Первый опять подал голос: — Ты смотри какая. Рыженькая… Твоя тёлка? Пашка посмотрел на него так, будто тот пукнул, и ничего не сказал. Хлопнула калитка. Затопали шаги по крыльцу. В гостиную вошла Бабка. Посмотрела удивлённо на гостей, спросила у Павла: — А это кто? — Это к тебе. Пашка слегка напрягся. Понимал — сейчас начнётся враньё. — Привет, Бабка. — Ну, привет, внучок. — С тобой Гвоздь хочет поговорить. — Хорошо, пусть говорит. А вы тут причём? — Он приказал тебя проводить к нему. Всё стало ясно. И Пашка спросил у Бабки. — Шеф, они тебе не нужны? — А на кой они мне? Если Гвоздю надо он сам бы пришёл. Дорогу знает. — Так я, что? Я могу с ними поработать? — Да ради Бога. Работай на здоровье. А я пойду, помоюсь. У нас с тобой ещё дела в городе. И Пашка шарахнул засранцам по мозгам. Пока женщины полоскались в душевой, Скорый обработал одного мужика, того, который понаглее, добавил ему состояния покорности, и начал задавать вопросы. Выяснилось, что никакого отношения к Гвоздю ребята не имеют. План был так же прост, как и дебилен — заманить бабку в пригород, взять в заложники, и отжать за неё у бригады тысячу, а может и две, «черных». Действовала эта сладкая парочка не одна. Три их подельника сидели в квартале от дома Фукса, в какой–то забегаловке. Получив подробное описание, Пашка отправился пригласить в гости остальных. Действительно, в небольшой столовке, в конце улицы сидела троица друзей, рожи которых соответствовали словесным портретам — два чернявеньких и один толстогубый губошлёп. Даже странно, что такие губы и не у негра. Пашка подошел к столику, треснул всем по мозгам и приказал идти за ним. Те покорно поднялись и гуськом пошли за Скорым, как привязанные. Собрав всю команду, Пашка начал допрашивать губошлёпа, потому, что все указывали на него как на инициатора акции. Из дальней комнаты вышла уже одетая Бабка. — А это ещё кто? — А это вся команда рэкетиров в сборе. Хотели тебя похитить и потом потребовать выкуп. Киднеппинг, во всей красе. Бабка подошла к зеркалу на стене, поправила ремень, пошевелила на бедре кобуру, спросила. — Ну, как я? — Вполне, аппетитно. — Я серьёзно… — Я серьёзно шеф. Очень впечатляюще выглядишь. Я продолжу? — Валяй. Я послушаю. И Павел начал выяснять, не стоят ли за этой группой ещё какие–нибудь силы. Знаете, оказалось — нет. Чистая районная самодеятельность. — Ну. И куда ты их, теперь? — У нас тут есть какая–то кладовка, сарайчик, погребок? Ну, что–то в этом роде. Их надо куда–то складировать. Мы ведь сейчас уйдём? — Да, Скорый, нам надо идти. Сложи их пока в моей комнате. Из второй комнаты вышла Мария. В чистенькой формочке, в бейсболке защитного цвета в которую Беда попыталась спрятать свою шевелюру. Ничего конечно не вышло и пряди рыжины торчали со всех сторон. Бабка подошла к девушке, просунула её волосы в прореху на затылке, и получился огненный хвост. Пашка попросил: — Девчонки, помогите стаскать этот хлам в комнату. И они втроём, за руки, за ноги, чтобы не собирать дорожки, стаскали пятёрых неудачников в Бабкино купе. Свалили их прямо на пол, как попало. Раскладывать было некогда. И отправились в мэрию, закрыв и комнату, и домик на замки. Уже в воротах Бабка спросила: — А они там мне на пол не насерут, случаем? — Не должны. Я четырёх внешников в автобусе так же вёз. Ничего… Не обделались. А кстати, где это у нас Ванесса? Она не сбежит, случайно? Бабка отмахнулась. — Некуда ей бежать. Да и куда она побежит от Анечки? — А… Анечка тут причём? — Она Анькина крёстная мать. Любит её, как родную. И Анька, как ни странно, её вспомнила. Мы же сначала все думали, что Ванка погибла. Потом только узнали… В Улье к жизни и смерти люди относятся проще, чем на земле. Если «плохие» начинали прессинговать «хороших», то «хорошие» убивали «плохих». Всё по–простому, без всяких лишних душевных терзаний. Вторую щеку тут никто никому подставлять не собирался. Тот, кто поступал иначе — умирал. Иногда, умирал в муках. В результате таких противостояний, погибали и те, и те, и иногда было трудно отличить добро от зла. Казалось бы — консолидируйся народ, приди к пониманию, что сотрудничество всегда продуктивней, чем конфронтация, и жизнь стала бы легче и безопасней. Но — нет! Всегда найдётся урод, который захочет получить больше чем отдать. И который захочет не заработать свои плюшки, а отобрать их у менее сильных. Именно так строится общество, правительство, власть и государство. Так было всегда и везде. Так было на земле. Такой порядок и здесь. Просто на этой, Богом забытой территории, в силу бесконечно экстремальных условий, основные правила построения человеческого общества стали жёстче. По необходимости. Тут не то, чтобы все были против всех. Кое–какие законы соблюдались. Но Божия заповедь — «не убий», в Улье как–то… Не котировалась. Лозунг — «Не умри», был всем больше по душе. А отсюда вытекали основные принципы жизни. Не верь. Будь осторожен. Не суй нос куда попало. Не рискуй. Не жалей. Обзаводись друзьями, которые прикроют спину. Учись метко стрелять и быстро бегать… Ну, и так далее. «Дикий запад», короче. Пока Пашка так рассуждал, они дошли до двухэтажного кирпичного строения, видимо бывшей совхозной конторы, окружённой высоким кирпичным же забором. У ворот стояла охрана из четырёх бойцов, вооружённых АК‑74. Парнишка–часовой нажал кнопочку и через десяток секунд из калитки выскочил ещё один армеец. Бабку здесь знали и даже уважали. Потому, что старший заулыбался. — О! Привет, старая! Как жизнь? — Спасибо — хреново. А у тебя, Стриж? — А что мне сделается? Скрипим помаленьку. Ты к начальству? — Ага, к нему… На месте? — Приказ дал. Сразу тебя вести к нему.