— Да, мадам, — ответила Алтеа, выходя из комнаты. — Итак, — произнесла мисс Королек, оборачиваясь к врагу, — вот как мы поступим. Вы прикажете своим людям беспрепятственно выпустить нас отсюда, или мы вас убьем. Если мы будем вынуждены это сделать, я вас уверяю, мы это сделаем. А после этого раскромсаем ваш вонючий труп на куски и начнем выбрасывать их в отверстия во льду. Я уверена, вашим людям это вряд ли придется по вкусу, зато у нас будет полным-полно времени, чтобы решить, что нам делать дальше. Каул пожал плечами. — Ну ладно. — Вы о чем? — поинтересовалась мисс Королек. — Я думал, что сумею вас запугать, — ответил он, — но вы правы, я предпочитаю остаться в живых. Так что отведите меня к одному из этих ваших отверстий во льду, и я сделаю то, о чем вы просите. Я прокричу своим людям внизу все ваши требования. Вошла Алтеа с брюками в руках и бросила их Каулу, который наконец-то смог одеться. Мисс Королек, вооружив Бронвин, клоуна и Сергея Андропова обломками сосулек, поручила им охранять тварь. Устремив острые ледышки Каулу в спину, наши друзья вывели его в коридор. Но когда мы все проходили через тесный темный кабинет, ведущий в комнату совещаний имбрин, все пошло не по плану. Кто-то споткнулся о матрац и упал, затем откуда-то из темноты послышались звуки борьбы. Эмма зажгла огонь как раз вовремя, чтобы успеть заметить, что Каул куда-то тащит за волосы Алтеа, которая размахивала руками и пыталась ударить его ногой. Не обращая на ее сопротивление никакого внимания, он поднес к ее горлу сосульку и объявил: — Держитесь подальше, если не хотите, чтобы я проткнул ей яремную вену. Мы пошли за Каулом, держась от него на почтительном расстоянии. Он втащил Алтеа в зал совещаний, а затем на овальный стол. Обхватив ее шею удушающим захватом, он поднес сосульку к ее глазу и закричал: — Слушайте мои требования! Впрочем, больше он ничего не успел произнести, потому что Алтеа выбила сосульку у него из рук. Та взлетела и вонзилась острым концом в страницы Карты Дней. Пока губы Каула складывались в изумленное «о», ладонь Алтеа сомкнулась вокруг ширинки его брюк, и «о» расползлось в стороны, превратившись в гримасу шока. — Вперед! — завопила Эмма, и мы — я, Эмма и Бронвин — бросились к ним. Но пока мы бежали, эта и без того просторная комната начала как будто увеличиваться в размерах. Всего несколько секунд спустя сражение между Алтеа и Каулом обрело иной оборот. Каул выпустил девочку и упал на стол, вытянув руки и пытаясь дотянуться до сосульки. Алтеа упала с ним, но продолжала крепко держаться за его ногу. Теперь обе ее ладони плотно сжимали его бедро. По нижней половине тела Каула стремительно расползалась ледяная корка, парализуя его от пояса и ниже и примораживая руки девочки к его ноге. Он дотянулся до сосульки одним пальцем, затем всей ладонью. Застонав от усилия и боли, он вырвал ледышку из Карты и изогнул свое тело таким образом, что острие почти касалось спины Алтеи. Он визжал, требуя, чтобы она прекратила, отпустила его и растопила лед, и угрожал в противном случае вонзить сосульку прямо в ее тело. До них оставалось каких-то несколько ярдов, но Бронвин схватила меня и Эмму и остановила нас, не позволяя бежать дальше. — Прекрати! Немедленно прекрати это! — визжал Каул. Его лицо было искажено болью, лед стремительно наползал на его грудь и плечи. Еще несколько секунд, и его руки от плеч до самых кистей тоже оледенели бы. Алтеа не прекратила. И тогда Каул исполнил свою угрозу. Он воткнул сосульку прямо ей в спину. Девочка напряглась от шока, а затем застонала. Мисс Королек подбежала к ним. Она звала Алтеа по имени, но лед, успевший захватить в плен б о льшую часть тела Каула, уже стремительно отступал. К