Из карабина он ещё ни разу не стрелял. Сайга-МК. Новенький совсем. Эту штуку он долго, вдумчиво, со вкусом выбирал. Калибр «семь шестьдесят две на тридцать девять». Втихаря прикупил с рук три боевых магазина на тридцать патронов, хоть и не положено. Иногда, когда оставался дома один, он доставал эту машинку смерти и, положив её на журнальный столик, стоял и любовался. Ладно, хватит сантиментов. Выгреб патроны для «нарезного». Двадцать упаковок по двадцать штук и начал набивать магазины. Тот, что на десять патронов, тоже набил. Всё засунул в карманы тарзанки. Оставшиеся пятнадцать пачек нарезных, и те двенашки, что не влезли в патронташ, засунул в боковой карман рюкзака. Чехлы для оружия тоже засунул в рюкзак ближе к спине. Собирался, как на войну, блин. В коридоре достал свои рыбинки. Зимние, нубуковые. Потом секундочку подумал, и добавил осенние омонки. Снял со стены аптечку. Отнёс в спальню. Из бельевого отдела выгреб все свои плавки и носки, трико и футболки. Сложил по отдельности в мусорные пакеты. Забросил на дно рюкзака. Засунул туда же осенние ботинки. Поприкидывал, места еще много. Засунул спальный мешок и плащ–палатку. Флягу открыл, нюхнул. Нет, не прокисла. А что водке сделается? Пошел на кухню, достал из холодильника еще пару бутылок столичной и заполнил двухлитровую флягу до отказа, под горлышко. Выгреб всё, что можно есть сразу. Колбасу, сыр, несколько варёных яиц, копчёную грудинку и ещё кое–что по мелочи. Пару бутылок минералки. Четыре плитки шоколада. Килограмма три конфет. Всё попёр и уложил в рюкзак. Вернулся на кухню, огляделся — что ещё забыл. Поприкидывал — забрал сухой компот, изюм и коробку чая «Липтон» в пакетиках. Круп набралось килограмма четыре. Из аптечки, которая на кухне, выгреб все бинты. Потом вспомнил! У него же спирт в полторашках. Залез в кладовку взял пару штук. Всё запихал в рюкзак. Приподнял — килограммов тридцать. Но — терпимо. Не пешком ведь пойдет. Ну, а если и пешком придётся, то не страшно. На охоту примерно такой же таскал, даже потяжелее. Постоял в задумчивости. Заглянул в ванную, забрал не распакованное мыло, зубную щётку и пасту. Вроде всё. Так — сваливать, сваливать, сваливать. Он натянул утеплённую камуфляжку, а летнюю загрузил в распухший рюкзак. Обулся, встал, потопал — нормально. Напялил разгрузку, застегнул карманы с магазинами, перекинул через голову бандольеру. Попрыгал — болтается, стервоза. Протянул снизу язык ремня через петлю разгрузки, ещё попрыгал — сойдёт. Попробовал напялить полушубок, естественно — ничего не вышло. Да, ладно! Свернул плотно, засунул в рюкзак. Не пешком. Залез в лямки рюкзака, выпрямился, пошевелился — сносно. Совсем уж собрался уходить, как вспомнил. Вернулся к сейфу, взял с верхней полки охотничий нож Кайман и бинокль. Прикинул по весу и по месту в рюкзаке и забрал из кладовки походный примус Шмель и четырёхлитровую канистрочку с бензином. Специальную, высоко герметичную «Экстрим». Четыре тысячи за такую фигню отдал. Заново переупаковал рюкзак. Напялил вязаную шапку. Ну, вот, теперь всё. Он вышел из дома, открыл замок гаража и свалил рюкзак на заднее сиденье своей Хонды. В проёме дверки кто–то загородил свет. Паша вздрогнул, обернулся и вскинул помпу. У двери топтался один из Серёгиных друзей, здоровенный мужик. Вся рожа и футболка спереди были залиты кровью. Серёгиной кровью. Умертвие никак не могло переступить высокий, почти до колена, порог. Оно обиженно сопело и булькало, пробовало задрать ногу, но каждый раз получалось недостаточно, Пашка прицелил в голову и нажал на спусковой крючок. Лупануло по ушам в закрытом помещении, будь здоров. Но и алкаш исчез из проёма, как ветром, бля, сдуло. Пашка осторожно выглянул из двери. Зомби лежал на спине, на заснеженной клумбе, романтично раскинув руки и совершенно буднично разбросав мозги. Дугин, зло матерясь, захлопнул гараж, и с ружьём наперевес, хрупая тающим снегом, вернулся к дому. Пирующих зомбаков прибавилось. Уже штук двенадцать склонились над трупом. Поглядывая в их сторону, Пашка запер двери дома на внутренний и на навесной замок. Обошёл вокруг и закрыл все ставни. Потом уже изнутри гаража открыл ворота, завел свой внедорожник и выехал на свет божий. Только тут до него дошло — светло! Солнце! Глянул на наручные часы — семь часов, двенадцать минут. Ещё должно быть сумеречно. Зима! Не поверил, глянул на часы на автомобильной панели. Твою мать… Семь–двенадцать. Зачем–то постучал по таймеру ногтем. — Мать твою… Как же так? Из–за забора завизжала женщина. Закричала: — Боря, не надо! Боря! Это же я, Боря! Остановись! — Таак. Задача… Спасать, не спасать? Секундочку посомневавшись, Дугин вышел из машины и полез на забор с соседским участком. Соседи, Кармановы, были интеллигентными людьми. Педагоги и он, и она. Старшая их дочка, Мария, закончила институт и работала где–то в администрации Отрадного. А младший Борис ещё учился в каком–то «высшем». В ограде соседей разворачивалась картина маслом. Абсолютно голый брат, зажав расхристанную сестрицу в угол забора, урча, выламывал ей руки, жадно облизываясь синим языком. Паша спрыгнул в заснеженный огород. — Эй, Боря! Машку есть нельзя! Боря, придерживая сестру, оценивающе посмотрел на Дугина. — Она рыжая. Ты отравишься, — попробовал пошутить Дугин. В надежде, что человек ещё не окончательно потерял разум. Наверное, Пашка показался зомбаку крупнее и мясистей. Братец бросил гастрономически домогаться до Машки и, слегка пригнувшись, быстро пошел на Дугина. Не доходя метров пять, он прыгнул. Буквально взвился в воздух в ошеломляющем прыжке. Пашка отступил на шаг в сторону. Ремингтон грохнул, и нижняя челюсть у мертвеца превратилась в крошево. Тот рухнул и покатился по снегу. Но резво вскочил на ноги и, вытянув окровавленные лапы, пошел на стрелка. Ружьё грохнуло ещё раз и всё закончилось. Павел подошёл к соседке. Спросил: — Ты как? — Он маму и папу убил… — завыла Маша. — Мария, ты жить хочешь? Ты слышишь меня? Ты хочешь жить? Она мелко покивала подвывая. — Тогда быстро! Быстро в дом! Рюкзак есть? Мария видно плохо соображала. Её колотило. Видимо, и от страха, и от холода. — Машка, — рявкнул он, — быстро приходи в себя! Мне тебя, что — ударить? — Ннннет. Ннне надо. — Тогда делай то, что я сказал. Слушаешь? Пошли в дом. — Дддда. По дороге он объяснял: — Это вирусная атака. Черновка погибла. Отрадный тоже. Все умерли. Поняла? Та мелко покивала.