Сознание медленно и нехотя возвратилось. Он застонал и со второй попытки открыл глаза. Над ним стояла Бабка со знакомой флягой. — Пей. Паша покорно сделал глоток. Уже привычно скривился. И уронил голову на подушку. Вдруг он вспомнил всё. Попытался вскочить, но руки подломились, и он чуть не грохнулся на пол. — Лежать! — скомандовала Бабка, прижав его к постели. — Как Маша?! Как она?! — Как–как. Нормально она. Не суетись. — Где она? — Наверху. Спит наверно. После живца стало намного легче. Через пару минут он, хоть с трудом, но сел. Потряс головой. — Что со мной? — Да ты, вроде как, копыта попытался отбросить. Но, неудачно. — Где Маша? — Да я же говорю, — наверху в спальне. Павел огляделся. Он лежал на кожаном диване в большой гостиной. Слегка ныло отбитое снайперкой плечо. За окнами вечерело. — Мы где? — На «Богатой даче». Название ничего не говорило. Он поискал глазами, где это «наверху» и обнаружил лестницу на второй этаж. Осторожно встал и, стараясь не потерять равновесие, пошел туда. Поднявшись на пять–шесть ступеней он понял, что таки переоценил свои силы и стал заваливаться, цепляясь за перила. Перед глазами закачалось и поплыло. Его подхватили. С одной стороны Бабка, с другой Шило. И потянули наверх, понимая, что пока тот не увидит Марию — не успокоится. В спальне, на белых простынях, укрытая одеялом в белоснежном пододеяльнике, лежала Маша. Рядом с кроватью стоял журнальный столик, на нём пара стопок книг. На этом постаменте покоилась Машина рука. Увидев Пашку, Мария брызнула слезами. — Дядя Паша… Шило огорчённо шлёпнул себя по ляжкам. — Ну, что ты будешь делать! А? Ну, вот — что говори ей, что не говори. Тебе же объяснили — никаких «дядь»! А ты снова–здорово! Бабка подтащила к Машкиной кровати кресло. — Садись. Лекарь–самоубийца. Павел тяжело плюхнулся на дерматин. — Маш. Ты как себя чувствуешь. — Дя,… — она испуганно посмотрела на Шило, — Паша, я‑то нормально. А вы… Ты сам, как? — Да вроде, тоже ничего. — Тётя Ба… Шило кашлянул: — Хм, хм. — Бабка сказала, что ты мне свою жизнь отдал. Пашка удивлённо посмотрел на Бабку. Она пожала плечами. — Ну, если так и есть. Ты поосторожней давай со своим даром. Учись дозировать. — У меня дар врача? — спросил Дугин. И Бабка, и Шило усмехнулись. — У тебя дар знахаря, горе луковое. Шило горько вздохнул. — Эх. Я так надеялся, что он к нам в команду… — А вы что — знахарей не принимаете? Бабка тоже вдохнула. — Да ты и сам не останешься. Знахари живут хорошо. Они сидят в защищённых городах. Им платят за лечение. Власти их не трогают. Благодать. Маша посмотрела на Пашку жалостливо. — Дя… То есть, Паша. Вы… Ты же меня не бросишь? У меня тут никого, кроме тебя. — Мария, вот чего ты несёшь?! — оскорбился Павел, — У меня ведь тоже никого. Да и вообще! Я что — тварь какая?! — Ладно, свидание окончено, — скомандовала Бабка. — Ты — спи дальше. А ты — вниз и тоже ложись, отдыхай. Маша спросила: — А поесть можно? — Сейчас. Кашу доварю — все поедим. Потерпи немного. Пошли Паша, ещё глотнёшь живца. После второго глотка Пашка совсем взбодрился и, полежав минутку, побрёл на кухню, где кашеварила Бабка. На газовой плите стояла и булькала здоровенная кастрюля, литров на семь. Пашка заглянул. — Каша с молоком? — Ага. С сухим. — А это что? Мясо, что ли? — Тушёнка! Белорусская! Высший сорт! — похвасталась та. — Гречневая каша с молоком и с тушёнкой? Бабка, тебя кто учил готовить? — Слушай ты, ревизор полудохлый, — оскорбилась Бабка, — ты ещё не пробовал, а уже критикуешь! Следующий раз я тебя заставлю готовить! — Ухожу, ухожу, ухожу. Он пошел в гостиную, где у окна сидели мужики и уже играли в нарды. Улёгся на диван. И только расслабился, как влетела Бабка. — Тревога, мужики. Лампу погасите. Мужики отработанно, в секунды залезли в броню, одели каски, кинулись к оружию, потом Шило задул лампу. Зашипел: — Бабка, ты опять голышом воевать собралась?! — От руберов броник не спасёт… Зато подвижность.