не смотрит. – Ты разве не слышала? – шутит он обычно. – Фотографии крадут душу. Да и вообще, не люблю я высовываться. Щелк. Мы идем дальше. Вот уже и мой дом показался – старый викторианский дом, так и кажется, что в нем должны быть привидения. (Их там нет.) (Не считая Джейкоба.) (А он не в счет.) – Это грубо, – бурчит он, идя за мной по пятам. Я снимаю кроссовки и бросаю их у входа, рядом со стопкой книг. Кабинет тоже набит книгами под завязку, и в коридоре их полно. В основном это научные труды – история, религия, мифология, этнография, – но есть и романы. А еще книги с именами моих родителей на обложках и названием серебряными или золотыми буквами: ОККУЛЬТУРОЛОГИ Это, понимаете ли, игра слов, потому что культуролог – это человек, который изучает и исследует разные явления культуры, а слово оккультный указывает на явления, связанные с потусторонним миром. Мои родители написали целую серию книг, сейчас они заканчивают шестой том. Их книги похожи на исторические, только в них вплетены рассказы о привидениях, перемешаны правда и мифы. Представьте, они довольно популярны у читателей. Я останавливаюсь, беру в руки одно из последних изданий, смотрю на фотографию на задней стороне обложки. На ней худощавый мужчина в твидовом пиджаке, темные волосы начали седеть на висках (это папа). Под мышкой у него большая тетрадь, на носу очки. Рядом с ним женщина в светлых брюках и цветастой блузке. Ее буйные темные кудри собраны в довольно-таки неряшливый пучок, сколотый авторучками вместо шпилек. В руках у нее открытая книга, с разлетающимися, как от ветра, страницами (это мама). А в ногах у них свернулся шар черного меха с зелеными глазами. Это наш котик, Мрак. Общее впечатление: то ли история, то ли магия, плюс небольшая доля старых добрых суеверий. Забавно, что папа вообще не верит в существование привидений (но издателю как раз нравится, что папа такой скептик, потому что благодаря этому рассказанные истории кажутся читателям более «реалистичными» и «понятными»). Словом, мои родители – отличная, сплоченная команда: папа ученый, а мама мечтательница. Он пишет о прошлом, а она раскручивает истории с привидениями, опираясь на всевозможные а вдруг и что, если. А я? Я держусь от этого в стороне. Потому что родители не знают обо мне всей правды. Я так и не рассказала им, что действительно случилось со мной в реке. Не рассказала ни о Вуали, ни о том, что вижу по другую сторону. Мне кажется, что я должна сохранить это в тайне. Вот и получилось, что мои родители рассуждают и пишут о призраках, хотя и не видят их.
А я вижу призраков, но не хочу рассуждать или писать о них. Кажется, это называется парадоксом. – Эй! – зову я. – Есть кто-нибудь? Из глубины коридора доносится мамин голос – она у себя в кабинете, разговаривает по телефону. По тому, как она говорит, нетрудно догадаться, что у нее берут интервью. – Считаю ли я, что в мире много непонятного и непостижимого? – повторяет мама. – Конечно. Было бы крайне самонадеянно утверждать обратное… Мама выглядывает из дверей (ее пучок, как всегда, напоминает дикобраза, столько в нем ручек) и с улыбкой машет мне, а сама продолжает разговор: – Духи, привидения, призраки, фантомы, называйте их как хотите… Одной рукой она обнимает меня, не переставая тараторить. – Конечно, кое-что наука может объяснить, но когда разные люди наблюдают одни и те же сверхъестественные явления, видят одно и то же привидение, рассказывают почти об одном и том же, мы должны задаться вопросом: в чем причина? Мама прикрывает трубку рукой. – Папа уже едет домой, – шепчет она мне в волосы. – Не уходи далеко. Нам нужно поговорить. Нам нужно поговорить. Три слова, от которых сразу становится не по себе, и я бы не прочь услышать объяснение, но мама уже