тому времени, как мисс Королек оказалась рядом с ними, тварь уже была почти свободна. Тут мы увидели, что весь лед вокруг нас тоже тает. Он исчезал и испарялся так же быстро, как жизнь покидала Алтеа. С чердака дождем струилась талая вода, а по обмякшему телу Алтеа стекала кровь. Девочка покидала нас, лежа на руках мисс Королек. Бронвин сжимала одной рукой горло Каула, а второй его тающее оружие. Мы также слышали, как тает снег и лед на нижних этажах. Вот он уже исчез со стекол. Мы бросились к окнам и увидели, как вода хлещет из здания на улицу, где солдаты в серой форме повисли на фонарных столбах и пожарных кранах, спасаясь от потока ледяной воды, угрожающего смыть их своими мутными волнами. Затем мы услышали грохот их сапог на лестнице под нами и на крыше. Мгновение спустя они ворвались в комнату, держа наготове ружья и выкрикивая угрозы. Некоторые из них были в очках ночного видения, и все они буквально топорщились оружием — ручными пулеметами, пистолетами с лазерными прицелами, боевыми ножами. Чтобы оторвать Бронвин от Каула, потребовались усилия трех солдат. Держась за свою почти раздавленную трахею, он с трудом просипел: — Уведите их и не церемоньтесь! Мисс Королек кричала, умоляя нас подчиниться. — Делайте то, что они говорят, чтобы они вас не ранили! Она продолжала сжимать в объятиях тело Алтеа, и твари начали с нее. Вырвав девочку у нее из рук, они пинками повалили имбрину на пол. Один из солдат выпустил пулеметную очередь в потолок, чтобы запугать всех остальных. Когда я увидел, что Эмма собирается сделать ладонями огненный шар, я схватил ее за руку и взмолился, чтобы она остановилась. — Прошу тебя, не надо, они тебя убьют! Тут же мне в грудь врезался приклад винтовки, и я, задыхаясь, упал на пол. Один из солдат связал мне руки за спиной. Я услышал, как они нас пересчитывают. Каул лично называл наши имена, позаботившись о том, чтобы нашли даже Милларда. Разумеется, проведя с нами последние три дня, он не только знал всех нас поименно. Он знал все о каждом из нас. Меня рывком поставили на ноги и вытолкали в коридор вместе с остальными. Рядом со мной, спотыкаясь, брела Эмма. У нее в волосах была кровь, и я прошептал ей: — Пожалуйста, не перечь им, делай все, что они скажут. Эмма не ответила, но я знал, что она меня услышала. На ее лице застыло смешанное выражение ярости, страха и шока. Мне почудилось также, что она жалеет обо всем отнятом у меня только что. На лестнице, пенясь, бушевала река — бешеный водоворот сливающихся в один поток каскадов. Путь вниз был отрезан, оставалось идти наверх. Нас пинками погнали по лестнице и вытолкали на крышу, под лучи яркого дневного света. Все мои друзья были мокрыми, замерзшими и насмерть перепуганными. Все хранили угрюмое молчание. Все, кроме Эммы. — Куда вы нас ведете? — громко поинтересовалась она, одновременно пытаясь освободить скованные за спиной руки. Каул подошел и ухмыльнулся ей прямо в лицо. — В совершенно особое место, — ответил он. — Туда, где пригодятся ваши странные души, все до последней капли. Эмма вздрогнула, а он захохотал и отвернулся, продолжая потягиваться и зевать. Из его лопаток торчали странные узловатые выросты, похожие на обрубки крыльев, — единственный внешний признак того, что этот извращенец состоял в родстве с имбриной. С крыши соседнего здания раздались голоса. Там тоже были солдаты. Они прокладывали между крышами раскладной мост. — Что делать с мертвой девочкой? — спросил один из солдат. — Ах, какая потеря! — прищелкнул языком Каул. — Я с удовольствием пообедал бы ее душой. Душа как таковая совершенно безвкусна, — продолжал он, обернувшись к нам. — Ее естественная структура похожа на желатин или какую-то пасту. Но если ее