— Что? — выдохнули одновременно мужики. — Вроде рубер. А может и элитник. Здоровый. — Может мимо пройдёт? — понадеялся Шило. — Нет, мальчики, он сюда прёт, тварь безмозглая. С кухонными ароматами мы явно переборщили. — Сколько их? — снова уточнил Шило. — Один, как ни странно… Прихрамывает. Беда, быстро в спальню. И сиди там тихо. Поняла? Броню одевать не стали. Короткий и Шило присели с оружием у приоткрытых окон гостиной. Скорый с АСВК собрался подняться на второй этаж к коридорному окну. Вниз по лестнице скатилась Машка–Беда. Глаза выпучены. Рот открыт. Дышит напугано–тяжело. — Там… Там крокодил… На ножках… Здоровенный. — Я тебе сказала — наверх! — рявкнула Бабка. Беда тут же исчезла в спальне. Павел поднялся на второй этаж, осторожно выглянул из окна. Метрах в двухстах, по полю не спеша приближался монстр. Чудовище. Голова примерно на уровне второго этажа. Вытянутая морда и правда походила на крокодилью, но было в ней что–то человеческое. Глаза, посаженые близко, смотрели вперёд из углублений костяного шлема, придавая этой харе осмысленное выражение. Между глаз чернело носовое отверстие, как на человеческом черепе. А челюсти, безобразно вытянутые вперёд, были усеяны не вмещающимися в пасть, акульими зубами. Гипертрофировано мускулистое тело, укрывалось за броневыми пластинами. Правда — неплотно прилегающими. Правая лапа заканчивалась чем–то вроде клешни с заострёнными концами, явно колюще–режущими. Левая, оснащённая мощными когтями, свисала ниже колен, иногда касаясь травы. Монстр шел на задних лапах, похожих на обмускуленые куриные, припадая на одну. На ней, сзади, чуть ниже колена, был выдран большой кусок мяса. — Господи! Это кто же на «такое» отважился напасть? Что, бывают твари, ещё страшнее этой? — подумал Скорый. Чуть оттянул затвор и убедился что патрон в казённике. — Ну, в глаз, так в глаз, — пробормотал он. Открыл оконную створку. Плотно прижал приклад к плечу. Поймал в перекрестие черную точку внутри глазницы. Выдохнул: — Поехали. И нажал на спуск. Гулко ахнуло. Загуляло эхо. Зверюга резко остановилась, дёрнув головой назад. Опустилась не четвереньки, постояла так, покачиваясь, и шумно рухнула набок. — Всё, что ли? — спросил удивлённо Пашка сам себя. И, со стволом на плече, спустился вниз. Бабка, бледная как полотно, сказала. — Так. Сидим, ждём. Сопровождения у него нет. Но даже тяжело раненный, он опасен. Павел подошел к приоткрытому окну, забрал у Короткого АКМ, перещёлкнул на одиночные, приложился и всадил пулю во второй глаз страшилища. Тот даже не дёрнулся. — Остыл, — торжественно объявил Скорый. Все долго молчали. Павел ждал какой–то команды, но, так и не дождавшись, спросил: — А их едят? Бабка сорвалась, и метнулась в туалет. Шило возмутился: — Скорый! Ты, бля, находишься в приличном, мать твою, обществе! Мы тут все — культурные, сука, люди! Это ладно, что ты Новик… Но больше такой хреновины никогда, нигде не спрашивай! Никогда! И нигде! Скорый удивился: — А что такого–то. Крокодилов, и тех едят. Со второго этажа спустилась Беда. — Ну, что? Всё? — Да, золотце, всё, — успокоил Пашка. Шило возмущенно открывал и закрывал рот. Слов не находил. Короткий уточнил: — Ты понимаешь, что это, — он ткнул за окно, — бывший человек? До Скорого дошло. — Да… Ну, ладно… Извините… Из сортира вернулась зеленоватая Бабка. Тут Беда посетовала: — Завтракать остывшим придётся. Все оценили двусмысленность этой реплики. Особенно Бабка. Она снова умчалась в клозет. Беда испуганно посмотрела вслед. — Я что–то не то сказала? — Да нет. Всё нормально, — лицемерно успокоили её. — Ну, так пошли, поедим. Пока не совсем остыло. И они, вдвоём со Скорым, пошли завтракать. Пашка не чувствовал каких–то неудобств от того, что чуть не съел бывшего человека. Охота, она и есть охота. А что трофей — несъедобен… Ну, так чего огорчаться? Сели за стол, ждали остальных. — Ну, чего они?! — обиделась Беда. Встала, чтобы подогнать опаздывающих. — Не надо, Машенька. Давай без них начинать. У них там дела. Кушай. И они заметали картошку с колбасой. Вот аппетит тут у всех был отменный. Ели все за троих. Куда только всё уходило — непонятно. Подтянулись оставшиеся. Бабка покашляла, положила локти на стол. Тяжко вздохнула. — Я думала, что только сама умею пошло шутить. — Да ладно вам, ребята. Ну что вы. Я же не знал. Ну, прости Бабка. Ты же сама понимаешь, что я не со зла. Прости. — Да ладно, — вздохнула та. — Жрать–то всё равно хочется. Живот подвело. И застучала ложкой. Ела и говорила. — Ты ведь в одну секунду для меня героем стал… С одного выстрела упокоить элиту, и немаленькую, это знаешь ли… А потом такое брякнул, что весь героизм сразу… Мда… — Да зачем мне этот героизм? Местечко тут у вас… то есть, у нас, страшненькое. Тут главное — выжить. А без героизма, это легче удаётся. Короткий покивал. — Это точно. Закончили завтрак и бабка приказала: