Пашка тоже взял карабин и ждал распоряжений. — Откуда? — спросил Короткий. — Со стороны дороги, — ткнула пальцем Бабка. — Кто? — Пара руберов и мелочи штук шесть… Сейчас… Она сосредоточилась. — Да. Пара руберов, три топтуна и прыгунов пять голов. — А чего паниковать? — спросил Пашка. — Мы же за стенами. Стены кирпичные. Чего паникуем? — Для рубера такие стены не преграда. Пашка понял, что дело нешуточное. Все напряглись до предела. У Шила желваки ходили ходуном. Бабка поманила Пашку пальцем. — Возьми снайперку Короткого. Если начнётся, то двух, самых здоровых, бей в глаз. Самое верное место. На мелочь крупный калибр не трать, их мы и из калашей положим. Главное — руберов успокоить. Видно было, что Бабка боится. Когда их догнали муры, она была абсолютно спокойной. А тут… Даже побледнела слегка. Короткий протянул Пашке снайперку, а сам вооружился акээмом. Сидели в темноте и тишине минут десять. Наконец Бабка выдохнула: — Уф. Уходят… Уходят в сторону Черновки. Жрать пошли, твари небожии. Ещё немного подождём и тоже будем ужинать. И тут же взвилась: — А, мать твою! Каша! Рванулась на кухню. Оттуда понеслись маты и проклятия. Мужики двинулись за ней. — Ну, что? — Пригорела, — огорченная Бабка выключила газплиту. Шило приподнял крышку, понюхал. — Да чё ты паникуешь? Нормальная каша. — Точно — нормальная? — Да ладно тебе. Накладывай, давай. Пашка предложил: — Давайте наверху у Марии поедим. А то ей скучно будет. Все согласились. Пашка достал из рюкзака свой армейский котелок. Мужики посмотрели на него и тоже полезли в рюкзаки. И только Маше положили кашу на фарфоровую тарелку. Бабка поставила на газ чайник литра на три, и, прихватив кастрюлю с варевом, поднялась следом за мужиками. Машка проснулась и попыталась сесть, но охнула, сморщилась. — Лежи, Машенька, лежи, — захлопотал Павел. Подсунул ей под голову ещё одну подушку, подсел с тарелкой и ложкой на край кровати. Нагрёб каши с краю, чтобы не горячо, ещё и подул и поднёс к Машкиным губам. — Давай, золотце. Она застеснялась. — Может, я сама. — Ты уже попробовала «сама», — укорила Бабка, — ешь, пока есть кому кормить. Мария прожевала. — Ну, как? — поинтересовался Пашка. — Странная каша. Но вкусная. — А! Что я говорила! — хмыкнула Бабка. Кастрюли смели всю. Только на дне, то, что слега пригорело, оставили нетронутым. Пашка принёс свой липтон, сахар и шоколад. Бабка тоже спустилась вниз и вернулась с эмалированной чашкой галет и карамелек. Начали чаёвничать. * * * Ну, что,… — очень серьёзно сказала Бабка, отставляя кружку, — надо крестить. Чего ещё тянуть. Мужики согласно закивали. Посмотрев на настороженный лица новичков, Бабка добавила: — Это не больно… Почти. Шило хохотнул. — Начну с тебя, — Бабка ткнула в Марию, — потому, что с тобой всё просто. Вообще–то, женщины в Улье сами выбирают себе имена. Но если бы вы, ребята, знали, сколько у нас тут «Принцесс», «Рапунцелей» и «Диан»! А всё потому, что пустили это дело на самотёк. Мужики криво посмеивались. — Но, тут у нас — закавыка. Тебя нашла я… — Да нет же. Мы ведь сами нашлись. Правда, Паша? — возразила Мария. — Не прерывай обряд, — погрозил пальцем Шило. — Так вот, — торжественно и почти нараспев продолжила Бабка, — тебя нашла я. А я, тоже женщина. Поэтому имею кое–какие права. И посему, нарекаю тебя Мария позывным — «Беда». И перекрестила Машку. Потом трижды перекрестилась сама. На окно. Мужики следом осенились. Павел подумал–подумал, и тоже сотворил крестное знамение. Маша сидела удивлённая и даже слегка обиженная. — Но почему?!… — Внимание. Объясняю — почему именно «Беда». За три часа пребывания в этом мире тебя укусил заражённый… Раз, — загнула она палец, — Тебе прострелили ногу — два. И тебя чуть не убил дрон — три. Но!… Бабка выдержала многозначительную паузу. — Если ты проявишь себя крутой девахой, значит твоё имя будут воспринимать как «Бедовая.» Если не будешь давать никому спуску, значит будут говорить, что связываться с тобой — беду наживать. Ну а если так и будешь дырки в пузе считать, да рыдать, то и останешься просто Бедой. Поняла?… И снова затянула нараспев: — С сегодняшнего дня забудь, что ты была когда–то Марией. Никому не говори своего прежнего имени. Ты — «Беда». И никак иначе. Все те, кто знает её прошлое имя, забудьте его навсегда. И уже не тожественно, а буднично и деловито добавила.