хорошенько взбить с толикой провансаля и подать к белому мясу, она весьма съедобна. Он громко расхохотался и еще долго не мог успокоиться. Когда твари начали по очереди проводить нас по раскладному мосту, я ощутил уже знакомый спазм внутренностей, очень слабый, но набирающий силу. Это размороженная пуст о та постепенно возвращалась к жизни. * * * Десять солдат вывели нас из петли под прицелами автоматов. Мы прошли мимо ярких палаток, балаганов и посетителей ярмарки, наблюдавших за происходящим с открытыми ртами; миновали паутину грязных переулков с их лотками, торговцами и оборванными детишками; склад с горами ношеной одежды — и спустились в подземку. Солдаты подгоняли нас прикладами и окриками, требуя идти быстрее и молчать, хотя и без этого на протяжении последних нескольких минут никто не проронил ни слова. Также от нас требовали не поднимать головы и, во избежание новых ударов, следовать строго друг за другом. Каула с нами уже не было. Он остался в оттаявшем здании с большой группой солдат, которой, по его словам, предстояло «осушить территорию», что, судя по всему, означало прочесывание петли на предмет отбившихся от общей компании странных людей. Когда мы видели его в последний раз, он натягивал вполне современные ботинки и армейский китель. Он сообщил нам, что его уже тошнит от нашего вида, и пообещал встретиться с нами «по ту сторону», что бы это ни означало. Мы прошли через временной порог и совершили скачок вперед, снова оказавшись в системе подземных тоннелей, которая, однако, сильно отличалась от той, которую мы недавно покинули. Теперь и пути, и шпалы были металлическими, а вместо красноватого зарева от ламп накаливания все вокруг заливало болезненно-зеленоватое свечение флюоресцентных трубок. Чем это объяснялось, я понял, когда мы вышли на платформу: теперь мы были не в девятнадцатом и даже не в двадцатом веке. Толпа укрывающихся от бомбежки беженцев исчезла, и станция была почти пуста. Винтовую лестницу, по которой мы сюда спустились, сменил эскалатор. На экране жидкокристаллического дисплея над платформой мерцала надпись: ПРИБЫТИЕ СЛЕДУЮЩЕГО ПОЕЗДА ЧЕРЕЗ 2 МИНУТЫ. На стене висела афиша с названием фильма, который я видел в начале лета, незадолго до смерти дедушки. 1940 год остался позади. Я снова оказался в настоящем. Некоторые из моих друзей отметили это с удивлением и даже страхом, как будто опасаясь того, что их в считанные минуты настигнет ускоренное старение. Но я подумал, что для большинства из них потрясение от внезапного пленения затмило шок от неожиданного визита в настоящее. Их больше волновала перспектива утратить душу, чем приобрести седые волосы и старческие пятна. В ожидании поезда солдаты согнали нас в центр платформы. Послышался стук твердых подошв по плитам пола. Я рискнул покоситься через плечо и увидел, что к нам идет полицейский. За его спиной с эскалатора сходило еще трое стражей порядка. — Эй! — закричал Енох. — Полиция, на помощь! Солдат ударил его прикладом в живот, и Енох сложился пополам. — Здесь все в порядке? — спросил ближайший к нам полицейский. — Они взяли нас в плен, — заявила Бронвин. — На самом деле это не солдаты, это… Тут она тоже получила удар прикладом в живот, хотя, похоже, ей это не причинило ни боли, ни вреда. Что заставило ее замолчать, так это сам полицейский, который снял зеркальные очки, демонстрируя совершенно белые глаза. Бронвин в ужасе отпрянула. — Небольшой совет, — произнес полицейский. — Помощи вам ожидать неоткуда. Мы повсюду. Смиритесь ради своей же пользы. Станцию начали заполнять нормальные люди. Солдаты окружили нас со всех сторон, тщательно скрывая оружие. К платформе с шипением подполз переполненный людьми поезд. Электрические двери