Мария отреагировала: — А я виновата, что ли, что попала в этот дурдом. Мне страшно одной спать. Мне всё время кажется, что дверь откроется, налетят зомби и станут меня жрать. — Да шучу я, шучу. Всем тут страшно. Мне иногда бывает очень страшно… Что, и мне к нему на кровать завалиться? Пашка воспринял это как–то всерьёз. — Можно матрацы на пол постелить и всем вместе ночевать. Ванесса тоже проснулась и решила пошутить: — Меня возьмёте? Все женщины похихикали. Что с них взять — бабы. Через минуту молчания, Бабка спросила: — Слышь, Витольдовна, а как ты там… у внешников–то, в начальниках оказалась. Ванесса помолчала, потом скупо ответила: — А ты как думаешь? — Ну, то, что ты хирург, это понятно. Там не так уж много специалистов. А как ты согласилась? Это же… Это — гадко. Это же — предательство. Мазур помолчала, помолчала, потом выдала: — Хорошо. Я объясню… Вот скажи мне, Мила, почему… Почему, когда меня забрали, никто ничего не предпринял? Никто не попытался меня отбить. Спасти. Почему? — А что мы могли сделать с автоматами против брони? — Но ведь бросать товарища в беде, это же — гадко. — А ты, что — хотела, чтобы мы все за тебя погибли? — То есть — вы хотели жить?… Не хотели умирать?… Так и я тоже, Милка, хотела жить. Вы–то ушли, живы–здоровы, а со мной знаешь, что делали? Рассказать? Рассказать?!… Я просто хотела жить. И я объяснила этим уродам — с кем они имеют дело. И я поднялась до начальника секции. — Капо? — подковырнула Бабка. — Не ёрничай, подруга. Ты же что–то не кинулась освобождать меня из плена. Ты меня банально предала. Бросила на произвол судьбы. Понятно? — Ванка, у меня же ребёнок. Случись со мной что, Анечка бы погибла. — Знаешь что… Если бы не я, она бы точно погибла. Когда ты с ребёнком попёрлась в караван, ты о чём думала? Бабка судорожно вздохнула. — Когда я оказалась в Полисе, и мне рассказали — что Анюту ждёт… Я решила заработать на «белую» любыми способами… Нет, на панель я не пошла. Заработки там мизерные. Но если бы там платили много, то я бы и в бордель устроилась. Я когда узнала, что сенсы в цене, я сразу начала с караванами ходить. Зарабатывала хорошо… Ну, неплохо… По сравнению с рейдерством и трейсерством конечно — мизер. Но я и этому была рада. Экономила на всём… Потому и попали. Но я всё сделала, чтобы вырваться с фермы… И вырвалась! А ты на них работала. Ты людей резала. — Милка, прости, но ты дура. — Это почему? Что, я, по–твоему, должна была ребёнка бросить? Или что ты имеешь в виду? — Пошевели мозгами. Подумай. — Нет уж, ты скажи. Бабка села на кровати. — Объясни мне, дуре, — в чём это я ошибаюсь? Ванесса, после долгого молчания, заговорила: — Как ты думаешь, то, что вас с Анечкой поместили в один бокс, это случайность? А то, что к вам никого не подселяли, это тоже случай? И то, что до тебя всё никак очередь не доходила на изъятие органов, это думаешь — в порядке вещей? Или вас, совершенно случайно, решили перевести на восточную ферму? А бойцы Полиса, думаешь, совершенно случайно напали именно на этот караван? А то, что в моей секции людей кормили нормальной едой, это случайность? А то, что в других местах доноров резали без наркоза, и только в моей секции была закись азота и анестезиологи, это как? Чья это заслуга? А то, что только в моей секции охрана не издевалась над донорами–женщинами? А то, что в моей секции доноров не привлекали к хозработам? Как, по–твоему, — это всё случайность? Подумай… Что бы было с вами, если бы не я? Бабка отреагировала. — Но всё равно, Ванеска, вырезать у людей органы, это гадко. — Ты думаешь, если бы я отказалась сотрудничать и отдала себя на растерзание, они бы не нашли другого хирурга? Какого–нибудь коновала? — Васка, ты не прикидывайся героем. Ты вовсе не герой. — Естественно я не герой, — спокойно согласилась Ванесса. — Я просто, в меру своих сил, облегчала участь заключённых. Я просто спасла от смерти дорогих мне людей. Особенно Анечку. — Знаешь, Ванесса, не надо! Я вспоминаю, как ты первый раз нас увидела. Никаких эмоций. Ты просто как робот распорядилась кого куда, и всё! — Ты полагаешь, мне следовало забиться в истерике? Или кувыркаться от радости? Я не способна на дешёвые эмоции. Я делаю то, что считаю нужным, и то, что мне по силам. Вот так, голубушка. А ты, уж прости за укор, не сделала для меня ничего… Подруга… Долго молчали. Бабка спросила: — Так выходит это ты всё организовала? Мазур хмыкнула: — Я много чего организовала. — А вот этот бой? Почему нас обстреляли? Ты же прекрасно знала, что это моя машина. Тем более — били из танка. — И что? В вас попали? — То, что не попали, это чистая случайность! — Да что ты говоришь!… Скажу честно — у нас вся группа состояла из дилетантов. Из необстрелянных новобранцев. Но танкисты! Танкисты были профессионалами. Павел Дмитриевич, подтвердите… — Да, — подтвердил Пашка, — с поворота, за доли секунды лупануть точно в стрелка, это не случайность. Возможно, что раньше мазали специально. Панику нагнать. — Ну, хорошо. Ты бы взяла меня в плен. Дальше что? — Дальше, карта была бы у меня. У тебя бы, так и так, осталась копия. — Какая копия, — удивилась Бабка. — Ой, подруга! Не говори мне, что ты не сделала себе копию. Бабка помолчала, посопела, ничего не сказала. Значит — копия есть. А Ванесса продолжала: — Потом ты, этим же вечером, сбежала бы на своей колымаге. Но без карты. Я бы выполнила своё задание. Тебя преследовать было бы уже незачем. Все довольны… Но ты же дальше своего носа ничего не видишь. Мария влезла в разговор: — Неправда. Бабка у нас очень умная. — Умная, — согласилась Ванесса, — но дура. Бабка вставила: — Если всё, что ты говоришь — правда. То я действительно… Но не верится. — А зачем мне врать? И об этом тоже маленько подумай… Я жалею только об одном, о том, что там… На ферме, мои товарищи остались без меня. Я там… Я… Я же переворот готовила. Массовый побег. Теперь всё свалится на моих соратников и заместителей. Дай Бог, чтобы они справились. Там совсем немного осталось, только дождаться момента… Мне возвращаться нельзя. Мне вообще нельзя оставаться в живых. Так что я лежу и решаю вопрос о самоустранении. А ты меня сбиваешь с толку. Если выяснится, что я жива, там, на ферме, пострадают многие порядочные и мужественные люди… — Господи, — прошептала Беда, — как они тут живут! Как страшно они тут живут! Бабка удивилась. — А почему тебе обязательно умирать? — Потому, что у нас… то есть, у внешников, везде есть свои осведомители. Как только узнают, что я жива и нахожусь в Полисе на свободе, то под подозрение попадут все, кто со мной контактировал. Выплывут кое–какие факты. И вся система, которую я строила семьсот дней… Два года!! — Рухнет. Подозреваемых попросту уничтожат. — Но, подожди… Если тебя перекрасить в блондинку, сменить причёску, подкормить, чтобы ты поправилась. Да, в конце–концов пластическую операцию сделать…