отвернулась. – О да, – это она говорит уже интервьюеру. – Я действительно ощущала присутствие призраков. Вполне вероятно. – Я их видела. Джейкоб машет рукой у нее перед глазами. Менее вероятно. Что самое странное, мама вроде как знает о Джейкобе. Потому что, когда постоянно болтаешь с невидимым лучшим другом, рано или поздно наступает момент, когда приходиться объяснять, кто твой собеседник. Но я не знаю, верит ли мама в потусторонние силы и все такое, или только хочет в них верить, потому что с ними мир становится интереснее. Она говорит, что у нее на самом деле были какие-то сверхъестественные переживания и что у нас наследственная «чувствительность» к паранормальным явлениям. Еще она говорит, что когда дело касается странного и необъяснимого, важно сохранять непредубежденность. Но я точно знаю, что мама не смотрит на меня свысока, как папа, когда речь заходит о Джейкобе. Она не говорит о нем, как о воображаемом друге, и не подкалывает, спрашивая с явной насмешкой, как он себя сегодня чувствует или что он хочет на ужин. Если Джейкоб хочет что-то ей сказать через меня, она слушает. При мысли о пропущенном обеде у меня бурчит в животе, и я пробегаю мимо маминого кабинета на кухню и делаю себе АМ + Б + ШЧ, то есть, арахисовое масло, банан и шоколадные чипсы, то есть, самый вкусный в мир сэндвич, что бы там ни говорил Джейкоб. (Думаю, ему просто завидно, что он не может попробовать.) Половину сэндвича я сразу запихиваю в рот, вторую убираю в холодильник на потом и стрелой несусь к себе наверх. У меня на кровати спит Мрак, наш котик. В реальной жизни он не очень похож на свой портрет в книге. У Мрака совершенно отсутствует то, что мама называет природным кошачьим достоинством. Вот сейчас, к примеру, он лежит кверху брюхом, раскинув лапы, как делают собаки по команде «умри». Когда я с грохотом швыряю на пол рюкзак, кот даже не вздрагивает. Я чешу его за ушком – надо же проверить, жив ли он – и ныряю в каморку, которая раньше была моим шкафом. Переделать ее мне помог папа. Как-то мы с ним потратили выходные, вытаскивая оттуда полки, и превратили тесный закуток в отличную фотолабораторию. Там есть стол с бобинами для пленки, проявочный бачок, увеличитель, фотобумага и кюветы для химических растворов. И даже натянут стальной трос с прищепками, для просушки отпечатков. Все, что нужно фотографу. Джейкоб уже поджидает меня – он не тратит времени на такие штуки, как двери и лестницы. Пожав плечами, он прислоняется к стене. – Есть свои плюсы в том, что ты призрак. Ходить кратчайшим путем. Я снимаю с плеча фотоаппарат, прокручиваю пленку, потом открываю заднюю крышку и вынимаю кассету. А потом закрываю дверь, и бывший шкаф – вместе с нами – погружается в полную тьму. Хм, тьма была бы полной, если бы Джейкоб немного не… сиял. Свечение не слишком яркое, больше всего напоминает лунный свет. Пленка от него не засвечивается, да и я мало что могу рассмотреть, поэтому больше доверяю свои рукам и действую на ощупь. Я вскрываю кассету и извлекаю пленку. Накручиваю ее на маленькую металлическую шпульку и опускаю в проявочный бачок – он похож на коротенький термос. Теперь можно щелкнуть выключателем – и в лаборатории вспыхивает тусклый красный свет. Теперь на нас обоих зловещие багровые отблески, как будто мы персонажи ужастика. Джейкоб размахивает скрюченными пальцами и издает леденящие душу звуки. Я наливаю воды, чтобы промыть пленку в термосе, потом проявитель. Встряхиваю контейнер. Пока я всем этим занимаюсь, Джейкоб рассуждает вслух, какой выпуск «Тора» лучше взять с собой на каникулы: 57-й или 62-й. Наконец, негативы готовы, и я вешаю пленку сушиться. Пройдет несколько дней, прежде чем с нее можно будет печатать.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!