с громким хлопком разъехались в стороны, и толпа вывалилась наружу. Солдаты начали теснить нас в сторону ближайшего вагона. Полицейские вошли в него, чтобы разогнать тех немногих пассажиров, которые в нем оставались. — Найдите себе другой вагон! — рявкнул один из них. — Вон отсюда! Что-то недовольно бормоча себе под нос, пассажиры повиновались. Но позади нас тоже стояли люди, и они намеревались войти в этот же вагон. Некоторым из окружавших нас солдат пришлось отвлечься на них. И тут возникла небольшая толчея — двери пытались закрыться, но полицейские продолжали их удерживать, пока не включилась сирена. Солдаты заспешили и толкнули нас вперед так сильно, что Енох споткнулся и упал. Другие дети начали спотыкаться о него и тоже падать, напоминая рассыпающийся карточный домик. Русский странный, запястья которого были такими тонкими, что он легко сбросил наручники, воспользовался возникшим замешательством и бросился бежать. Прогремел выстрел, затем второй, и складывающийся человек упал, распластавшись на полу. Толпа колыхнулась, и охваченные паникой люди начали с громкими криками разбегаться в разные стороны, спасаясь от выстрелов. То, что секунду назад было небольшой заминкой у дверей вагона, превратилось в полный хаос. Солдаты начали бить нас ногами и заталкивать в вагон. Рядом со мной сопротивлялась Эмма, тем самым вынуждая толкавшего ее солдата подойти ближе. Внезапно ее руки полыхнули огнем, и, потянувшись назад, она схватила солдата за ногу. Тот с громким воплем упал на пол. В его камуфляже чернела дыра в форме человеческой кисти. Тогда солдат, заталкивавший в двери меня,замахнулся прикладом автомата и уже собирался опустить его на шею Эммы, как вдруг инстинкт заставил меня толкнуть его плечом в спину. Он споткнулся. Эмма расплавила свои металлические наручники, и они свалились с ее кистей бесформенным комком раскаленно-алого металла. «Мой» солдат взвыл от боли и, развернувшись, прицелился в меня из пистолета. К счастью, выстрелить он не успел, потому что сзади на него прыгнула Эмма, прижав ладони к его лицу. Ее пальцы были такими горячими, что расплавили его щеки, как масло. Он уронил пистолет и с воплем рухнул на платформу. Все это произошло очень быстро, буквально в считанные секунды. Тут на нас бросились два других солдата. К этому моменту почти все уже были в вагоне. Все, кроме Бронвин и слепых братьев, которых никто не стал заковывать в наручники и которые спокойно стояли рядом, держась за руки. Увидев, что еще секунда, и нас застрелят, Бронвин сделала то, чего никогда не сделала бы при иных обстоятельствах. Она с силой ударила старшего брата по лицу, после чего схватила младшего и дернула к себе, заставив их разомкнуть руки. Едва их связь была разорвана, они издали вопль настолько мощный, что по платформе пронесся вихрь звуковой волны. Это был настоящий ураган энергии звука в ее чистом виде. Нас с Эммой отшвырнуло назад, а стекла в очках солдат разлетелись вдребезги. Вопль затмил все остальные воспринимаемые моими ушами частоты, я слышал только этот неправдоподобно высокий визг: Ииииииииии… Все окна в поезде покрылись трещинами и рассыпались, жидкокристаллические экраны разбились на узкие полоски острого, как ножи, стекла, а трубки освещения взорвались, так что на мгновение мы оказались в полной темноте, после чего истерически замигали красные аварийные фонари. Поток сбил меня с ног, и я упал на спину. Я задыхался, а в ушах стоял оглушительный звон. Что-то тянуло меня назад за воротник, прочь от поезда, а я не сопротивлялся, поскольку никак не мог припомнить, как следует пользоваться руками и ногами. Поверх звона в ушах я слышал отчаянные голоса, которые выкрикивали: — Бегите, скорее бегите!